Барин в мертвых душах. H. В. Гоголь. «Мертвые души». Образы помещиков. Человеческие типы. Образы помещиков в поэме "Мертвые души" Гоголя

В этой статье мы опишем созданный Гоголем образ помещиков в поэме "Мертвые души". Таблица, составленная нами, поможет запомнить информацию. Мы последовательно расскажем о пяти героях, представленных автором в этом произведении.

Образ помещиков в поэме "Мертвые души" Н. В. Гоголя вкратце охарактеризован в следующей таблице.

Помещик	Характеристика	Отношение к просьбе о продаже мертвых душ
Манилов	Пошлый и пустой. Два года лежит в его кабинете книга с закладкой на одной странице. Слащава и приторна его речь.	Удивился. Думает, что это незаконно, однако отказать не может столь приятному человеку. Отдает бесплатно крестьян. При этом не знает, сколько душ имеется у него.
Коробочка	Знает цену деньгам, практична и хозяйственна. Скупая, бестолковая, дубинноголовая, помещица-накопительница.	Хочет знать, для чего души Чичикову. Число умерших знает точно (18 человек). Смотрит на мертвые души как на пеньку или сало: вдруг пригодятся в хозяйстве.
Ноздрев	Считается хорошим товарищем, однако готов всегда напакостить другу. Кутила, игрок в карты, "разбитной малый". Разговаривая, перескакивает постоянно с предмета на предмет, использует брань.	У этого помещика, казалось бы, легче всего было Чичикову заполучить их, но он единственный, кто оставил его ни с чем.
Собакевич	Неотесан, неуклюж, груб, неспособен выразить переживания. Жесткий, злобный крепостник, не упускающий никогда выгоды.	Самый сообразительный из всех помещиков. Сразу раскусил гостя, совершил сделку с выгодой для себя.
Плюшкин	Когда-то была у него семья, дети, а сам он являлся бережливым хозяином. Но смерть хозяйки превратила этого человека в скрягу. Он стал, как и многие вдовцы, скупым и подозрительным.	Изумило и обрадовало его предложение, поскольку будет доход. Продать души согласился по 30 копеек (всего 78 душ).

Изображение помещиков Гоголем

В творчестве Николая Васильевича одной из главных является тема о помещичьем классе в России, а также о господствующем сословии (дворянстве), его роли в жизни общества и его судьбе.

Основным способом, использованным Гоголем при изображении различных персонажей, является сатира. В созданных его пером героях нашел отражение процесс постепенного вырождения помещичьего класса. Николай Васильевич выявляет недостатки и пороки. Гоголевская сатира окрашена иронией, которая помогла этому писателю прямо сказать о том, о чем было невозможно говорить открыто в цензурных условиях. При этом смех Николая Васильевича кажется нам добродушным, однако он не щадит никого. Каждая фраза имеет подтекст, скрытый, глубокий смысл. Ирония вообще является характерным элементом сатиры Гоголя. Присутствует она не только в речи самого автора, но также и в речи героев.

Ирония является одной из существенных черт гоголевской поэтики, придает больший реализм повествованию, становится средством анализа окружающей действительности.

Композиционное построение поэмы

Образы помещиков в поэме крупнейшем произведении этого автора, даны наиболее многогранно и полно. Строится оно как история похождений чиновника Чичикова, который скупает "мертвые души". О разных деревнях и обитающих в них хозяевах позволила рассказать автору композиция поэмы. Почти половина первого тома (пять из одиннадцати глав) посвящена характеристике разных типов помещиков в России. Николай Васильевич создал пять портретов, не похожих друг на друга, однако в каждом из них в то же время находятся черты, являющиеся типичными для русского крепостника. Знакомство с ними начинается с Манилова и завершается Плюшкиным. Такое построение неслучайно. Есть своя логика в данной последовательности: процесс оскудения личности человека углубляется от одного к другому образу, он все более развертывается как страшная картина распада крепостнического общества.

Знакомство с Маниловым

Манилов - представляющий образ помещиков в поэме "Мертвые души". Таблица лишь кратко описывает его. Познакомим вас поближе с этим героем. Характер Манилова, который описан в первой главе, проявляется уже в самой фамилии. Начинается рассказ об этом герое с изображения деревни Маниловки, немногих способной "заманить" местоположением своим. Автор описывает с иронией господский двор, созданный как подражание с прудом, кустиками и надписью "Храм уединенного размышления". Внешние детали помогают писателю создать образ помещиков в поэме "Мертвые души".

