Лучшие и прочнейшие изменения суть те. Лучшие и прочнейшие изменения. Елена полтавец, университетский гуманитарный лицей мгу им. м.в. ломоносова

Н.Я. Мандельштам - В. Т. Шаламову 6 сентября 1965 г.Дорогой Варлам Тихонович!С глубоким смущением прочла вашу телеграмму - вот вы перехвалите меня, и я в самом деле воображу себя в Переделкине… Разве можно! Но все же - спасибо…Скоро уж я приеду, и писать поэтому уже не

В.Т. Шаламов - Н.Я. Мандельштам 1965 г.Дорогая Надежда Яковлевна, я еще не заходил к Василисе Георгиевне, чтобы сказать ей, что в течение всей моей жизни я не был в квартире, где бы мне дышалось так легко и свободно, как в квартире 47 по Лаврушинскому переулку.Тысяча пустяков

Н.Я. Мандельштам - В. Т. Шаламову Вторник 29 июня 1966 г.Дорогой Варлам Тихонович!Вчера я приехала. Не предупредила вас, потому что вернулась «вне плана» - за несколько дней до срока, чтобы застать в Москве Анну Андреевну. Это избавило меня от поездки в Ленинград.Вечером и

Н.Я. Мандельштам - В. Т. Шаламову 19 августа 1966.Дорогой Варлам Тихонович!Я хочу (и мне надо) вернуться в Москву в самом конце августа. Меня беспокоит, как я достану машину. Что-то обещает Вика, но, к сожалению, дружественное, а не за деньги, а это всегда может сорваться. Если б

В.Т. Шаламов - Н.Я. Мандельштам Москва. 21 августа 1966 годаДорогая Надежда Яковлевна,вот и пришло ваше письмо быстрее городского - чуть больше суток шло. Значит, недолго вас ждать.Нынешнее лето было у меня в рабочем смысле не очень удачным - много не дописанного, не начатого,Н.Я. Мандельштам - В. Т. Шаламову 7 февраля 1967 г.Дорогой Варлам Тихонович!Вы, наверное, удивляетесь, почему я молчу и растворяюсь где-то в воздухе.Причин много. Главное - дикое состояние, когда я готова каждую минуту разбить себе голову. Тут ничего не поделаешь. Причин

Н.Я. Мандельштам - В. Т. Шаламову 26 июня 1967 г.Дорогой Варлам Тихонович!Я вчера попросила вас прийти в четверг, забыв, что в этот день я занята. Переложим, если вам удобно, на пятницу (или субботу). Напишите, когда вы будете.Н. Мандельштам.Я вам звонила, но

Мандельштам О его существовании я знал, и синий ущербный томик из «Библиотеки поэта» стоял на книжной полке, и, наверное, я в него даже заглядывал, но до времени все это словно проходило сквозь меня.Я услышал его стихи - именно услышал - в семьдесят седьмом году от

Юрий Мандельштам Первые его стихи появились в сборнике, изданном Союзом Молодых Поэтов и Писателей в 1929 году.Последние критические статьи в «Возрождении», где после смерти В. Ходасевича, Ю. Мандельштам вел критический отдел, напечатаны незадолго до оккупации Франции

Мандельштам Виталий Яковлевич Виленкин:Кажется, из всех своих современников-поэтов только к одному Мандельштаму Анна Андреевна относилась как к какому-то чуду поэтической первозданности, чуду, достойному восхищения.Дмитрий Евгеньевич Максимов:По моим наблюдениям,

Янв 31 2013

И вот оно - откликающееся эпиграфу обращение «старого старика» Петра Андреича: «Молодой ! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений». * * * Именно здесь, в середине повествования, находится нравственный нерв его.

Накануне описания пугачевских зверств в Белогорской крепости Пушкин счел нужным оговорить свое отношение ко всяким насильственным потрясениям. Оно останется неизменным до самого конца романа независимо от того, как сложится судьба самого , который совершенно однозначно припечатал действия и его сообщников: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» Всего этого Пушкин не упускает из виду, когда для главы «Приступ» подбирает эпиграф из народной песни о казни стрелецкого атамана: Голова моя, головушка, Голова послуживая! Послужила моя головушка Ровно тридцать лет и три года.

Ах, не выслужила головушка Ни корысти себе, ни радости, Как ни слова себе доброго И ни рангу себе высокого; Только выслужила головушка Два высокие столбика, Перекладинку кленовую, Еще петельку шелковую. Тот самый старый башкирец, который вчера еще (в предыдущей главе) потряс Гринева своим изуродованным пытками обликом, сегодня «очутился верхом» на перекладине виселицы. «Он держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузмича, вздернутого на воздух». Следом за комендантом повесили поручика Ивана Игнатьича за то, что тот тоже, как и капитан , не только отказался присягать Пугачеву, но назвал его вором и самозванцем.

Повели вешать и Петрушу, по приказу Пугачева, которому сказал «на ухо несколько слов» переметнувшийся к нему Швабрин. И повесили бы, не бросься в ноги Пугачеву . «А узнал ли ты, сударь, атамана?» - спрашивает он своего молодого барича в следующей главе.

«Нет, не узнал; а кто ж он та- Кой?» - удивлен Петруша. «Как, батюшка?

Ты и позабыл того пьяницу, который выманил у тебя тулуп на постоялом дворе? Заячий тулупчик совсем новешенький…» И подтверждает Гриневу, что тот «покачался бы на перекладине, если б не твой слуга. Я тотчас узнал старого хрыча». Следует признать, что свою роль в том, что Петруша остался жить, сыграло и нетерпеливое желание Швабрина увидеть Гринева повешенным.

