Мы любить умеем только мертвых. Вера Павлова. Интимный дневник отличницы

США США

Ве́ра Анато́льевна Па́влова (девичья фамилия Десятова; 4 мая , Москва) - русская поэтесса.

Биография

В юности занималась музыкальной композицией. Окончила музыкальный колледж им. Шнитке. Окончила Академию музыки им. Гнесиных по специальности «История музыки». Работала экскурсоводом в доме-музее Шаляпина, печатала музыковедческие эссе, около 10 лет пела в церковном хоре.

Стихи начала писать в возрасте 20 лет, после рождения дочери. Первая подборка была опубликована в журнале «Юность », первая известность пришла после появления в газете «Сегодня» 72 стихотворений (с послесловием Бориса Кузьминского), породившей миф, что Вера Павлова - литературная мистификация.

Вера Анатольевна - участник круглого стола «Выражается сильно российский народ!» , журнал «Новый Мир » № 2 за 1999 г. Отвечают:

Лауреат Премии имени Аполлона Григорьева за 2000 год. Стихи Веры Павловой переведены на двадцать два иностранных языка. Участвовала в международных поэтических фестивалях в Англии, Германии, Италии, Франции, Бельгии, Украине, Азербайджане, Узбекистане, Голландии, США, Греции, Швейцарии.

Семья

• Брат - Сергей Десятов , основатель и директор галереи ArtPlay .
• Мужья и дети:
  • Андрей Шацкий, джазовый пианист.
    • Дочь - Наталья Андреевна Павлова, оперная певица.
  • До 1992 года - Михаил Павлов.
    • Дочь - Елизавета Михайловна Павлова, психолог.
  • С 1992 по 2001 год - Михаил Поздняев (1953-2009), поэт, журналист.
  • С 2001 года (официальный брак заключён в 2006 году) - Стивен Сеймур (скончался в 2014 году), дипломатический, затем литературный переводчик.

Творчество

Поэзия Павловой посвящена главным образом личной и интимной жизни современной женщины - и рассказывает о ней с редкой прямотой и искренностью. На основе стихов Павловой можно выстроить социологически и культурологически достоверную биографию её современницы - от первых проявлений гендерной идентичности (в детском саду) до распада семьи, новой, зрелой любви, позднего нового брака. Исключительная честность и откровенность самоанализа парадоксально сочетается у Павловой с весьма традиционными взглядами на семью, брак, любовь, мужчину и женщину.

Автор либретто опер «Эйнштейн и Маргарита», «Планета Пи» (композитор Ираида Юсупова), «Дидона и Эней, пролог» (композитор Майкл Найман), «Рождественская опера» (композитор Антон Дегтяренко), «Последний музыкант» (композитор Ефрем Подгайц), кантат «Цепное дыхание» (композитор Пётр Аполлонов), «Пастухи и ангелы» и «Цветенье ив» (композитор Ираида Юсупова), «Три спаса» (композитор Владимир Генин).

Записала как чтец семь дисков со стихами поэтов Серебряного века. Спектакли по стихам Павловой поставлены в Скопине, Перми , Москве. Фильмы о ней и с её участием сняты в России, Франции, Германии, США.

Книги

• Небесное животное. - М.: Золотой векъ, 1997.
• Второй язык. - СПб.: Пушкинский фонд, 1998.
• Линия отрыва. - СПб.: Пушкинский фонд, 2000.
• Четвёртый сон. - М.: изд-во «Захаров» , 2000.
• Интимный дневник отличницы. - М.: изд-во «Захаров» , 2001.
• Вездесь. - М.: изд-во «Захаров» , 2002.
• Совершеннолетие. - М.: ОГИ, 2004.
• По обе стороны поцелуя. - СПб.: Пушкинский фонд, 2004.
• Ручная кладь: Стихи 2004-2005 гг. - М.: изд-во «Захаров» , 2006.
• Письма в соседнюю комнату. - М.: АСТ, 2006.
• Три книги. - М.: Захаров, 2007.
• Мудрая дура. - М.: Аванта+, 2008.
• Из восьми книг. - М., АСТ, 2009.
• На том берегу речи. - М., АСТ, 2009.
• Однофамилица: Стихи 2008-2010 гг. | Детские Альбомы: Недетские стихи. - М.: АСТ, 2011.
• Женщина. Руководство по эксплуатации. - М. АСТ, 2011.
• Семь книг. - М., ЭКСМО, 2011.
• Либретто. - М., АСТ, 2012.

Либретто опер и кантат

• Опера «Эйнштейн и Маргарита» (комп. Ираида Юсупова)
• Опера «Планета Пи» (комп. Ираида Юсупова)
• Опера «Дидона и Эней, пролог» (комп. Майкл Найман)
• Опера «Рождественская опера» (комп. Антон Дегтяренко)
• Опера «Последний музыкант» (комп. Ефрем Подгайц)
• Кантата «Цепное дыхание» (комп. Пётр Аполлонов),
• Кантата «Пастухи и ангелы» (комп. Ираида Юсупова)
• Кантата «Цветенье ив» (комп. Ираида Юсупова)
• Кантата «Три спаса» (композитор Владимир Генин)

Библиография

• Горалик Линор . // Горалик Линор . Частные лица: биографии поэтов, рассказанные ими самими. - М .: Новое издательство, 2012.
• Поздняев Михаил . // Новые Известия . - 1 февраля 2013 года.

Напишите отзыв о статье "Павлова, Вера Анатольевна"

Примечания

Ссылки

• в «Журнальном зале »
• Александр Карпенко
• Вера Павлова в передаче "Первая лит-ра" на канале Торф ТВ

Отрывок, характеризующий Павлова, Вера Анатольевна

– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.

Кто-то подсчитал, что поэзию читают не более 2 % населения Земли, ещё меньше людей её по-настоящему понимают.

Уверен, что после вечера поэтессы Веры Павловой в арт-кафе «Вишнёвый сад», те, кому повезло там оказаться, будут чаще интересоваться современной поэзией.

