Аргонавты андрей белый. Андрей белый. Рыдай, буревая стихия

Павел Александрович Радимов (1887-1967). Отец - сельский священник в Рязанской губернии. Окончил духовную семинарию и историко-филологический факультет Казанского университета, одновременно брал уроки рисования. В 1912 участвовал в выставке художников передвижников с жанровыми картинами на тему крестьянской жизни; в 1914 по рекомендации Поленова и Репина вступил в Товарищество художников-передвижников.

Преподавал историю искусства в Казанской художественной школе. Тогда же дебютировал как поэт: в 1912 издал первый поэтический сборник «Полевые псалмы», который и Н. Гумилев, и В. Брюсов отметили как многообещающий. Вышедшая через два года в Казани вторая книжка П. Радимова - «Земная риза» в целом разочаровала критиков. «Мы можем заключить, что имеем дело с поэтом, пожелавшим отмежевать себе небольшую область и дальше ее не высовывать носа», - писал Н. Гумилев, особо отметивший длинную поэму в гекзаметрах «Попиада» (историю семинариста, едущего вместе с отцом по приходам выбирать себе невесту).

В дальнейшем П. Радимов часто эксплуатировал найденный им прием: бытовые картинки русского села, описанные торжественным «античным» размером, давали эффект неожиданной современной стилизации «Трудов и дней» Гесиода. Позже стихи были собраны им в единую книгу, в разном объеме выходившую несколькими изданиями (Казань, 1922; Ревель, 1923; Берлин, 1923; Москва, 1924 и 1926).

После революции на стороне победившей власти включился в культурно-агитационную работу сначала в Казани (возглавлял отдел искусств Наркомпроса Татарии), потом в Москве. Как художник присутствовал на партийных съездах, делая наброски к портретам вождей, создал картины «Заседание в Кремле», «Выступление Троцкого на II конгрессе Коминтерна».

Дружил с Луначарским, Ворошиловым и Буденным. Избирался председателем Всероссийского Союза поэтов. В стихах остался верен себе, рассказывая в гекзаметрах, сонетах и октавах о том, как баба парится в бане и как нужно правильно печь блины.

П. Коган в 1926 писал: «Поэзия Радимова нужная, может быть, самая нужная поэзия в наше время... Революция уперлась в проблему крестьянина». Вскоре «проблема крестьянина» была решена на государственном уровне, и П. Радимов попал под кампанию «раскулачивания кулацких поэтов», после чего переключился на пейзажно-описательную лирику с элементами социалистической бутафории (красный флаг на дугах телеги и проч.).

Издал еще с десяток книг; итоговый сборник «Столбовая дорога» вышел в 1959.

Самой запоминающейся чертой поэтического творчества писателя стали стихи на крестьянскую тему, написанные гекзаметром; в живописи предпочитал пейзажную тему.

Биография

Родился в деревне в Рязанской губернии, в семье сельского священника, в избе 90-летнего деда отца Никанора. И прадеды, и отец и дед художника были попами или сельскими дьячками. Вместе с двумя своими братьями получил духовное образование - с 9-ти лет в Зарайском духовном училище и Рязанской семинарии.

О годах ученичества, проведенных в этом заведении, он вспоминал: «Зарайск! Туда возил меня зимней дорогой, за двадцать пять верст, серый мерин… Летом на широкой телеге, на жесткой дерюге, накрывавшей мешки ржи, приезжал я на постоялый двор… где пил чай с изюменным ситным. Потом с мешком и сундуком, где лежало белье, шерстяные чулки и материны пышки, отец провожал меня в кремль, в каменное двухэтажное здание училища. Там я должен был жить восемь месяцев в году и получать знания» .

Отказавшись принять сан, в революционный 1905 год он без паспорта отправляется в Москву, где решает поступить в Московское училище Ваяния и Зодчества. Берет уроки в студии Большакова. Но в итоге в 1906 году поступает на филологический факультет Казанского университета (в столичные университеты семинаристов не принимали), который заканчивает в 1911 году с дипломной работой о Гомере («Гомер в произведениях греческих художников»). Одновременно учился живописи, брал уроки у Н. И. Фешина. С 1908 года выступает как художник.

В 1912 году вышла первая книга стихов «Полевые псалмы» , отмеченная как многообещающая; вторая книжка Радимова - «Земная риза» в целом разочаровала критиков. Он встал в число крестьянских поэтов, его стихи читают вместе с Есениным и Клюевым. В 1914 году вышел сборник гекзаметров «Попиада» . В 1914-1916 гг. - сотрудник газеты «Сибирская жизнь» и журнала «Сибирский студент» .