Манилов: характер героя

Автор, говоря о Манилове, восклицает, что лишь один Бог знает, какой характер был у этого человека. По натуре он добр, обходителен, вежлив, однако это все принимает в его образе уродливые, преувеличенные формы. сентиментален и прекраснодушен до приторности. Праздничными и идиллическими представляются ему отношения между людьми. Различные взаимоотношения, вообще, - это одна из деталей, создающих образ помещиков в поэме "Мертвые души". Манилов не знал совершенно жизни, действительность у него заменялась пустой фантазией. Этот герой любил помечтать и поразмышлять, иногда при этом даже о полезных для крестьян вещах. Однако его идеи были далеки от потребностей жизни. Он не знал о настоящих нуждах крепостных и даже не думал никогда о них. Манилов считает себя носителем культуры. Он считался в армии образованнейшим человеком. Николай Васильевич иронично высказывается о доме этого помещика, в котором всегда "чего-нибудь недоставало", а также о слащавых отношениях его с супругой.

Разговор Чичикова с Маниловым о покупке мертвых душ

Манилов в эпизоде разговора о покупке мертвых душ сравнивается с чересчур умным министром. Гоголевская ирония здесь вторгается как бы нечаянно в запретную область. Такое сравнение означает, что министр отличается не так уж сильно от Манилова, а "маниловщина" представляет собой типичное явление пошлого чиновничьего мира.

Коробочка

Опишем еще один образ помещиков в поэме "Мертвые души". Таблица уже кратко познакомила вас с Коробочкой. О ней мы узнаем в третьей главе поэмы. Гоголь относит данную героиню к числу небольших помещиц, жалующихся на убытки и неурожаи и всегда держащих несколько набок голову, при этом набирая деньжонки понемногу в размещенные в комоде мешочки. Деньги эти добываются путем продажи самых разных продуктов натурального хозяйства. Интересы и кругозор Коробочки полностью сосредоточены на ее усадьбе. Весь ее быт и хозяйство имеют патриархальный характер.

Как Коробочка отреагировала на предложение Чичикова?

Помещица поняла, что торговля мертвыми душами выгодна, и согласилась после долгих уговоров продать их. Автор, описывая образ помещиков в поэме "Мертвые души" (Коробочка и другие герои), ироничен. Долго не может уяснить "дубинноголовая", что именно требуется от нее, что выводит из себя Чичикова. После этого она долго торгуется с ним, боясь прогадать.

Ноздрев

В образе Ноздрева в пятой главе Гоголь рисует совсем другую форму разложения дворянства. Этот герой - человек, что называется, "на все руки". В самом его лице было нечто удалое, прямое, открытое. Характерна для него также "широта натуры". По ироничному замечанию Николая Васильевича, Ноздрев - "исторический человек", поскольку ни на одном собрании, на котором ему удалось побывать, не обходилось никогда без историй. Он проигрывает с легким сердцем большие деньги в карты, обыгрывает простака на ярмарке и сразу же все "просаживает". Этот герой - несусветный враль и бесшабашный хвастун, настоящий мастер "лить пули". Он ведет себя вызывающе везде, если не сказать агрессивно. Речь этого персонажа изобилует бранными словами, он имеет при этом страсть "нагадить ближнему". Гоголь в создал в отечественной литературе новый социально-психологический тип так называемой ноздревщины. Во многом новаторским является образ помещиков в поэме "Мертвые души". Краткое изображение следующих героев описано ниже.

Собакевич

Более обличительный характер приобретает сатира автора в образе Собакевича, с которым мы знакомимся в пятой главе. Этот персонаж на предыдущих помещиков похож мало. Это прижимистый хитрый торгаш, "помещик-кулак". Он чужд буйному сумасбродству Ноздрева, мечтательному благодушию Манилова, а также накопительству Коробочки. Собакевич имеет железную хватку, он немногословен, себе на уме. Немного людей найдется, которые смогли бы обмануть его. Все у этого помещика крепко и прочно. Во всех предметах быта, окружающих его, Гоголь находит отражение особенностей характера этого человека. Все удивительным образом напоминает самого героя в его доме. Каждая вещь, как отмечает автор, как будто бы говорила о том, что она - "тоже Собакевич".