Вера Павлова не стала рассказывать о себе. Да этого было и не нужно. Её стихи настолько легки, искренни и откровенны (порой, чрезмерно, хотя, кто знает, где она - эта мера умеренности), что никаких повествований в прозе о своём жизненном и творческом пути не нужно. Сами почитайте:

После первого свиданья

спала как убитая

после второго свиданья

спала как раненая

после третьего свиданья

спала как воскресшая

после четвертого свиданья

спала с мужем.

Или вот такое - философски-поучитеьное:

Мы любить умеем только мертвых.

А живых мы любим неумело,

приблизительно. И даже близость

нас не учит. Долгая разлука

нас не учит. Тяжкие болезни

нас не учат. Старость нас не учит.

Только смерть научит. Уж она-то

профессионал в любовном деле!

Видите, в этих стихотворениях 8 строк. Вера Павлова, в основном, пишет восьмистишиями . «Мне этого достаточно, чтобы выразить мысль или чувство», - говорит она. В первой части вечера поэтесса устроила гадание по своей книжке «Нежней не бывает». Зрители называли числа, Вера Павлова открывала соответствующую страницу и читала стихотворение. Интересно, какое предсказание несёт в себе такой стих:

До свиданья, мой хороший!

Протрубили трубы.

Зеркало в твоей прихожей

поцелую в губы.

В щёчку. И, боясь не пере-

жить минуту злую,

закрывающейся двери

ручку поцелую.

Стихи стихами но пару слов о самом авторе стоит сказать. Вера Павлова родилась в Москве 4 мая 1963 года. Окончила музыкальный колледж им. Шнитке и Академию музыки им. Гнесиных по специальности "История музыки" (дипломная работа «Поздние вокальные циклы Шостаковича: к проблеме взаимоотношения поэзии и музыки»).

С восьми до восемнадцати лет сочиняла музыку и хотела стать композитором. Работала экскурсоводом в доме-музее Шаляпина, печатала музыковедческие эссе, около десяти лет пела в церковном хоре , двенадцать лет руководила детской литературной студией «Звёзды Зодиака».

Стихи начала писать в возрасте двадцати лет, в роддоме, после рождения первой дочери, Натальи, печататься - после рождения второй, Елизаветы. Первая подборка была опубликована в журнале "Юность", известность пришла с появлением в газете "Сегодня" разворота из семидесяти двух стихотворений, породившего миф, что Вера Павлова - литературная мистификация . Печаталась в литературных журналах в России, Европе и Америке.

В России выпустила восемнадцать книг . Лауреат премий имени Аполлона Григорьева, «Антология» и специальной премии «Московский счёт». Переведена на двадцать иностранных языков. Участвовала в международных поэтических фестивалях в Англии, Германии, Италии, Франции, Бельгии, Украине, Айзербайджане, Узбекистане, Голландии, США, Греции, Швейцарии.

Записала как чтец семь дисков со стихами поэтов Серебряного Века .Спектакли по стихам Павловой поставлены в Скопине, Перми, Москве. Фильмы о ней и с её участием сняты в России, Франции, Германии, США.

Живёт в Москве, Нью Йорке и Торонто. Четвёртый супруг Веры Анатольевны - американский переводчик Стивен Сеймур - скончался в 2014 году. Эти стихи Павлова явно посвятила ему:

Что гражданин достаёт из штанин?

Руки его пусты.

У меня на земле один

соотечественник — ты.

И не важно, твой или мой

в небе полощется флаг.

Мой родной, у меня под землёй

будет один земляк.

Во второй части вечера в «Вишнёвом саду» поэтический интерактив продолжился. Вера Павлова читала стихи написанные на бумажных голубках и отправляла их в зал. Предварительно в целях противопожарной безопасности пришлось задуть свечи на столиках. К кому-то прилетел голубок с такими строчками:

Обонянью — медоносы,

осязанью — травы.

Любодействуют стрекозы

на груди — на правой.

Не раздета — не одета,

Афродита, Ева,

я — твоя должница, лето.

О — уже на левой.

Ну, и чтобы никто не ушёл без личного подарка-стиха Вера Павлова достала блок стикеров, читала написанные на них стихи всем, кто поднимал руку, и дарила стикер зрителю. Мне абсолютно случайно досталось такое четверостишие:

Родина-мать, соблазн велик

поддаться детскому капризу

и показать тебе язык,

фотографируясь на визу!

Вере Павловой очень понравилась акустика зала в «Вишнёвом саду». В следующий свой приезд на Родину она пообещала включить в программу вечера фортепианные произведения в своём исполнении, ведь за её плечами Гнесинка и богатое музыкальное прошлое.

Для названия своего вечера Павлова придумала оксюморон - «Мудрая дура». Я бы объяснил его так. «Мудрая», потому что пишет удивительные по смыслу и музыкальности стихи, а «дура» - потому что так открыто обо всём говорит. В России это не принято. По опросу Левада-центра, свыше 80 % россиян не высказывают открыто свою точку зрения. Они убеждены в том, что не являются дураками. Но мудры ли они?

В наступающее воскресенье

16 октября в арт-кафе «Вишнёвый сад» пройдёт концерт группы " MY BABY ` S BLUES BAND ".

Группа "My Baby’s Blues Band" — коллектив, исполняющий мировые хиты в авторском переложении. В их репертуаре лучшие композиции Blues, Jazz, Rock"n"Roll и R&B: кавер-версии мировых хитов и джазовые композиции. Художественный руководитель коллектива Денис Мартынов - участник телевизионных проектов: "Голос", "Две звезды", "Танцы со звездами", "ДОстояние РЕспублики". Изюминка коллектива - искренний женский и мужской вокал, виртуозная игра на музыкальных инструментах и, конечно, безумный драйв!

Сергей Шиляев

) - русская поэтесса.

Биография

В юности занималась музыкальной композицией. Окончила музыкальный колледж им. Шнитке. Окончила Академию музыки им. Гнесиных по специальности «История музыки». Работала экскурсоводом в доме-музее Шаляпина, печатала музыковедческие эссе, около 10 лет пела в церковном хоре.

Стихи начала писать в возрасте 20 лет, после рождения дочери. Первая подборка была опубликована в журнале «Юность », первая известность пришла после появления в газете «Сегодня» 72 стихотворений (с послесловием Бориса Кузьминского), породившей миф, что Вера Павлова - литературная мистификация.