С 1911 года принят экспонентом в Товарищество передвижников (дебютируя на 39-й выставке), а в 1914 году становится его членом по рекомендации Поленова и Репина за картину «Старый мезонин» . Преподавал историю искусства в Казанской художественной школе.

В 1917 году в Казани заведывал отделом искусств Наркомпроса Татарии. Активно включился в культурно-агитационную работу, продолжая параллельно заниматься поэзией и живописью. В 1918 году избран главой товарищества передвижников.

В 1921 году П.Радимов приезжает с выставкой своих работ в Москву, а в 1922 году совместно с художниками Григорьевым и Наумовым принимает участие в организации АХРРа. После революции выпускает сборник стихов «Деревня» (1922). Избирался председателем Всероссийского Союза поэтов, работал в Кремле, дружил с Луначарским, Ворошиловым и Буденным, а также с Есениным, своим земляком. В 1926 году с делегацией художников он едет в Финляндию к Репину. В Пенатах создает портрет Репина (он хранится в Третьяковской галерее).

Со временем Радимов попал под кампанию «раскулачивания кулацких поэтов», после чего «переключился на пейзажно-описательную лирику с элементами социалистической бутафории (красный флаг на дугах телеги и проч.)». В последующие годы работал преимущественно в области живописи. Много путешествовал по Советскому Союзу, писал об увиденных краях стихи и картины.

С 1930-х годов поселился в Хотьково, где много рисовал, а позже - в Ново-Абрамцевском посёлке, где жил с 1932 года. В 1957 году открыл в Абрамцеве народную выставку «для свободного и бесплатного посещения всех, кто любит искусство».

Скончался в своем доме в Хотьково, похоронен на Хотьковском кладбище Сергиево-Посадского района. Перезахоронен на Московском Введенском кладбище.

Семья

• Сергей Александрович Радимов - брат, художник
• Татьяна Павловна Радимова (1916-2000) - дочь, художница. Живописец. Заслуженный работник культуры России, член МОСХа. Училась у отца в МГХИ им. В. И. Сурикова до 1941 г. Писала пейзажи и стихи. Автор книги о своем отце.
• Павел Сергеевич Радимов - правнук
• Мария Павловна Радимова (р.1915) - дочь Радимова и художницы Марии Медведевой (дочери художника Григория Медведева), замужем за Константином Павловичем, художница-пейзажист.
• Сергей Павлович Радимов - сын, художник
• Сергей Сергеевич Радимов - внук, художник

Радимов Иван Александрович - брат художника, академик живописи. В статье приведена его картина из собрания музея "Зарайский кремль", названная здесь "Парад Победы". На самом деле деле картина называется "Конница Белова в Зарайске"

Характеристика живописи

Его первые живописные работы, рассказывающие о Казани и Казанской губернии, регулярно начали появляться с 1908 года («Окраина Казани», 1908; «Суконная слобода в Казани. Зима», 1910; «Рыбный базар в Казани», 1911; «Пожарная каланча в Казани» , 1917; и проч.). В первые десятилетия своей работы изображал преимущественно избушки и «огороды затихших глухих деревень».

Был членом Товарищества передвижников и последним его председателем - темы и стиль этого направления заметны в его работах. Когда в 1918 году скончался председатель Товарищества передвижных выставок Н. Н. Дубовской, Радимов был избран председателем Товарищества, добился в 1922 году организации 47-й выставки передвижников.

В связи с закрытием 47-й выставки передижников он выступил с докладом на, казалось бы, непритязательную тему «Об отражении быта в искусстве» . Этот доклад, встреченный бешеными атаками всего «левого» фронта, способствовал организации советской Ассоциации художников революционной России (АХРР). Как гласит каталог выставки АХРРа 1933 года: «В 1922 г. на 47-й передвижной выставке выступил с докладом о реалистическом искусстве, отражающем советский быт. Доклад послужил началом большого советского общественного художественного движения, оформившегося в виде АХРР (Ассоциация художников революционной России)» . В 1922 году Радимов вошел в АХРР.

Уже в 1922 году Радимов в составе первой небольшой бригады советских художников-реалистов отправляется с этюдником на заводские зарисовки и пишет литейный цех. Как художник присутствовал на партийных съездах, делая наброски к портретам вождей, создал картины «Заседание в Кремле», «Выступление Троцкого на II конгрессе Коминтерна» . Ему отведена мастерская в Кремле, вместе с его другом Евгением Кацманом, секретарем АХРРа, и Давидом Штеренбергом. Он делает наброски заседаний съездов, участников III конгресса Коминтерна, много этюдов старого и обновленного Кремля. Способствовал возведению Дома Художников на Масловке.