Николай Васильевич изображает фигуру, которая поражает грубостью. Этот человек показался Чичикову похожим на медведя. Собакевич является циником, который не стыдится ни в других, ни в себе морального уродства. Он далек от просвещения. Это твердолобый крепостник, который лишь как о заботится о собственных крестьянах. Интересно, что, кроме этого героя, никто не понял истинной сущности "негодяя" Чичикова, а Собакевич понял прекрасно и суть предложения, отражающую дух времени: все можно продать и купить, извлечь выгоду следует максимально. Таков обобщенный образ помещиков в поэме произведения, однако, не сводится к изображению только этих персонажей. Представляем вам следующего помещика.

Плюшкин

Плюшкину посвящена шестая глава. На нем характеристики помещиков в поэме "Мертвые души" завершаются. Имя этого героя стало нарицательным, обозначающим моральную деградацию и скупость. Данный образ является последней степенью вырождения помещичьего класса. Гоголь начинает знакомство с персонажем, как обычно, с описания усадьбы и деревни помещика. При этом была заметна на всех строениях "особенная ветхость". Николай Васильевич описывает картину разорения богатого когда-то крепостника. Его причиной является не безделье и мотовство, а болезненная скупость хозяина. Гоголь называет этого помещика "прорехой на человечестве". Сам внешний облик его характерен - это напоминающее ключницу бесполое существо. Персонаж этот смеха уже не вызывает, лишь горькое разочарование.

Вывод

Образ помещиков в поэме "Мертвые души" (таблица представлена выше) раскрыт автором многогранно. Пять характеров, которые создал в произведении Гоголь, рисуют разносторонне состояние данного класса. Плюшкин, Собакевич, Ноздрев, Коробочка, Манилов - разные формы одного явления - духовного, социального и экономического упадка. Характеристики помещиков в поэме Гоголя "Мертвые души" доказывают это.

Произведение Гоголя «Мёртвые души» было написано во второй половине 19 века. Первый том был издан в 1842 году, второй том практически полностью уничтожен автором. А третий том так и не был написан. Сюжет произведения был подсказан Гоголю. В поэме рассказывается о господине средних лет, Павле Ивановиче Чичикове, путешествующим по России с целью покупки так называемых мёртвых душ - крестьян, которых нет в живых, но которые всё ещё числятся живыми по документам. Гоголь хотел показать всю Россию, всю русскую душу в своей широте и необъятности.

Поэму Гоголя «Мёртвые души» в кратком содержании по главам можно прочесть ниже. В приведённом варианте описаны главные персонажи, выделены наиболее значительные фрагменты, с помощью которых можно составить целостную картину о содержании этой поэмы. Прочить онлайн «Мёртвые души» Гоголя будет полезно и актуально 9 классам.

Главные герои

Павел Иванович Чичиков - главный герой поэмы, коллежский советник средних лет. Путешествует по России с целью скупки мёртвых душ, умеет найти подход к каждому человеку, чем постоянно пользуется.

Другие персонажи

Манилов - помещик, уже немолод. В первую минуту думаешь о нём только приятное, а после - уже не знаешь, что и думать. Его не заботят бытовые трудности; живёт с женой и двумя сыновьями, Фемистоклюсом и Алкидом.

Коробочка - пожилая женщина, вдова. Живёт в маленькой деревни, сама ведёт хозяйство, занимается продажей продуктов и меха. Скупая женщина. Имена всех крестьян знала наизусть, письменного учёта не вела.

Собакевич - помещик, во всём ищет выгоду. Своей массивностью и неуклюжестью напоминал медведя. Соглашается продать Чичикову мёртвые души ещё до того, как тот заговорил об этом.

Ноздрёв - помещик, который ни дня не может усидеть дома. Любить кутить и играть в карты: сотни раз он проигрывался в пух и прах, но всё равно продолжал играть; всегда был героем какой-либо истории, да и сам мастер рассказывать небылицы. Его жена умерла, оставив ребёнка, но Ноздрёва семейные дела вовсе не заботили.

Плюшкин - необычный человек, по внешнему виду которого тяжело определить к какому сословию он относится. Чичиков сначала принял его за старую ключницу. Живёт один, хотя раньше в его имении кипела жизнь.

Селифан - кучер, слуга Чичикова. Много пьёт, часто отвлекается от дороги, любит размышлять о вечном. 