Вера Анатольевна - участник круглого стола «Выражается сильно российский народ!» , журнал «Новый Мир » № 2 за 1999 г. Отвечают:

Лауреат Премии имени Аполлона Григорьева за 2000 год. Стихи Веры Павловой переведены на двадцать два иностранных языка. Участвовала в международных поэтических фестивалях в Англии, Германии, Италии, Франции, Бельгии, Украине, Азербайджане, Узбекистане, Голландии, США, Греции, Швейцарии.

Семья

• Брат - Сергей Десятов, основатель и директор галереи ArtPlay .
• Мужья и дети:
  • Андрей Шацкий, джазовый пианист.
    • Дочь - Наталья Андреевна Павлова, оперная певица.
  • До 1992 года - Михаил Павлов.
    • Дочь - Елизавета Михайловна Павлова, психолог.
  • С 1992 по 2001 год - Михаил Поздняев (1953-2009), поэт, журналист.
  • С 2001 года (официальный брак заключён в 2006 году) - Стивен Сеймур (скончался в 2014 году), дипломатический, затем литературный переводчик.

Творчество

Поэзия Павловой посвящена главным образом личной и интимной жизни современной женщины - и рассказывает о ней с редкой прямотой и искренностью. На основе стихов Павловой можно выстроить социологически и культурологически достоверную биографию её современницы - от первых проявлений гендерной идентичности (в детском саду) до распада семьи, новой, зрелой любви, позднего нового брака. Исключительная честность и откровенность самоанализа парадоксально сочетается у Павловой с весьма традиционными взглядами на семью, брак, любовь, мужчину и женщину.

Автор либретто опер «Эйнштейн и Маргарита», «Планета Пи» (композитор Ираида Юсупова), «Дидона и Эней, пролог» (композитор Майкл Найман), «Рождественская опера» (композитор Антон Дегтяренко), «Последний музыкант» (композитор Ефрем Подгайц), кантат «Цепное дыхание» (композитор Пётр Аполлонов), «Пастухи и ангелы» и «Цветенье ив» (композитор Ираида Юсупова), «Три спаса» (композитор Владимир Генин).

Записала как чтец семь дисков со стихами поэтов Серебряного века. Спектакли по стихам Павловой поставлены в Скопине, Перми , Москве. Фильмы о ней и с её участием сняты в России, Франции, Германии, США.

Утро вечера мудренее,
дочка – матери.
На какую же ахинею
время тратили –
спорили, можно ли в снег –
без шапки,
в дождь – без зонтика.
Нет бы сгрести друг друга
в охапку –
мама! Доченька!

Нас. Вас
Мы любить умеем только мертвых.
А живых мы любим неумело,
приблизительно. И даже близость
нас не учит. Долгая разлука
нас не учит. Тяжкие болезни
нас не учат. Старость нас не учит.
Только смерть научит. Уж она-то
профессионал в любовном деле!..

Вера хотела быть композитором. С 8 лет сочиняла музыку, училась в музыкальном колледже им. Шнитке, пела в церковном хоре, закончила Академию музыки им. Гнесиных, потом стала историком музыки, а потом ушла в декрет и в роддоме начала писать стихи. Первые стихи были опубликованы в журнале «Юность». С тех пор пишет стихи уже более 28 лет. За это время родила двух дочерей, меняла мужей, пока не встретила американца Стива Сеймура, которого сначала покорили ее стихи, а потом и она сама.

Признается, что была поражена, узнав, что Стив знал практичсеки все ее стихи и мечтал давно с ней познакомиться. “Теперь я знаю для чего надо писать стихи, чтобы найти своего Принца”. И сейчас Вера живет на два дома – на две страны.

“Брак с иностранцем.
Полюбит ли невестку
родина-свекровь?”

Вера Анатольевна признается, что полюбила. Четыре года назад в журнале «The New Yorker» было опубликовано 4 стихотворения Веры Павловой в переводе Стива. В этом журнале из русских авторов публиковался в последнее время только Бродский. Причем эта любовь взаимная. ” Когда я впервые увидела окрестности Нью-Йорка, я поймала себя на ощущении, что именно такой природа казалась мне в детстве:все вокруг было большим и ярким, а я была маленькой и счастливой. Я качалась на качелях в парке на вершине гигантского водопода и пела во весь голос романсы Глинки. ”
Вера Анатольевна Павлова переведена на двадцать иностранных языков. Участник многих международных поэтических фестивалей. Автор многочисленных либретто и кантат. Известна как чтец стихотворений поэтов Серебряного Века, издано 7 дисков. По ее стихам поставлены спектакли в Москве, Перми, в Скопине
Фильмы с ее участием и о ней сняты в России, Германии. Франции, США.

“Коровий колокольчик – сигнализация наоборот:
звенит – все в порядке,
умолк – тревога.
Мои стихи – коровий колокольчик.
Не сигнализация”

“…Говорят, что я пошла в бабушку – такая же властная. Что ж. я не против!… Баба Роза – могучая личность! Ей только что исполнилось 98 лет. Время от времени бабуля объявляет нам, что намерена помереть…Пару лет назад она простудилась. Приезжаю – лежит, глаза закрыты:” Помираю” Не знаю, что и сказать..Вдруг Роза говорит: ” Прочти мне твои стихи новые” И я ей читаю.

“Подарки. Тосты. Родственники. Подружки.
Стая салатниц летает вокруг стола.
Бабушка, у тебя была любимая игрушка?
Бабушка, ты меня слышишь? Слышу. Была.
Кукла. Тряпичная. Я звала ее Нэлли.
Глаза с ресницами. Косы. На юбке волан.
В тысяча девятьсот двадцать первом мы ее съели.
У нее внутри были отруби. Целый стакан.”