В 1928 году на юбилейной выставке 10-летия Красной Армии (10-я выставка АХРР - «10 лет РККА» ), одним из организаторов которой он стал, Радимов выставляет большую картину на историко-революционную тему «Люди в рогожах» (баржа с революционерами-смертниками, спасенными из белогвардейского плена - знаменитая баржа Колчака в Сарапуле), позднее выставленную в центральном зале Советского павильона в Венеции.

После «кампании раскулачивания кулацких поэтов» занимается практически одной живописью. Организует Московский областной союз художников, избирается его первым председателем. Не усердствует в тематике социалистического реализма, введённого АХРРом, предпочитая пейзаж.

После революции появляются циклы пейзажных работ Радимова, посвященные Башкирии, Чувашии, Марийской земле, Средней Азии и, наконец, средней полосе России и Подмосковью.

Последняя персональная прижизненная выставка художника прошла в Москве в 1962 году и была посвящена его 75-летию. В 2005 году галерея «Золотой плес» демонстрировала выставку «Павел Радимов. Передвижник и поэт» в Каминном зале Дома журналиста (Москва). В 2007 году в Казани состоялась посмертная выставка к 120-летию со дня рождения.

Характеристика поэзии

До революции был близок к кругу акмеистов, в 20-е годы - «новокрестьянских» поэтов и Есенину. В 1922 году перевёл с татарского языка произведения Ф.Бурнаша, Г.Губайдуллина, Г.Ибрагимова, А.Камала, А.Тукаева (сказка «Шурале») и др.

Как отмечает «Литературная энциклопедия» (1929-39): «ранние стихи Радимова характерны, с одной стороны, пантеистически окрашенными мотивами (»Полевые псалмы" ), а с другой - мотивами, близко соприкасающимися с тем течением в акмеизме, которое представлено дореволюционным творчеством Нарбута и Зенкевича. Радимов в ряде стихов создает настоящие гимны плоти, рисует образы «зверья первозданного», первобытного человека с его буйными и примитивными инстинктами самца, хищника, охотника. Но уже со второй книги в творчестве Радимова появляется тема русской деревни, ставшая центральной и основной для него. Его деревенские стихи описательны и статичны; натуралистически выписанная деталь выдвигается на первый план: «Вымя, нагрубшее за день, корова несет над землею, низко, как полный сосуд, капли на сосках дрожат»" .

Исследователи отмечают: «В дальнейшем Радимов часто эксплуатировал найденный им прием: бытовые картинки русского села, описанные торжественным „античным“ размером, давали эффект неожиданной современной стилизации „Трудов и дней“ Гесиода». Позже стихи были собраны им в единую книгу, в разном объеме выходившую несколькими изданиями (Казань, 1922; Ревель, 1923; Берлин, 1923; Москва, 1924 и 1926).

В 1926 году П.Коган еще писал о нём: «Поэзия Радимова нужная, может быть, самая нужная поэзия в наше время… Революция уперлась в проблему крестьянина», а вскоре Радимов уже попал под «кампанию раскулачивания кулацких поэтов». В 1935 году о нем пишут: «Революционная перестройка деревни после Октября почти не затронута в творчестве Радимова. В созерцательной поэзии …идеализирующей и утверждающей старозаветный деревенский уклад, сказалось влияние кулацких настроений». Его книги «Земное» (изд. 1927) и «Полевые псалмы» (изд. 1912) были запрещены.

Критика

• Гумилев:
  • Но уже о второй книге Радимова Гумилев двумя абзацами выше писал: «Мы можем заключить, что имеем дело с поэтом, пожелавшим отмежевать себе небольшую область и дальше ее не высовывать носа… Поза, в которой заблагорассудилось застыть Павлу Радимову, это поза человека, благословляющего мир. Это, еще не плохо! Плохо то, что мир для него облеплен густым слоем сусального золота»..
  • «…его описания оживляет чисторусская, даже народная, лукавая насмешливость… Хорошо читать его длинную поэму в гекзаметрах „Попиаду“, историю только что окончившего семинариста, едущего с отцом по соседним приходам выбирать себе не­весту. Ни на минуту не волнует она читателя, но он все время слышит запах травы и лип, внимает стрекозам, благовесту и пристойным речам на букву „о“ и любит всех этих скромных поповен с русыми косами в руку толщиной».
• Маяковский активно не любил Радимова, о чем не раз писал:
  • в стихах (см. таб.).
  • в прозе: «Форма чаще всего не по росту: или факт совсем затеряется, как блоха в брюках, например, радимовские поросята в его греческих, приспособленных для „Илиад“ пентаметрах, - или факт выпирает из поэтической одежи и делается смешным, вместо величественного».