Том 1

Глава 1

В город NN въезжает бричка с обычным, ничем не примечательным. Он заселился в гостиницу, в которой, как это часто бывает, было бедно и грязно. Багаж господина вносили Селифан(низкий человек в тулупе) и Петрушка(малый лет 30). Путешественник почти сразу же направился в трактир, чтобы узнать, кто занимает руководящие должности в этом городе. При этом о себе господин старался не говорить вовсе, тем не менее все, с кем бы ни говорил господин, сумели составить о нём самое приятную характеристику. Наряду с этим автор очень часто подчёркивает незначительность персонажа.

Во время обеда гость узнаёт у слуги кто в городе председатель, кто губернатор, сколько богатых помещиков, приезжий не пропускал ни одной детали.

Чичиков знакомится с Маниловым и неуклюжим Собакевичем, которых он быстро сумел очаровать своими манерами и умением держаться на публике: всегда мог поддержать разговор на любую тему, был вежлив, внимателен и обходителен. Знакомые с ним люди отзывались о Чичикове только положительно. За карточным столом вёл себя как аристократ и джентльмен, даже спорил как-то особенно приятно, например «вы изволили пойти» .

Чичиков поспешил нанести визиты всем чиновникам этого города, чтобы расположить их к себе и засвидетельствовать своё почтение.

Глава 2

Чичиков жил в городе уже больше недели, проводя время за кутежом и пирами. Он завёл множество полезных для него знакомств, был желанным гостем на различных приёмах. Пока Чичиков проводил время на очередном званом обеде, автор знакомит читателя с его слугами. Петрушка ходил в широком сюртуке с барского плеча, имел крупный нос и губы. Характера был молчаливого. Он любил читать, но сам процесс чтения ему нравился гораздо больше, чем предмет чтения. Петрушка всегда носил с собой «свой особенный запах» , игнорируя просьбы Чичикова сходить в баню. Кучера Селифана же автор описывать не стал, дескать, он принадлежал к слишком низкому сословию, а читателю больше по душе помещики и графы.

Чичиков направился в деревню к Манилову, которая «немногих могла заманить своим местоположением» . Хоть Манилов и сказал, что деревня находится всего в 15 вёрстах от города, Чичикову пришлось проехать почти в два раза больше. Манилов на первый взгляд был человек видный, черты лица его были приятны, но чересчур слащавы. От него не дождёшься ни одного живого слова, Манилов будто жил в придуманном мире. У Манилова не было ничего своего, никакой своей особенности. Говорил он мало, чаще всего размышлял о высоких материях. Когда крестьянин или приказчик о чём-то спрашивал барина, тот отвечал: «да, недурно», не заботясь о том, что будет происходить дальше.

В кабинете Манилова лежала книга, которую барин читал уже второй год, а закладка, однажды оставленная на странице 14, оставалась на месте. Не только Манилов, но и сам дом страдал от недостатка чего-то особенного. Дому будто всегда чего-то не хватало: мебель дорогая, а на два кресла обивки не хватило, в другой комнате мебели и вовсе не было, но её туда всегда собирались поставить. С женой хозяин говорил трогательно, нежно. Она была под стать мужу - типичная воспитанница пансиона для девушек. Она была обучена французскому, танцам и игре на пианино, чтобы услаждать и развлекать мужа. Часто они переговаривались нежно и трепетно, будто молодые возлюбленные. Складывалось впечатление, что супругов не заботили бытовые мелочи.

Чичиков с Маниловым несколько минут стояли в дверях, пропуская друг друга вперёд: «сделайте милость, не беспокойтесь так для меня, я пройду после» , «не затрудняйтесь, пожалуйста, не затрудняйтесь. Пожалуйста, проходите» . В итоге оба прошли одновременно, боком, задев друг друга. Чичиков во всём соглашался с Маниловым, который нахваливал и губернатора, и полицмейстера, и других.

Удивили Чичикова дети Манилова, двое сыновей шести и восьми лет, Фемистоклюс и Алкид. Манилов хотел похвастаться своими детьми, однако особых талантов Чичиков у них не заметил. После обеда Чичиков решил поговорить с Маниловым об одном очень важном деле - об умерших крестьянах, которые по документам ещё числятся живыми - о мёртвых душах. Чтобы «избавить Манилова от необходимости платить налоги» , Чичиков просит Манилова продать ему документы на уже несуществующих крестьян. Манилов был несколько обескуражен, однако Чичиков убедил помещика в законности подобной сделки. Манилов решил отдать «мёртвые души» даром, после чего Чичиков поспешно стал собираться к Собакевичу, довольный удачным приобретением.