Как она хохотала! “Да, так все и было!” (Конечно, стихи-то с натуры написаны!) “Прочти еще раз.” Я читала еще и еще, и она всякий раз хохотала. Через пару дней бабуля выздоровела. Я, разумеется, не стану утверждать, что ее вылечили мои стихи, но… А про куклу – все правда. Бабуля прожила очень трудную жизнь:голодомор, эвакуация с двумя маленькми детьми, вредное химическое производство…
Кстати, именно бабушка привила мне любовь к поэзии. Бабушка знала наизусть неимоверное количество стихов и читала мне их на пргулках.
В 6 лет я развлекала гостей, читая наизусть от начала до конца “Черного человека” Есенина. До сих пор, между прочим, помню. И бабуля еще пару лет назад запиралась со мной в моей комнате и читала мне стихи наизусть – час, два…”Онегина” практичсеки целиком, того же Есенина. Но больше всего я любила, когда она читала пушкинское “Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем”…Я не удержалась, сняла это на видео. Так начлся бесконечный проект – фильм “Мои любимые”: мои любимые люди читают перед камерой одно стихотворение, свое любимое. И, читая, хорошеют на глазах!..”

“Я ходила в класс композиции с 8 лет. Учителя звали Поль Миронович Двойрин (Между собой, дрожа от обожания, мы называли его Соль Минорычем) В его классе прошли лучшие часы моего детства (а следовательно, и всей жизни). Свинцовые мерзости общеобразовательной школы, равнодушие родителей, средневековые пытки подростковости – все искупались этими часами. Мы сочиняли коллективную оперу “Бармалей” и на ее репетициях по очереди дирижировали струнным оркестром, мы играли на ударных инструментах и органе, мы встречались с Пахмутовой и Хачатуряном, мы давали концерты и ездили на гастроли, мы говорили обо всем на светет и не могли расстаться, пока нас не выгонял сторож и не запирал за нами дверь музыкальной школы. Мои лучшие друзья оттуда, из класса композиции. И я очень сильно подозреваю, что мои стихи тоже оттуда.

Я начала писать стихи 2 июня 1983 года в роддоме 20 г. Москвы. Родила Наташу – и начала писать. До того дня мне и в голову не приходило складывать слова в столбик. Правда, я с 12 лет вела дневник. Но самовыражалась не в нем, а в музыке и рисовании. Я рисовала “дистрофиков” – человечков с длинными носами и тонкими руками (нетрудно догадаться, что я сама была именно таким человечком) Дистрофики годились для всего – и для комиксов по блатным песням (слова “комикс” мы тогда не знали, комиксов в глаза не видели, а свои произведения называли “дистрофильмами”), и для бытописания (время от времени “словесные” сменялись дневниками рисованными). И вдруг – стихи… Одновременно с молоком. В записке мужу из роддома. Молоко ушло. Еще раньше ушел муж. Стихи остались.

“…У меня, когда я сочиняю, очень грустное лицо. Когда, бывает, стихи настигают меня в метро, сердобольные попутчики спрашивают меня: “Вам плохо?”- и предлагают валидол. А мне хорошо! Часто задаваемый читателями вопрос: “Вы пишите, когда вам хорошо или когда плохо?” Ответ: мне хорошо, когда я пишу, и плохо, когда не пишу.”

“Я сочиняла-сочиняла стишки, а зачем – не знала. Стив прочел их и нашел меня. Вот тут-то и выяснилось – зачем. ”

Предлагаю Вашему вниманию небольшую подборку стихов В.А. Павловой

Твою рубашку глажу по руке.
Твою подушку глажу по щеке.
Целую пряжку твоего ремня.
Любовь моя, переживи меня

Убежит молоко черемухи,
и душа босиком убежит
по траве, и простятся промахи
ей – за то, что не помнит обид,
и очнется мечта – заочница,
и раскроет свою тетрадь…
И не то чтобы жить захочется,
но расхочется умирать.

Поняла, где у меня душа –
в самом нижнем, нежном слое кожи,
в том, изнаночном, что к телу ближе,
в том, что отличает боль от ласки,
в том, что больше ласки ищет боли…

Они влюблены и счастливы.
Он:
– Когда тебя нет,
мне кажется –
ты просто вышла
в соседнюю комнату.

Она:
– Когда ты выходишь
в соседнюю комнату,
мне кажется –
тебя больше нет.

юная спит так
будто кому -то снится
взрослая спит так
будто завтра война
старая спит так
будто достаточно
притвориться
мертвой и смерть пройдет
дальней околицей села.

Я –
та,
которая
просыпается
слева
от
тебя.

Использована статья Веры Кротовой из журнала “Stori”

"Вы меня заставили плакать над собственными стихами второй раз, первый раз я плакала, когда сочиняла их».

УБЕДИТЕЛЬНЫЙ ПОЛЕТ
НАД ГНЕЗДОМ СКОПЫ

«Они влюблены и счастливы.
Он: - Когда тебя нет, мне кажется -
ты просто вышла в соседнюю комнату.
Она: - Когда ты выходишь в соседнюю комнату, мне кажется,
тебя больше нет…»

Э ти стихи я прочитала впервые, наверное, лет шестнадцать назад. Они запали в память и остались неким камертоном глубины, полноты и даже подлинности чувства. Любовного. Очевидно же, что из двоих сильнее любит тот, кто выход любимого за дверь воспринимает, как его смерть - опустела, мол, без тебя земля… И редкостного чувства слова. Простенькие, за душу берущие строки «повзрослели» вместе со мной. Я не забыла их, хотя забыла множество других стихов, прочитанных, услышанных, даже отредактированных… Уверена, что секрет - в необыкновенной «сбалансированности» прозаической речи, которая превращает речитатив в подлинную поэзию.

Это было явление, столь же парадоксальное, сколь и поэзия Веры Павловой...

И я никогда не думала, что встречусь «вживую» с автором этого стихотворения. Даже фамилию автора забыла тогда. Ибо она звучала так же просто (если не сказать - заурядно), как и это стихотворение-откровение: истина, открывшаяся на бегу, в суете жизни, в магнетизме искреннего влечения…
Павлова - была эта фамилия. Вера Павлова.

«Дочери на пейджер: «Срочно позвони!»
Господу на пейджер: «Спаси и сохрани!»
«Мам, я у Кирилла! Ну, хватит, не кричи!»
Значит, получила.
Значит, получил».