Издания

• Деревня. - М.: Гиз, 1924. - 104 с.
• Ливень. - М.: Московский рабочий, 1962. - 64 с.
• Столбовая дорога». Избранное. - М.: Сов. писатель, 1959. - 179 с.
• Старик и липа, или Отчего по свету пошли медведи: Вотская сказка / Илл. и обл. рисовал и резал на линелеуме С. Федоров. - Казань: 1922. - 16 с.
• Земная риза. 2-я кн. стихов. Изд. 2-е. - Казань: Изд. автора, 1915. - 195 с.
• Деревня. Стихи. - Ревель; Берлин: Библиофил, 1923. - 63 с.
• Перелески: стихи. - М.: Советский писатель, 1973. - 32 с.
• Каталог «Павел Александрович Радимов: Выставка произвед. живописи» / Моск. орг. Союза хужд. РСФСР, Центр. Дом лит-ов - М., 1978 - 26 с: ил. ; 21 см - :
• Полевые псалмы. - Казань: Тип. окр. штаба, 1912. - 254 с.
• О родном и близком. Книга воспоминаний. - М.: Московский рабочий, 1973. - 160 с.
• Избранные стихи. - М.: Художественная литература, 1988. - 398 с.
• Телега. Избранные стихи. - М.: Узел, 1926. - 32 с.
• Земное. Избранные стихи, пред. Л. Сосновского. - М.: Огонек, 1927. - 48 с.
• Деревня. Со статьями П. С. Когана и В. Н. Перельмана. - М.: АХР, 1926. - 128 с.
• Попиада. Поэма, изд. 3. - Казань: 1922. - 70 с.
• Край родной [стихи и рисунки о Подмосковье]. - М.: Московский рабочий, 1958. - 62 с.
• Земная риза. 2-я кн. стихов. - Казань: Тип. окр. штаба, 1914. - 209 с.
• Деревня. Стихи. - Казань: 1922. - 46 с.

Андрей Белый — аргонавт Серебряного века

Андрей Белый родился 14 октября 1880 года в семье знаменитого математика, профессора Московского университета Николая Васильевича Бугаева. Отец Андрея Белого - профессор, математик, был известнейшим лицом в науке, являлся деканом физико-математического факультета в Московском университете, его знали и ценили виднейшие математики Европы. Дом их находился на Арбате, где проживала московская профессорская элита.

У Бори Бугаева - так звали будущего поэта Андрея Белого - была и кормилица, и няни, и гувернантки, немецкие и французские.

Запечатленный на фотографиях ясноглазый нервный мальчик с шапкой пышных волос, жил в замкнутом мире семьи, почти без товарищей. Даже гулять его водили по раз навсегда заведенному маршруту.

Отец видит в сыне будущего ученого, математика, тихонько подсовывает ему научные книги, но мать же сокрушается по поводу того, что у мальчика большой лоб и что он действительно может вырасти ученым.

Она желает, чтобы сын шел стезею артиста, будучи сама неплохой пианисткой. Впоследствии Андрей Белый писал, что он возрос на музыке, что мать играла ему в детстве Бетховена, Шопена, Шумана и что звуки фортепиано действовали на него необыкновенно.

«Отец - первый мне встретившийся идеологический спутник, поведший меня по годам: к рубежу двух столетий. …Основы естественнонаучного мировоззрения через отца, можно сказать, затопляли воздух нашей квартиры; из речей отца и его друзей, профессоров химии, физики, биологии, на меня ушатами изливались лозунги дарвинизма, механического мировоззрения, геологии и палеонтологии», вспоминал он.

Мальчика определили в лучшую частную московскую гимназию Льва Ивановича Поливанова, одаренного педагога-энтузиаста. Белый писал о Поливанове:

«Он не надевал на себя, так сказать, особого нравственно-воспитательного костюма, когда действовал среди воспитанников, не становился на педагогические ходули, он был в классе и пансионе таким же, как у себя в кабинете, и его отношения к воспитанникам были чрезвычайно похожи на его отношения к собственным его детям. Это была натура цельная во всем и везде. Он был педагог - художник и педагог - мыслитель».

Интеллектуальная атмосфера гимназии воздействовала на всех учеников.

Будущий Андрей Белый увлекался, даже в ущерб занятиям, историей философии, штудировал труды немецкого философа идеалиста Шопенгауэра, вникал в писания древних мудрецов Индии и Китая, перечитал всех русских классиков. Он стал поклонником поэтов новой литературной школы в России - «декадентов»: Бальмонта, Брюсова, Мережковского. Они привлекают и завораживают его.

По окончании гимназии в 1898г. Борис Бугаев поступает на физико-математический факультет Московского Университета, на естественное отделение. Позднее он учится и на историко-филологическом факультете, а пока он занимается химией, работает в университетской лаборатории, его ждет по общему мнению, будущее ученого-биолога.