Ведь «несколько слов», сказанных Швабриным Пугачеву, избавили Петрушу от необходимости «повторить», как он готовился, «ответ великодушных моих товарищей». Мы можем только догадываться, каким страшным обвинением Гриневу прозвучали слова Швабрина для Пугачева, если тот, не взглянув на Петрушу, приказал его повесить. Но не будь этих швабринских слов, Пугачев услышал бы от Гринева, стоящего перед толпой на площади, то же, что слышал от двух других офицеров крепости, и вряд ли бы сумел сохранить ему , даже опознав благодаря Савельичу того, кто некогда подарил ему заячий тулуп! Да, непосредственно с судьбой Гринева эпиграф главы не соотносится. Он оплакивает капитана и поручика Ивана Игнатьича, мужественных, не изменивших присяге защитников Белогорской крепости, которые предпочли смерть бесчестию.

В прошлой главе, советуя жене уехать из крепости вместе с дочерью, говорил ей, в частности, капитан Миронов, основываясь, очевидно, на опережающих пугачевцев слухах об их зверствах: «…даром, что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом». Седьмая глава полностью подтвердила эти слухи, показала, что у бандитов, возглавляемых Пугачевым, не осталось ничего человеческого: «В эту минуту раздался женский крик. Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага.

Один из них успел уже нарядиться в ее душегрейку». Но самым страшным потрясением для Василисы Егоровны было увидеть своего мужа на виселице. И не случайно, что эпиграф седьмой главы перекликается с рыдающими словами старой Василисы Егоровны, выдержанными в жанре народного плача: «Свет ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!

» Подыскивая эпиграф к главе, издатель стремился наиболее объемно раскрыть смысл ее названия: «Приступ». В русском языке это слово означает не только осаду, допустим, крепости или штурм ее, но и «приступ к работе, начало» (В. Даль). То, что Белогорская крепость была осаждена пугачевцами и осада эта длилась какое-то время, - факт несомненный. Ведь еще на рассвете Швабрин находился среди офицеров крепости, а в момент их казни он, «обстриженный в кружок и в казацком кафтане», уже был «среди мятежных старшин» Пугачева. А вот штурма, который предрекал комендант Миронов: «Теперь стойте крепко будет приступ…

», не было. Капитан Миронов призвал своих солдат выйти за ним на вылазку: ворота открыли, «комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за крепостным валом, но оробелый гарнизон не тронулся». Набежавшие пугачевцы без всяких усилий ворвались в крепость, пленив ее офицеров. Но обо всем этом составляет только половину небольшой главы, тогда как другая половина описывает казни и насилие. И заканчивается глава новым преступлением Пугачева, который, услышав, как убивается по своему мужу Василиса Егоровна, приказал: «Унять старую ведьму!

» «Тут, - пишет Петруша, - молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца. Пугачев уехал; народ бросился за ним». Иными словами, ворвавшись в крепость, Пугачев и его банда п р и с т у п и л и к привычной своей работе - к зверским расправам с теми, кто осмеливался выступать против них. Правда, в следующей главе Петруша, оказавшийся против своей воли за одним столом с Пугачевым и его сподвижниками, слушает их беседу: «Разговор шел об утреннем приступе, об успехе возмущения и о будущих действиях».

Ясно, что понимали под «приступом» сами пугачевцы. «Каждый хвастал, - продолжает рассказывать об этом , - предлагал свое мнение и свободно оспаривал Пугачева». Хвастать зверством никто из них не стал бы, - скорее всего, каждый преувеличивал свою роль во взятии Белогорской крепости (вполне возможно, что они говорили и о ее удавшемся штурме), которая пала, как мы видели, не благодаря их военным талантам, а из-за предательства казаков, гарнизона и Швабрина.

«Незваный гость» - названа эта глава. Пушкин снабдил ее эпиграфом, однозначно характеризующим того, кто здесь имеется в виду. «Незваный гость хуже татарина», - вынес в эпиграф Пушкин народную пословицу. И мы, читатели, понимаем, что поскольку Петр Андреич оказался в гостях у Пугачева по приглашению последнего, постольку н е з в а н ы м подобного гостя назвать нельзя. А вот самого Пугачева и его товарищей, пирующих в комендантском доме погубленной ими четы Мироновых, никто туда не звал.

Как не звали Пугачева и в Белогорскую крепость, где он со своей шайкой повел себя действительно «хуже татарина», то есть хуже наместника хана во времена татаро-монгольского ига. И Гринев, зафиксировав это в предыдущей главе, даст в главе VIII не только ужасающую картину разграбления и опустошения офицерских домов, но сочтет необходимым обратить внимание читателей и на нескольких «башкирцев, которые теснились около виселицы и стаскивали сапоги с повешенных», и на жуткую картину, которую увидел Петруша, подходя в сумерках к комендантскому дому, где пьянствовал Пугачев: «Виселица с своими жертвами страшно чернела. Тело бедной комендантши все еще валялось под крыльцом…» А судьба Маши, которая в бреду и в горячке, никого не узнавая, лежала в доме приютивших сироту отца Герасима и его жены? Попадья назвала Машу своей племянницей, и присутствующий при этом ее разговоре с Пугачевым Швабрин не стал опровергать эту версию.