И эта великолепная молитва, вычитанная когда-то давно в журнальной подборке, радовала и удивляла на протяжении многих лет…
Познакомиться с Верой Павловой лично мне выпало счастье 30 мая 2008 года. Это было явление, столь же парадоксальное, сколь и поэзия Веры Павловой: знаменитая, в какой-то мере даже скандально известная (спасибо критикам, но об этом позже!) поэтесса в рязанской глубинке. В районном - бывшем уездном - центре Скопин (на его гербе изображена исчезнувшая степная птица скопа), стоящем среди центральной России с XVI столетия, причем весьма скудно меняющемся за все пять веков своего существования. В городке, сошедшем словно с картин передвижников - там встретишь и «Московский дворик», и «Последний кабак у заставы», и «Луг перед грозой». В городке, средоточием культурной и духовной жизни которого, по моему глубокому убеждению, и не в обиду будь сказано прочим культурным центрам Скопина, является Молодежный театр «Предел». Художественный руководитель - Владимир Дель. Артисты - «самодеятельная» (слаженная из врачей, рабочих, учащихся, шоферов), но блещущая актерским профессионализмом труппа. На «Рождественском параде» в Петербурге знаменитый критик и председатель жюри Елена Горфункель сказала зрителям, предваряя выход «Предела»: «Это театр, в котором играют дети-профессионалы». За двадцать лет существования (нынешний год для «Предела» юбилейный) этот театр стал лауреатом более восьмидесяти театральных фестивалей в России и за рубежом.

И вот этот коллектив подготовил за шесть лет два спектакля по стихам Веры Павловой: «Я ябет юлбюл» и «Вездесь». Первый («Я тебя люблю» наоборот) был поставлен несколько лет назад по стихам Веры Павловой с добавлением сцен из «Легкого дыхания» Бунина и… подлинных историй из жизни скопинских подростков. Сценическая сила этой постановки превзошла все ожидания! Второй спектакль, который демонстрировался специально для Веры 30 мая, - это инсценированный и расцвеченный стихами «Интимный дневник отличницы» (режиссура Владимира Деля), который с изумительным дарованием выносит на своих хрупких плечах - одна! - юная актриса Екатерина Авданькина. Вера, потрясенная новым прочтением собственных стихов, подарила Екатерине диск, на котором авторская запись чтения «Интимного дневника…», с надписью: «Вы меня заставили плакать над собственными стихами второй раз, первый раз я плакала, когда сочиняла их».

Н адо видеть, как Екатерина в бейсболке козырьком назад мечется по сцене - по классической древнегреческой сцене в низшей плоскости зрительного зала, от которой скамьи расходятся амфитеатром - и с органичной подростковой шаловливостью рассказывает: «Филина с Емелиной уже на всех мальчиков из нашего класса перегадали на Луну и на Солнце…» И как меняется ее полудетское лицо, когда губы произносят строки, ради которых все и задумывалось:
«Скоро я совсем растрачу детства золотой запас…»
Взрослые и серьезные люди почти всегда забывают, как они сами были детьми. Однако из каждого правила бывают исключения. Вера Павлова, сама похожая на подростка в джинсах и свитере, с чУдными распущенными волосами - такой она сидела среди разряженного скопинского бомонда - никогда не забудет о детстве. Потому, что с ним расставаться больно, каждое отречение от детства, надиктованное обстоятельствами, мучительно, даже физиологично:
«Выпадаем из детства, как молочные зубы…»
Сиюминутный дискомфорт в ранке, оставшейся на месте молочного зубного корешка, пройдет, а тоска по утраченному сохранится и будет раздражать уравновешенное, успешно социализированное здоровье взрослого:
«Юность - осложненье всех детских болезней…»

Н о вот что удивительно - вчерашний подросток Екатерина Авданькина, читая стихи Веры Павловой, сама словно бы переносится на …дцать лет вперед и заглядывает в свое нынешнее состояние постаревшими глазами. И мимолетная усталость проблескивает в ее взгляде, точит слезу на бархатистую, с подлинным румянцем щеку… А потом «ретроспектива» ломается, и девочка снова сетует откровенно: «У меня начались и не кончаются уже целую неделю!».

Вот тут публика оказалась фраппирована - ну, да не привыкать к кривотолкам ни
молодежному театру «Предел», ни самой Вере Павловой. После постановки «Я ябет юлбюл» в 2004 году, на театр обрушилась волна негодования со стороны чиновников от образования и работников пресловутой системы среднего (совсем среднего!) образования. «Пишет вам заслуженная учительница… Это распущенность и разврат!.. Как можно ТАКОЕ выносить на сцену!.. Я потрясена». Скандальчик достиг апогея после фестиваля рязанских театров, работающих для молодежи, «На пороге юности». Представители театров, не удостоенных такой овации, как «Я ябет юлбюл», совместно с «детским жюри» вынесли спектаклю свой вердикт:
«...Хотелось бы напомнить руководителю, что коллектив выступает не на танцплощадке, а в Храме искусств, и включать музыку «Тату» на сцене театра - это кощунство!.. Театр создан для отдыха души и красоты глаз, а не для того, чтобы выносить грязь и пошлость на сцену... Что должен понять народ, прочитав название «Я ябет юлбюл»?.. На фестиваль не должны допускаться творцы со звездной болезнью!»
При этом отзывы Санкт-Петербургского театрального жюри о том же спектакле были искренне хвалебными.

Р уководители «Предела» Владимир и Ирина Дель, естественно, не любят об этом вспоминать. Но, что характерно, педагогические страсти утряслись, глупые предположения относительно морального облика труппы театра отодвинулись на задний план, а спектакль с таким лиричным и - опять же! - парадоксальным, как все творчество Веры Павловой, названием, остался одной из жемчужин репертуара «Предела». То, что он сейчас не демонстрируется, объясняется проще простого: девочки, виртуозно сыгравшие в нем, выросли, некоторые вышли замуж. Играют теперь более взрослые роли.
После рождения «Вездесь» жемчужин стало две.