«Будучи сыном профессора математики, в отрочестве я более всего увлекался проблемами точного знания…Увлечение музыкой и попытка стать композитором впервые приблизили мне искусство, которое постепенно перевесило во мне интерес к точной науке. Долгое время музыка заслоняла мне писательский путь».

Однако юношу все более захватывает словесное творчество. Никому пока не признаваясь, он пишет стихи и набрасывает своеобразную поэму в прозе - «Симфонию», где стремится произвести формы музыкальных произведений.

Ритмика поэмы, строй фразы, напоминал строфику Евангелия, а полный фантазмов сюжет делали эту вещь чтением для избранных, для близких автору людей, которые ее восторженно приняли.

«Я не стремился печататься. Первое мое произведение было написано в полушутку для чтения друзьям за чайным столом. Рукопись попала к Валерию Брюсову, друзья открыли во мне талант; книга вышла в печать почти вопреки моему желанию. Обстоятельства открыли дорогу писателя; сложись они иначе, был бы я композитором или ученым.

Я колебался: кто я? Композитор, философ, биолог, поэт, литератор иль критик?

В те годы чувствовал пересечение в себе: стихов, прозы, философии, музыки; Знал: одно без другого - изъян; а как совместить полноту - не знал; не выяснилось: кто я? Какие-то силы толкались в груди, вызывая уверенность, что мне все доступно, и что от меня зависит себя образовать. Предстоящая судьба виделась клавиатурой, на которой я выбиваю симфонию».

Семья Михаила Сергеевича Соловьева квартировала в одном доме с семьей Бугаевых, и жена его, Ольга Михайловна, горячо покровительствовала Боре Бугаеву. Чуткая, одаренная женщина, она жила интересами искусства, занималась живописью, переводами, была настроена на мистическую, декадентскую волну. И дом Соловьевых был духовным приютом начинающего поэта. Там поддержали его, признали в нем писателя.

Михаил Сергеевич Соловьев - третий по счету жизненный спутник, не только оставивший след, но и формировавший жизнь; он был гипсовый негатив: что во мне стало выпукло, то в нем жило вогнуто.

Михаил Сергеевич придумывает мне псевдоним «Андрей Белый» и делается моим крестным отцом в литературном крещении».

В начале 20 века Россия оказалась пространством двух революций - Духовной и социальной.

Совпадении во времени и пространстве двух революций, несомненно, представляло собой определенную загадку, за которой стояли какие-то движения самой космической Эволюции.

Именно Духовная революция, скрытая от многих глаз внешними катаклизмами, разрушениями и кровавыми столкновениями социальной революции, положила начало формированию на планете Земля нового мышления.

Духовная революция, в отличии от социальной, набирает свою энергетику медленно, ибо связана с консервативными явлениями человеческого Духа, как мышление и сознание.

Она стала себя проявлять уже в начале XX века новой мыслью философов Серебряного века. На смену старого мышления и сознания шло новое, космическое , более высокого измерения.

Поэты-философы Серебряного века, представляли первый поток новой мысли, стремились к осмыслению таких понятий, как «иное измерение», Высшее, Дух человека, его сознание. Они искали иные подходы к вечным философским понятиям, как Дух и материя…Дух и косная материя - противоположения, взаимодействие которых заполнило духовно-культурное пространство России на рубеже двух веков. В своих записях он отмечает, что «…его начинают интересовать проблемы гипнотизма, спиритизма и оккультизма».

«С 1901г. особенно подчеркнулся во мне интерес к лицам, интересующимся религиозно-философскими проблемами; догматы религий мало интересовали меня, но типы «религиозников» притягивали…»

В студенческие годы вокруг Белого складывается кружок его друзей - юных философов, поэтов. Они вошли в историю литературы как московские «аргонавты» - по стихотворению А. Белого «Наш Арго», в котором говорилось об искателях золотого руна - героях древнегреческого мифа. Все они искали в ту пору чего-то нового, небывалого. Быт отцов, старое искусство, весь уклад тогдашней жизни вызывал в этих юношах чувство неудовлетворенности и протеста.

В основе взглядов «аргонавтов» на жизнь лежала религия, заветы христианства. Дух, а не материю считали они движущей силой Вселенной.

«Пожаром склон неба объят…

И вот аргонавты нам в рог отлетаний

Внимайте, внимайте…

Довольно страданий!

Броню надевайте

из солнечной ткани!

Зовёт за собой

старик аргонавт,

«За солнцем, за солнцем, свободу любя,

умчимся в эфир

голубой! …

Старик аргонавт призывает на солнечный пир,

в золотеющий мир».