Глава 3

Чичиков ехал к Собакевичу в приподнятом настроении. Селифан, кучер, спорил с конём, и, увлёкшись размышлениями, перестал следить за дорогой. Путники заблудились.
Бричка долго ехала по бездорожью, пока не ударилась о забор и не перевернулась. Чичиков вынужден был просить ночлега у старухи, которая пустила их только после того, как Чичиков рассказал о своём дворянском титуле.

Хозяйкой была пожилая женщина. Её можно назвать бережливой: в доме было много старых вещей. Одета женщина была безвкусно, но с претензией на элегантность. Даму звали Коробочка Настасья Петровна. Она не знала никакого Манилова, из чего Чичиков сделал вывод, что их занесло в порядочную глушь.

Чичиков проснулся поздно. Его бельё было высушено и выстирано суетливой работницей Коробочки. Павел Иванович особо не церемонился с Коробочкой, позволяя себе грубость. Настасья Филипповна была коллежской секретаршей, её муж давно умер, поэтому всё хозяйство было на ней. Чичиков не упустил возможности поинтересоваться о мёртвых душах. Ему пришлось долго уговаривать Коробочку, которая ещё и торговалась. Коробочка знала всех крестьян поимённо, поэтому письменного учёта не вела.

Чичиков устал от долгого разговора с хозяйкой, и был рад скорее не тому, что получил от неё меньше двадцати душ, а тому, что этот диалог закончился. Настасья Филипповна, обрадовавшись продаже, решила продать Чичикову муку, сало, солому, пух и мёд. Чтобы задобрить гостя она приказала служанке напечь блинов и пирогов, которые Чичиков с удовольствием съел, но от других покупок вежливо отказался.

Настасья Филипповна отправила с Чичиковым маленькую девочку, чтобы та показала дорогу. Бричку уже была отремонтирована и Чичиков отправился дальше.

Глава 4

Бричка подъехала к трактиру. Автор признаётся, что у Чичикова был отменный аппетит: герой заказал курицу, телятину и поросёнка со сметаной и хреном. В трактире Чичиков расспрашивал о хозяине, его сыновьях, их жёнах, а заодно узнал, где живёт какой помещик. В трактире Чичиков встретил Ноздрёва, с которым раньше вместе обедал у прокурора. Ноздрёв был весел и пьян: он снова проигрался в карты. Ноздрёв посмеялся над планами Чичикова отправиться к Собакевичу, уговаривая Павла Ивановича сначала заехать к нему в гости. Ноздрёв был общительным, душой компании, кутилой и говоруном. Жена его умерла рано, оставив двоих детей, воспитанием которых Ноздрёв не занимался абсолютно. Больше дня он не мог усидеть дома, душа его требовала пиров и приключений. К знакомствам у Ноздрёва было удивительное отношение: чем ближе он сходился с человеком, тем больше небылиц рассказывал. При этом Ноздрёву удавалось ни с кем после этого не поссориться.

Ноздрёв очень любил собак и даже держал у себя волка. Помещик так хвалился своими владениями, что Чичиков устал их осматривать, хотя Ноздрёв приписал к своим землям даже лес, который никак не мог быть его собственностью. За столом Ноздрёв подливал гостям вина, но себе добавлял мало. Кроме Чичикова у Ноздрёва гостил его зять, при котором Павел Иванович не решался говорить об истинных мотивах своего визита. Однако зять вскоре засобирался домой, и Чичиков, наконец, смог спросить Ноздрёва о мёртвых душах.

Он попросил Ноздрёва перевести мёртвые души на себя, не выдавая своих истинных мотивов, но интерес Ноздрёва от этого только усиливается. Чичиков вынужден придумывать различные истории: якобы мёртвые души нужны для приобретения веса в обществе либо же чтобы удачно жениться, но Ноздрёв чувствует фальшь, поэтому позволяет себе грубые высказывания в адрес Чичикова. Ноздрёв предлагает Павлу Ивановичу купить у него жеребца, кобылу или собаку, в комплекте с которыми он отдаст души. Просто так продавать мёртвые души Ноздрёв отдавать не хотел.