У дивительно то, что именно «Предел» дал толчок знакомству Рязани с Верой Павловой. Хотите верьте, хотите проверьте - но до тех пор, пока Дели не нашли в Интернете ее стихи, не прониклись ими, не загорелись творческой идеей, не поставили первый спектакль, не написали Вере - Рязань литературная не имела представления об этом незауряднейшем поэте! Ну, разве что единицы встречали ее стихи. И то, возможно, как я, сохраняя в памяти строки, забывали об имяреке - о том, кому они пришли в голову… На блиц-обсуждении, устроенном 30 мая между спектаклем и творческим вечером самой Веры, прозвучало, что для Скопина ее «открыли» именно Дели. А Вера сделала комплимент режиссеру: «Предел» - единственный театр, который честно информировал автора об использовании в своих постановках ее стихов. Хотя прецеденты использования ее поэзии на сцене случались и в других городах России, в том числе и в столицах. Но полностью инсценировать стихи Павловой осмелился только «Предел» - в остальных спектаклях они служат либо фоном, либо эдакой «приправой» к действу. Потому, наверное, между театром и поэтессой завязалась дружба по переписке. Длилась пять лет. Эта дружба привела 30 мая 2008 года Веру Павлову в городок, ранее не знакомый ей.

«Творить? Ну что ты! - Створаживать
подкисшее житие,
житуху облагораживать,
чтоб легче было ее
любить. И любить ее, жирную,
как желтый пасхальный творог...
А ты мне про тайны надмирные.
А ты мне - восстань, пророк...»

Периферийную житуху, увы, сложно облагораживать даже такими, несомненно, талантливыми стихами. В провинции свои критерии, в том числе и моральные - порой домостроевские, - свои представления о поэзии, своя творческая иерархия…

Вере пришлось выслушать выступление почетного гражданина города Скопина (не назову имя из деликатности): «Мне кажется, что такие стихи нельзя слушать мужчинам. Слишком уж много там подробностей… А остальное понравилось». Интересно, что - «остальное»? Остальное в спектакле «Вездесь» - то, что девочка неизбежно становится женщиной, и о том, как она осознает свое предначертание:
«…Все остальное время я - Женщина!»

Вера ответила опасливому гражданину, что не делит своих слушателей по половому признаку, и, более того, считает, что мужчинам не грех лучше понять женскую природу, долю и судьбу. Последнюю - через две первых составляющих.
Скопинские поэты занимали очередь с вечера, чтобы попасть на встречу с Верой, и наперегонки стремились на сцену, чтобы прочесть ей свои стихи - и за каждое выступление она благодарила. В ее поведении чувствовалась раскованность «западного» человека, отвыкшего от надуманных условностей российской «житухи». Знаете, каким образом Вера раздавала автографы? В жизни не додуматься!.. Сложила в корзину листочки, на которых ее каллиграфическим почерком были написаны короткие стихи с подписью, и приглашала всех желающих прочесть их вслух. С пожеланиями типа: «Игриво! Со страстью! Философски!». Смельчак получал листок со стихотворным подарком на вечную память.
Мне досталось вот что:

«К тебе.
Сбивая каблуки.
Ломая весла, крылья, лыжи.
Со смертью наперегонки.
Отрыв все меньше.
Ты все ближе».

Стремление к … - лейтмотив творчества и жизни любого настоящего поэта. Объекты стремления бывают разными. Но смысл движущей силы от этого не меняется. В биографии Веры Павловой отчетливо прослеживается свет путеводной звезды, имеющий силу защитного поля.

Конечно же, приезжей знаменитости задавали вопросы о себе. Ответы на них, в отличие от ее стихов, оставляли некую завесу, скрывающую кое-что от посторонних глаз. Первые этапы биографии Веры Павловой выглядят стереотипно: москвичка, Гнесинка, музыковедение, рождение первой дочери 2 июня 1983 года. Дочь она любовно называет своей музой - первое стихотворение было написано в тот же день прямо в роддоме. Сейчас музе исполнилось 25 лет. У Веры две дочери, обе они живут в Москве и пишут стихи. Творчество одной из них матери намного ближе… Об американских страницах биографии Вера говорила немногословно, а Стивен, муж поэтессы, вообще берег подробности. «Моя родина - музыка и русский язык», - это о соприкосновении культур. «Писать стихи стыдно, не стыдно писать только о том, о чем нельзя сказать иначе», - это о сути поэзии. «Одни пишут, чтобы печататься, другие для себя, как и я. Это процесс физиологический. Как дыхание или еще что-то», - это об отношении к собственной поэзии. Мне кажется, мы с Верой друг друга поняли.
…Вообще-то экзотическая биография не влияет на качество творчества. За исключением весьма редких случаев - таких, например, как Евгений Карасев, но об этом феномене уж точно будем говорить в другой раз.

Весьма вероятно, приезд Веры связан с семейным торжеством, юбилеем дочери. Однако - почти накануне пуститься в путь, на триста километров, на десять-двадцать лет от Москвы, на рейсовом автобусе со Щелковского автовокзала, чтобы посмотреть спектакль по своим произведениям и расцеловать смущенную Екатерину в обе щеки, чтобы поздравить режиссера, выслушать стихи скопинцев, дать уйму интервью и, утомившись, выпить чаю в гостеприимном фойе театра - оно же гостиная, чтобы показать своему американскому супругу, Стивену, ту Россию, которой он не знает, несмотря на его русские корни…

«Зачем вы пишете стихи?» и «Как вы познакомились с вашим нынешним мужем?» - эти два вопроса прозвучали почти синхронно. Вера дала синхронный же ответ: стихи надо писать, чтобы всегда был шанс найти своего Принца. Когда-то в Москве ее разыскал курьер из американского посольства - на белом «Мерседесе», в который трансформировался белый конь из сказок - и пригласил в посольство на встречу с человеком, который досконально знаком с творчеством поэтессы, любит его и жаждет познакомиться с нею лично.
Этим человеком оказался Стивен. Это и был принц. Уже семь лет Принцесса с Принцем счастливо живут в Тридевятом царстве-Тридесятом государстве.
Едучи в автобусе и любуясь сквозь плохо промытое окно бескрайними рязанскими полями (убойный штамп! Привожу его лишь затем, чтобы оттенить красоту поэтического языка Веры!), Принцесса написала стихотворение:

«Я знаю - я хорошая.
Я Принцу пара.
Принцесса на горошине
Земного шара».