Это были религиозно мыслившие мечтатели, мистики. Они жили во власти таинственных, неясных предчувствий, ощущая рубеж столетия как залог грядущих духовных перемен для всего человечества. Им мерещился вселенский переворот, преображение человеческого рода, новый приход спасителя Христа.

Опять с несказанным волненьем

я ждал появленья Христа.

Всю жизнь меня жгла нетерпеньем

старинная эта мечта.

Недавно мне тайно сказали,

что скоро вернется Христос…

Сегодня раздался вдруг зов,

Когда я молился, тоскуя…»

Взор философа устремлен к небу. Видимый же мир, материя, - лишь оболочка для проявления Софии. Светлое начало мира - Вечная женственность, София Премудрость, - пройдя через катаклизм, катастрофу, в скором времени восторжествует, принеся человечеству гармонию истины, добра и красоты. Земле и небу предстоит скоро встретить величайшие события.

Андрей Белый ждет очистительной грозы и всеобщего духовного перерождения. Приход Христа уже «при дверях», «нежданное близится», со светлой уверенностью пишет он в 1901 году.

«Солнцем сердце зажжено.

Солнце - к вечному стремительность.

Солнце - вечное окно

в золотую ослепительность.

В сердце бедном много зла

сожжено и перемолото.

Наши души - зеркала,

отражающие золото».

«Я засыпал… (Стремительные мысли

Какими-то спиралями неслись:

Приоткрывалась в сознающем смысле

Сознанию неявленная высь) -

И видел Духа…Искрой он возник…

Как молния, неуловимый лик

И два крыла - сверлящие спирали -

Кровавым блеском разрывали дали.

Открылось мне: в законах точных чисел,

В бунтующей, мыслительной стихии -

Не я, не я - благие иерархии

Высокий свой запечатлели смысл».

В эти годы А. Белый верит в существование земного и потустороннего, высшего мира в превосходство интуиции над разумом, об искусстве и поэтическом слове как «откровении», дающему доступ за грань сущего, в инобытие.

«Смысл искусства только религиозен», - пишет Белый. Последняя цель искусства - пересоздание жизни .

Стремления поэта носят мечтательный, мистический характер. Поэт чувствует себя пророком, возвещающим людям новую, светлую правду. Белый писал:

«Когда к Степану Разину пришли, чтобы исполнить приговор, он нарисовал лодочку на стене и, смеясь, сказал, что уплывет на ней из тюрьмы. Глупцы ничего не понимали, а он знал, что делал. Можно всегда быть аргонавтом: можно на заре обрезать солнечные лучи и сшить из них броненосец из солнечных лучей. Это и будет корабль Арго; он понесется к золотому щиту Вечности - к Солнцу - к золотому руну».

А. Блок, знавший о кружке московских «аргонавтов», писал в 1903 году об Андрее Белом: «Мистики совсем не юродивые, не «олухи царя небесного», а только разряд людей, особенно ярко и непрерывно чувствующих связи с «Иным», притом чувствующих не только в минуту смерти, а на протяжении всей жизни».

С А. Белым Марина Цветаева встречалась не один раз, начиная с юношеских лет, относилась к нему с большой теплотой, немножко как к ребенку; талант его очень чтила.

М. Цветаева писала:

«В жизни символиста все - символ. Не-символов - нет. Символизм - меньше всего литературное течение».

По ее убеждению это прежде всего мировоззренческая система, духовный комплекс; это прежде всего человеческая сущность, определенный строй мыслей, чувств, поведения. И Андрея Белого она воспринимала как олицетворение символизма, явленную в «строе души», личности поэта.

В 1904 году в жизни Андрея Белого произошло большое событие: он встретился с Александром Блоком.

«Начали мы переписку, скрестив свои письма; внезапная мысль его и меня в тот же день: ему - написать мне; мне - написать ему; Так: когда распечатывал я его синий конверт и читал извинение в том, что, не будучи лично знаком, он мне пишет, он тоже читал извинения мои, что не будучи лично знаком, я пишу ему. Письма эти пересеклись в дороге; так неожиданно для нас обоих началась наша переписка».

Александр Блок был родственником Соловьевых, его знали с детства и с восторгом читали его еще нигде не напечатанные стихи. Стихами Саши Блока без конца восхищался и Белый, находя в них огромную близость настроений.

И вот, приехав из Петербурга в Москву, Блок явился с визитом к Белому на Арбат - розовый с мороза, голубоглазый, стройный, в элегантном студенческом сюртуке, а рядом с ним, с пышной муфтой в руках, золотоволосая, его жена, Любовь Дмитриевна Менделеева. Так завязалась на всю жизнь - горячая, неистовая, дружба-вражда, принесшая обоим поэтам немало душевных мук, полная взаимного отталкивания и взаимного притяжения.