Наутро Ноздрёв вёл себя так, будто ничего не произошло, предложив Чичикову сыграть в шашки. Если Чичиков выиграет, то Ноздрёв перепишет на него все мёртвые души. Оба играли нечестно, Чичикова сильно изматывала игра, однако к Ноздрёву неожиданно пришёл исправник, сообщив, что отныне Ноздрёв находится под судом за избиение помещика. Пользуясь этим случаем Чичиков поспешил покинуть имение Ноздрёва.

Глава 5

Чичиков радовался тому, что уехал от Ноздрёва с пустыми руками. От своих мыслей Чичикова отвлекла авария: конь, запряжённый в бричку Павла Ивановича, перепутался с конём из другой упряжи. Чичиков был очарован девушкой, которая сидела в другой повозке. Он ещё долго думал о прекрасной незнакомке.

Деревня Собакевича показалась Чичикову огромной: сады, конюшни, сараи, домики крестьян. Всё будто было сделано на века. Сам Собакевич показался Чичикову похожим на медведя. Всё у Собакевича было массивно и неуклюже. Каждый предмет был нелеп, будто говорил: «и я тоже похож на Собакевича». О других людях Собакевич высказывался неуважительно и грубо. От него Чичиков узнал о Плюшкине, у которого крестьяне мрут как мухи.

На предложение о мёртвых душах Собакевич реагировал спокойно, даже предложил продать их прежде, чем об этом заговорил сам Чичиков. Помещик вёл себя странно, набивая цену, расхваливая уже умерших крестьян. Чичиков был недоволен сделкой с Собакевичем. Павлу Ивановичу казалось, что это не он пытается обмануть помещика, а Собакевич его.
Чичиков направился к Плюшкину.

Глава 6

Погрузившись в свои размышления, Чичиков не заметил, что въехал в деревню. В деревне Плюшкина окна в домах были без стёкол, хлеб - сырой и заплесневелый, сады - заброшены. Нигде не было видно результатов человеческого труда. Около дома Плюшкина было много строений, обросших зелёной плесенью.

Чичикова встретила ключница. Барина не оказалось дома, ключница пригласила Чичикова в покои. В комнатах было нагромождено множество вещей, в кучах нельзя было понять что именно там лежит, всё было в пыли. По виду комнаты нельзя сказать, что здесь обитал живой человек.

В покои вошёл согнутый человек, небритый, в застиранном халате. Лицо не представляло ничего особенного. Если бы Чичиков встретил этого человека на улице, то подал ему милостыню.

Этим человеком оказался сам помещик. Было время, когда Плюшкин был бережливым хозяином, а его дом был полон жизни. Теперь же сильные чувства не отражались в глазах старика, однако лоб выдавал недюжинный ум. Жена Плюшкина умерла, дочь сбежала с военным, сын уехал в город, а младшая дочь умерла. В доме стало пусто. Гости заглядывали к Плюшкину редко, а видеть сбежавшую дочь, которая иногда просила у отца денег, Плюшкин видеть не желал. Помещик сам завёл разговор об умерших крестьянах, потому что был рад избавиться от мёртвых душ, хотя через время в его взгляде появилась подозрительность.

Чичиков отказывался от угощений, находясь под впечатлением от грязной посуды. Плюшкин решил торговаться, манипулируя своим бедственным положением. Чичиков купил у него 78 душ, заставив Плюшкина написать расписку. После сделки Чичиков, как и прежде, поспешил уехать. Плюшкин запер за гостем ворота, обошёл свои владения, кладовые и кухню, а после думал как же поблагодарить Чичикова.

Глава 7

Чичиков приобрёл уже 400 душ, поэтому ему хотелось быстрее закончить дела в этом городе. Он рассматривал и приводил в порядок все необходимые документы. Все крестьяне Коробочки отличались странным прозвищами, Чичиков был недоволен, что их имена занимают много места на бумаге, записка Плюшкина отличалась краткостью, записи Собакевича были полные и обстоятельные. Чичиков думал о том, как ушёл из жизни каждый человек, строя в воображении догадки и разыгрывая целые сценарии.

Чичиков отправился в суд, чтобы заверить все документы, но там ему дали понять, что без взятки дела будут идти долго, и Чичикову всё же придётся задержаться в городе на некоторое время. Собакевич, сопровождавший Чичикова, убедил председателя в правомерности сделки, Чичиков же сообщил, что купил крестьян на вывод, в Херсонскую губернию.