Н е всем выпадает такая честь - стать первыми слушателями маленького шедевра.
Разумеется, восторги в адрес стихов Веры Павловой не разделяют весьма многие уважаемые критики. По ее собственным словам, ей не раз приходилось читать даже на бумажных носителях нечто вроде «Виляя задницей, вошла Вера Павлова…» Про содержание электронных критических статей она предпочитает не говорить вообще. И что тут скажешь, если Александр Архангельский на одном из популярных порталов пишет буквально следующее: «Вера Павлова вовремя придумала поэтическую благоглупость. Вбросила в окружающее литературное пространство утонченный лирический слоган. Кажется, так: «Я Верка/ - сексуальная контрреволюционерка». Формула сколь бессмысленная, столь удобная для цитирования. Стихи после этого читать необязательно…» и определяет ее концепт как «душевную поэтическую эротику». Владимир Новиков утверждает уже на бумаге: «Система прямого шокового воздействия, применяемого Павловой, немыслима для нынешнего журнального бонтона, отпугивает она и критику, поскольку критический разбор требует цитат, а найти хотя бы четверостишие в рамках приличий здесь невозможно». И даже Мария Левченко смотрит на творчество Павловой под тем же углом: «Излюбленная постмодернистами телесность текста сменяется у Павловой текстуальностью тела. Поэт подчиняется ритму и музыке своего тела, открывает для него возможность говорения, и - рождается слово: затертое клише о рождении слова разворачивается у Павловой буквальной и поэтапной реализацией…» К счастью, Левченко не видит в аналогии рождения слова и родах человека того, что могло бы обесценить поэзию.

В поэзии Веры Павловой много не тела - много самой поэзии

Будет ли позволено еще одной женщине вклиниться в вялотекущий мужской диспут, дабы сказать свое словечко? К сожалению, складывается впечатление, что умные, образованные деятели литературы рассуждают в том же русле, что и почетный гражданин города Скопина, которому в силу возраста и воспитания простительно шокироваться от прилюдного намека на регулярные дамские трудности. Как же люди, зараженные таким интеллектуальным ханжеством, несчастные, телевизор смотрят?..
Смею предположить, что это наследие многих исторических пластов, от уже упомянутого «Домостроя» до воинствующей асексуальности строителей коммунизма. На продолжении нескольких долгих эпох выработался так называемый мужской шовинизм: в данном контексте - мужская монополия на обсуждение определенных тем и проблем, которые «неприличны благородной даме». Несмотря на то, что все, традиционно считающееся неприличным, касается отношений полов и их последствий - то есть самых что ни есть женских проблем. Тут и до отъявленного сексизма недалеко - миф о том, что женщина не может писать литературные произведения выше определенной «планки», заслуживающие внимания, стойко держится в умах и сердцах сильной половины человечества. Поэтому просто жаль интеллектуально богатых людей, попавших в силки живучей легенды - или в стереотип мышления, поворачивающий литературный намек в сторону непристойности. Нечто вроде: «И в дугах каменных Успенского собора мне брови чудятся высокие, дугой…» Хорошо хоть брови, а не иные выпуклости…

В поэзии Веры Павловой много не тела - много самой поэзии, тем более примечательной, что поэтесса демонстративно не прибегает к модным нынче приемам в работе со словом. Ее «телесное» наполнение, «плотский» антураж - лишь один из удачно выбранных художественных приемов, оправдавших себя мощным резонансом в культуре и социуме. Она не злоупотребляет центонами и реминисценциями. Парадоксальность, даже афористичность ее строк порой зиждется на аллюзиях (Принцесса на горошине весьма показательна), однако, на мой взгляд, заимствований любого рода в поэзии Павловой содержится не так много. Напротив, ее трудно упрекнуть в каких-либо вторичностях. Очевидно, что вопиющая откровенность стихов явилась в своем роде поэтическим откровением, открытием нового «шлюза» в женском творчестве - если кому-то угодно делить творчество по гендерному признаку. Главное же достоинство поэзии Веры Павловой в ее кажущейся простоте, даже обыденности, впечатляющей именно тем, что это словно бы мысли рядовой женщины, брезжущие в уме предощущением - и прорывающиеся, в момент контакта со стихами, сознанием: «И я, и я так думала!» Потому у Веры Павловой никогда не возникнет недостатка в единении с читателями. Особенно - читательницами. Но, как мы уже выяснили, она не страдает от того, что адресаты ее творений в основном женщины.

И , конечно же, человек (критик) предполагает - а Бог располагает. Вера Павлова - лауреат солидной литературной премии имени Аполлона Григорьева 2000 года (о том, что значила для нее эта премия, поэтесса пошутила легко: «Бессмысленно потраченные деньги!»). В 2007 году в журнале «Нью-Йоркер» было опубликовано четыре стихотворения Веры Павловой. В этом журнале после Бродского не публиковался ни один русский поэт. Более того, в Америке, которую мы привыкли считать бездуховной страной, царством потребления, знающей две книги - чековую и Библию, ставится фильм о русской поэтессе. Все это говорит о том, что Вера Павлова - особенное явление в мировой литературе, которое невозможно не заметить.
А своим оппонентам она давно уже возразила:

«Не надо трогать этой песни -
она сама себя споет.
Но чем летящее телесней,
тем убедительней полет» .

Елена САФРОНОВА

ЗИНЗИВЕР № 2 (10) (2008)

* * *
Ночами за дверью моею
избитые плачут слова -
впускаю, за пазухой грею,
убитого слова вдова...

* * *
Натюрморт: где стол был яств -
гроб. Умеренно мертва,
складываю про запас
в рифму мертвые слова.
Там, по ту сторону врат,
в златоверхом граде том,
все стихами говорят.
Мертвым - мертвым языком

* * *
Поняла, где у меня душа -
в самом нижнем, нежном слое кожи,
в том, изнаночном, что к телу ближе,
в том, что отличает боль от ласки,
в том, что больше ласки ищет боли...

* * *
Они менялись кольцами тайком.
Они в санях по городу летели.
Метели покрывали их платком
и хмелем посыпали их метели.

И путь у них настолько был один,
настолько было некуда деваться,
что не хотелось куриц и перин,
что даже не хотелось целоваться,
а только лица ветру подставлять,
а только на ветру в лице меняться.
Метели мягко стелят. Страшно спать.
Еще страшнее будет просыпаться.