Издалека каждый из них представлял другого до встречи в Москве не таким, каким он был в жизни. Велика была разница в темпераментах поэтов: замкнуто-сосредоточенный, немногословный, застегнутый на все пуговицы Блок и порывистый, говорливый, развинченный, весь в излияниях и философских импровизациях, - Белый. Сложны были в дальнейшем их взаимоотношения литературно-идейные, еще сложнее - личные. Андрей Белый влюблен в жену Блока.

«Многое было, одного не было - идиллии, не было «Блок и Белый», как видят нас сквозь призму лет. Мало кто мне так бывал близок, как Блок, и мало кто был так ненавистен, как он. В 1905 году обнаружилась глубокая трещина между нами, ставшая в 1906году провалом, через который перекинули было мы мост….Лишь со временем изжилась эта трещина, выровнялась зигзагистая линия наших отношений в ровную, спокойную, но несколько далековатую дружбу.

Я его ценил как никого; Блок мне причинил боль; он же не раз с горячностью оказывал и братскую помощь».

Многие произведения Блока, стихи о России, поэму «Двенадцать» - Белый считал гениальными. И смерть Блока в августе 1921 года воспринял как личное горе.

Много раз он рисовал образ Блока в своих мемуарных работах, считая его «неотъемлемой частью» своей души.

Строгий в оценках Брюсов записал в своем дневнике, когда Белому было всего 22 года : «Это едва ли не интереснейший человек в России. Поэт, мыслитель, критик, теоретик искусства, иногда бойкий фельетонист, Андрей Белый - одна из замечательнейших фигур современной литературы».

Анатолий Королев, писатель, член русского Пен-клуба - для РИА Новости.

Андрей Белый, возможно, самая экзотическая фигура в русской литературе прошлого века, и дата культурного календаря - 130 лет со дня его рождения (26 октября) - хороший повод еще раз оглянуться на удивительную фигуру символиста, философа, поэта, прозаика, эстета и великого эгоиста.

По легенде первое слово, каковое произнес младенец, было «Бог».

Отец вынес отпрыска на балкончик второго этажа в доме на Арбате (здесь сейчас музей-квартира писателя), стояла ночь, блистали звезды, и вот тут закутанное дитя, увидев звездное небо, и буркнуло: Бог.

С этой минуты жизнь столичной семьи приобрела взвинченный тонус, ведь одно дело выращивать обычного мальчика, совсем другое дело - пестовать гения.

Кстати, мальчика звали вообще-то Борис. Его отец Николай Бугаев был выдающимся математиком, основателем московской математической школы, мать была музицирующей дилетанткой. Два этих влияния - высочайший профессионализм и уникальный дилетантизм - превратили Бориса Бугаева, взявшего громкий псевдоним Андрей Белый, в ананас русской культуры.

Рассказать в двух словах, чем же он занимался всю жизнь, практически невозможно. Так, однажды справедливо решив, что музыка является вершиной творчества у людей, Белый задался фантастической целью писать прозу и стихи по законам музыкального сочинения, то есть без сюжета, без психологизма, отдав приоритет ритму и лейтмотивам. Только исключительная одаренность дерзкого неофита позволила Белому действительно отчасти решить эту головоломку. В своих упражнениях он предвосхитил великого Джойса и создал прозу потока сознания на двадцать лет раньше законодателя литературной моды.

Или еще один пример причудливых завитков судьбы. Решив разоблачить увлечение Антихристом, которое пережила часть русской элиты на грани веков, Андрей Белый параллельно с философом Сергеем Соловьевым пишет свою мистерию о Враге Христа и по-своему предвосхищает многие идеи единственного значительного философа в русской науке.

Обладая мозгом математика, Белый делает все, чтобы превратить мощный интеллект в поводыря собственных грез, детских капризов и поэтической зауми. Исключительно волевым решением Белый бросается сочинять стихи и быстро становится одной из самых заметных фигур в символизме. Он пишет сборник стихов «Золото в лазури» (1904), создает уникальный цикл симфоний в поэзии («Северная героическая»; «Драматическая»; «Кубок метелей»), аналогов которым не было ни тогда, нет и сегодня.

В 1903-1904 году, когда крестьянская монархическая Россия уже подрагивала от поступи социальных землетрясений, Белый с единомышленниками создает эстетский кружок «аргонавтов», где царит культ Вечной женственности, и где в мистическом тумане единства друзья поклялись отрешенно плыть на мифическом корабле «Арго» в заоблачную Колхиду, за золотым руном оккультных истин.
Удивительно, на фоне каких опиумных утопий рождалась будущая стальная машина коммунистического террора.