Полицмейстер, чиновники и Чичиков решили завершить оформление документов обедом и игрой в вист. Чичиков был весел и рассказывал всем о своих землях под Херсоном.

Глава 8

О покупках Чичикова судачит весь город: зачем Чичикову крестьяне? Неужели помещики продали приезжему так много хороших крестьян, а не воров и пьяниц? Поменяются ли крестьяне на новой земле?
Чем больше было слухов о богатстве Чичикова, тем больше его любили. Дамы города NN считали Чичикова очень привлекательным человеком. Вообще, сами дамы города N были презентабельны, одевались со вкусом, в нравах были строги, а все их интриги оставались тайными.

Чичиков нашёл у себя анонимное любовное письмо, которое его невероятно заинтересовало. На приёме Павел Иванович никак не мог понять, кто же из девушек написал ему. Путешественник имел успех у дам, да так увлёкся светскими разговорами, что забыл подойти к хозяйке. Губернаторша была на приёме с дочерью, чьей красотой Чичиков был пленён - ни одна дама больше не интересовала Чичикова.

На приёме Чичиков встретил Ноздрёва, который своим развязным поведением и пьяными разговорами ставил Чичикова в неудобное положение., поэтому Чичиков вынужден был покинуть приём.

Глава 9

Автор знакомит читателя с двумя дамами, приятельницами, которые встретились рано утром. Они говорили о женских мелочах. Алла Григорьевна была отчасти материалисткой, склонной к отрицанию и сомнению. Дамы сплетничали о приезжем. Софья Ивановна, вторая женщина, недовольна Чичиковым, потому что он флиртовал со многими дамами, а Коробочка и вовсе проговорилась о мёртвых душах, присовокупив к своему рассказу историю о том, как Чичиков обманул её, бросив 15 рублей ассигнациями. Алла Григорьевна высказала предположение, что благодаря мёртвым душам Чичиков хочет произвести впечатление на дочь губернатора, чтобы выкрасть её из отчего дома. Ноздрёва дамы записали в сообщники Чичикова.

Город гудел: вопрос о мёртвых душах волновал всех. Дамы обсуждали больше историю с похищением девушки, дополняя её всеми мыслимыми и немыслимыми деталями, а мужчины обсуждали экономическую сторону вопроса. Всё это привело к тому, что Чичикова не пускали на порог и не приглашали больше на обеды. Как назло, Чичиков всё это время был в гостинице, потому что ему не посчастливилось заболеть.

Тем временем жители города в своих предположениях дошли до того, что рассказали обо всём прокурору.

Глава 10

Жители города собрались у полицмейстера. Все гадали кто же такой Чичиков, откуда он приехал и скрывается ли он от закона. Почтмейстер рассказывает историю о капитане Копейкине.

В этой главе включена в текст «Мёртвых душ» повесть о капитане Копейкине.

Капитану Копейкину оторвало руку и ногу во время военной кампании 20-х годов. Копейкин решил просить помощи у царя. Мужчина был поражён красотой Петербурга и высокими ценами на еду и жильё. Копейкин ждал приёма генерала около 4 часов, но его попросили прийти позже. Аудиенцию Копейкина и губернатора переносили несколько раз, вера Копейкина в справедливость и царя с каждым разом становилась всё меньше. У мужчины заканчивались деньги на еду, а столица стала противна из-за пафоса и духовной пустоты. Капитан Копейкин решил пробраться в приёмную к генералу, чтобы уж точно получить ответ на свой вопрос. Он решил стоять там до тех пор, пока государь не посмотрит на него. Генерал поручил фельдъегерю доставить Копейкина на новое место, где он будет полностью на попечении государства. Копейкин, обрадовавшись, поехал с фельдегерем, но больше Копейкина никто не видел.

Все присутствующие признали, что Чичиков никак не может быть капитаном Копейкиным, потому что у Чичикова все конечности на месте. Ноздрёв рассказал много разных небылиц и, увлёкшись, сказал, что лично придумал план похищения дочери губернатора.

Ноздрёв зашёл в гости к Чичикову, который всё ещё болел. Помещик рассказал Павлу Ивановичу о ситуации в городе и слухах, которые ходят о Чичикове.

Глава 11

С утра всё шло не по плану: Чичиков проснулся позже, чем планировал, лошади были не подкованы, колесо неисправно. Через время всё было готово.