* * *
Мужчина: удар, давление.
Сперва без сопротивления
позволю давить сок,
потом напомню: лобок
под мякотью прячет кость,

и ты - не хозяин: гость.

* * *
Одиночество - это болезнь,
передающаяся половым путем.
Я не лезу, и ты не лезь.
Лучше просто побудем вдвоем,
поболтаем о том, о сем,
не о том, не о сем помолчим
и обнимемся, и поймем:
одинокий неизлечим.

* * *
Нет любви? - Так сделаем ее!
Сделали. Что дальше будем делать? -
Сделаем заботу, нежность, смелость,
ревность, пресыщение, вранье.

* * *
Давай друг друга трогать,
пока у нас есть руки,
ладонь, предплечье, локоть,
давай любить за муки,
давай друг друга мучить,
уродовать, калечить,
чтобы запомнить лучше,
чтобы расстаться легче.

* * *
Зачем считала, сколько мужиков
и сколько раз, и сколько раз кончала?
Неужто думала, что будет мало?
И - было мало. Список мужиков -
бессонница - прочтя до середины,
я очутилась в сумрачном лесу.
Мне страшно. Я иду к себе с повинной.
Себя, как наказание, несу.

* * *
кричать - не кричу, только скулю-скулю,
тебе подставляя то одну, то другую скулу

* * *
Не взбегай так стремительно на крыльцо
моего дома сожженного.
Не смотри так внимательно мне в лицо,
ты же видишь - оно обнаженное.
Не бери меня за руки - этот стишок
и так отдает Ахматовой.
А лучше иди домой, хорошо?
Вали отсюда, уматывай!

* * *
В знак тсс приложи палец
к моим малым губам
Впрочем, они не меньше
моих основных губ
Впрочем, они и не больше
Впрочем, почему основных
Впрочем, больше о прочем
не могу, потому что - тсс

* * *
Не говори своему телу Я.
Не говори моему телу Моя.
Краем себя отгибая мои края,
тело мое по своей мерке кроя,
знай: когда я кончаю, кончаюсь я
и, не своя, я тем более не твоя

* * *
Я из-под палки изучаю
чудные Господа дела:
жизнь несерьезна, но печальна.
Серьезна смерть, но весела.
О смерть, твой вкус кисломолочен
и вечнозелен твой покой,
твой полный курс, как сон, заочен
и весь - бегущею строкой.

* * *
Один умножить на один равняется один
Отсюда вывод, что вдвоем ты все равно один
Отсюда вывод, что вдвоем ты со вторым един
Отсюда вывод: твой второй, он, как и ты, один

* * *
Этих слов не снести почтальону,
самолету крениться крылом,
этих, пахнущих сердцем паленым
и покоем, пошедшим на слом
в одночасье, на родине, чуждой
нам обоим... На весь этот свет:
я люблю вас. Ответа не нужно.
Надорвусь, надрывая конверт.

* * *
Почистила зубы.
Больше я этому дню ничего не должна.

* * *
оцарапав острым крылом,
пролетел над самым столом
тихий ангел,
и сразу за ним
матерящийся херувим

* * *
"Нас. Вас"
Мы любить умеем только мертвых.
А живых мы любим неумело,
приблизительно. И даже близость
нас не учит. Долгая разлука
нас не учит. Тяжкие болезни
нас не учат. Старость нас не учит.
Только смерть научит. Уж она-то
профессионал в любовном деле!..

* * *
Не надо обо мне молиться.
Не то, молитве слёзной вняв,
со мною что-то не случится,
минует что-нибудь меня,
наставит на стезю иную,
напомнит про всесильность уз,
и что-то злое не минует
того, о ком в слезах молюсь.

"Эскамильо"
Я их не помню. Я не помню рук,
которые с меня срывали платья.
А платья – помню. Помню, скольких мук
мне стоили забытые объятья,
как не пускала мама, как дитя
трагически глядело из манежа,
как падала, набойками частя,
в объятья вечера, и был он свеже-
заваренным настоем из дождя
вчерашнего и липовых липучек,
которые пятнали, не щадя,
наряд парадный, сексапильный, лучший
и ту скамью, где, истово скребя
ошметки краски, мокрая, шальная,
я говорила: Я люблю тебя.
Кому – не помню. Для чего – не знаю.

"Этот, как его..."

ты возбуждаешь меня
как уголовное дело
ты оставляешь меня
как бездыханное тело
ты забываешь меня
как роковую улику
ты причисляешь меня
к безликому лику
женщин

***
Вкус вкуса – вкус твоего рта.
Вкус зренья – слезы твои лижу –
так, пополам с дождевой морская вода,
а рот... В поисках слова вложу, приложу
язык к языку, вкусовые сосочки – к соскам
твоим вкусовым, чтобы вкуса распробовать вкус,
словно тогда я пойму, что же делать нам,
как избежать того, чего так боюсь...

***
Ты мог бы взглядом опылять цветы,
ты мог бы взглядом подпевать наядам,
ты мог бы, мог бы... Но не мог бы ты
на взгляд прямой прямым ответить взглядом
наперснице твоей, сидящей рядом
на краешке гудящей пустоты?

***
незримая слеза. Она течет
по внутренней поверхности щеки,
она течет путем грунтовых вод,
притоком нарицательной тоски,
она течет без видимых причин,
а тайные известны только ей,
она – причина складок и морщин
у глаз, вокруг улыбки, меж бровей

***
Любовь – урок дыханья в унисон.
Беда – урок дыхания цепного.
И только сон, и только крепкий сон –
урок дыхания как такового.
Освобожден от обонянья вдох,
а выдох не татуирован речью,
и проявляется в чертах – двух-трех-
лица – лицо щемяще человечье.
Ты – человек. Запомни: только ты
и более никто – ни зверь, ни птица –
спать можешь на спине, чтоб с высоты
твое лицо к тебе могло спуститься,
чтоб, выдохнув из легких черный прах,
дышать как в детстве, набело, сначала,
и чтобы по улыбке на устах
твоя душа впотьмах тебя узнала.