Обладая невероятной харизмой, похожий и на святого, и на чудика, и на юродивого одновременно, невероятно плодовитый трудоголик Андрей Белый очень быстро становится весьма модной фигурой Москвы и невольно бросает вызов самой модной фигуре тогдашнего времени - петербуржцу Блоку.

Их знакомство в 1904 году отдавало патетикой, ведь встретились два вождя тогдашней культуры. Белый был моложе, но держался на равных и по иронии судьбы увлекся женой Блока, довольно бесцветной Любочкой Менделеевой, дочерью великого Менделеева. Воспев жену как богиню любви в легендарных стихах о Прекрасной Даме, Блок давно потерял интерес к супруге и жил с другими поклонницами своего гения. Пылкий молодой человек полюбил жену Блока первым зрелым чувством, покинутая женщина ответила взаимной страстью, и они стали любовниками.

По тогдашней моде в богемных кругах связь афишировалась, и Блок был принужден реагировать на измену сразу двух близких людей - жены и друга… последовали вызовы на дуэль, но до поединка соперники ни разу не дошли. Спустя два года Любовь Менделеева вернулась к супругу, который простил измену, удовлетворившись написанием драмы о любовном треугольнике «Балаганчик», а Андрей Белый с новой пассией, Асей Тургеневой, пускается в долгие странствия по Европе, где в 1912 году, наконец, встречает самую важную фигуру в своей жизни. Речь о теософе Штейнере.

Рудольф Штейнер сумел поразить воображение Андрея Белого.

Белый зачарованно прослушал и законспектировал 400 лекций нового кумира! Штейнер исповедовал отказ от рациональности и веру в сверхчувственный опыт познания высших истин через медитацию, гимнастику духа, оккультную практику растворения интеллекта в безличном.

Это было как раз то, чего интуитивно искал Андрей Белый, который тяготился математическим даром регистратора, доставшимся от отца. В общине Штейнера, в Дорнахе, Белый и Ася стали верными адептами нового знания и приняли истовое участие в строительстве «Гетеанума», грандиозного центра по изучению тайных сил космоса через раскрытие высших способностей человека.

Но гений не может быть слугой гения, и постепенно Андрей Белый набрался сил, для того чтобы самому стать новым Штейнером. Только в России. Но решение стать пророком реализовалось крайне причудливым образом - Белый за границей пишет огромный роман-послание «Петербург» (1913), в котором изощренно шифрует свой взгляд на будущее страны, которая, на его взгляд, разорвана двумя лживыми культами, культом геометрии Запада от Петра Первого, и культом Востока, атаками азиатчины, покушениями духов пустыни, которые через террор агитаторов пытаются столкнуть империю в бездну. В романе досталось всем - и чиновникам, и сенаторам, и Петру Великому, и бомбистам, и анархистам, которых автор описал с предельным сарказмом нового Гоголя.

С дерзостью безумца Белый вышел на утлом Арго в воды Невы, чтобы отменить революцию и помешать крейсеру «Аврора».

Заметим от себя, что «Петербург» - роман гениальный, но оценить его могут, пожалуй, сами только писатели. Такова участь шедевров, написанных Прустом, Музилем, Гессе и другими романистами, которых надо читать так, как читают партитуру симфоний знатоки, что восседают в партере столичной консерватории, слушая одним ухом оркестр и шлифуя глазом нотные знаки.

Написав роман, Белый тут же принялся его переписывать и так искалечил переделками и сокращениями, что литературоведы до сих пор негласно игнорируют бурную правку автора и издают классический первый вариант.
Публикация «Петербурга» не стала сенсацией, страна давно жила в другом измерении, глубоко зашифрованные и экзальтированные угрозы автора мало кто понял.

Между тем, когда грянула Февральская революция 1917 года, Белый кричал «ура», а когда пришел октябрьский переворот, от тоже был горячо «за», потому что мало что понял в тогдашней борьбе материй. Для него перемены означали лишь зори прекрасного. К тому времени он окончательно стал небожителем и вошел в жизнь советской республики в плаще звездочета.

Пытаясь приспособить революцию к своему образу мыслей, Белый стал лектором и педагогом, а пользуясь известностью, сумел выехать за границу в 1921 году. Там он колеблется - жить в Европе или вернуться, но возвращается и, став затворником, пишет один за другим тома воспоминаний, трактаты о символизме и ритмах.

И хотя Андрей Белый сторонился политики, что с того! уже сам псевдоним его - «белый» - после кровавой гражданской войны был абсолютно неприемлемым и вызывающим.

Только ранняя смерть в 1934 году спасла его от ареста; в классовом царстве картошки ананасам и прочим фруктам нет места.