По пути Чичикову встретилась похоронная процессия - умер прокурор. Далее читатель узнаёт о самом Павле Ивановиче Чичикове. Родители были дворянами, у которых была только одна крепостная семья. Однажды отец взял маленького Павла с собой в город, чтобы отдать ребёнка в училище. Отец наказывал сыну слушать учителей и угождать начальникам, друзей не заводить, деньги беречь. В училище Чичиков отличался прилежанием. Он с детства понял как приумножать деньги: продавал голодным одноклассникам пирожки с рынка, дрессировал мышь, чтобы показывать фокусы за плату, лепил фигурки из воска.

Чичиков был на хорошем счету. Спустя некоторое время он перевёз семью в город. Чичикова манила богатая жизнь, он активно пытался пробиться в люди, но с трудом попал в казённую палату. Чичиков не гнушался использовать людей в своих целях, ему не было стыдно за такое отношение. После случая с одним старым чиновником, на дочери которого Чичиков даже собирался жениться, чтобы получить должность, карьера Чичикова резко пошла вверх. А тот чиновник ещё долго говорил о том, как его обманул Павел Иванович.

Он служил во многих ведомствах, везде хитрил и жульничал, развернул целую кампанию, направленную против коррупции, хотя сам был взяточником. Чичиков занялся строительством, но спустя несколько лет заявленный дом так и не был построен, зато у тех, кто руководил постройкой, появились новые постройки. Чичиков занялся контрабандой, за что попал под суд.

Он вновь начал свою карьеру с самой нижней ступени. Он занимался тем, что передавал документы на крестьян в опекунский совет, где ему платили за каждого крестьянина. Но однажды Павлу Ивановичу сообщили, что даже если крестьяне умерли, но по записи числятся живыми, деньги всё равно заплатят. Так у Чичикова появилась идея скупать мёртвых по факту, но живых по документам крестьян, чтобы продавать души в опекунский совет.

Том 2

Глава начинается описанием природы и угодий, принадлежащих Андрею Тентетникову, барину 33 лет, который бездумно тратит своё время: просыпался поздно, умывался долго, «он не был дурной человек, - он просто коптитель неба» . После череды неудачных реформ, направленных на улучшение жизни крестьян, он перестал общаться с окружающими, совсем опустил руки, погряз в одинаковой бесконечности будней.

К Тентетникову приезжает Чичиков и, пользуясь своим умением найти подход к любому человеку, остаётся у Андрея Ивановича на некоторое время. Чичиков теперь был осторожнее и деликатнее, когда дело касалось мёртвых душ. С Тентетниковым Чичиков об этом пока не говорил, но разговорами о женитьбе немного оживил Андрея Ивановича.

Чичиков направляется к генералу Бетрищеву, человеку величественной наружности, который соединял в себе множество достоинств и множество недостатков. Бетрищев знакомит Чичикова со своей дочерью Уленькой, в которую влюблён Тентетников. Чичиков много шутил, чем смог добиться расположения генерала. Пользуюсь случаем, Чичиков сочиняет историю о старом дядюшке, который одержим мёртвыми душами, но генерал не верит ему, считая это очередной шуткой. Чичиков спешит уехать.

Павел Иванович направляется к полковнику Кошкарёву, но попадает к Петру Петуху, которого застаёт совершенно голым во время охоты на осетра. Узнав, что имение заложено, Чичиков хотел было уехать, но знакомится здесь с помещиком Платоновым, который рассказывает о способах приумножения богатства, чем воодушевляется Чичиков.

У полковника Кошкарёва, разделившего свои земли на участки и мануфактуры, тоже нечем было поживиться, поэтому Чичиков в сопровождении Платонова и Констанжогло едет к Холобуеву, который продаёт своё поместье за бесценок. Чичиков даёт задаток за имение, одолжив сумму у Констанжгло и Платонова. В доме Павел Иванович ожидал увидеть пустые комнаты, но «был поражен смешеньем нищеты с блестящими безделушками позднейшей роскоши» . Чичиков получает мёртвые души от соседа Леницына, очаровав того умением щекотать ребёнка. Повествование обрывается.

Можно предположить, что с момента покупки имения прошло некоторое время. Чичиковым приезжает на ярмарку чтобы купить ткань для нового костюма. Чичиков встречает Холобуева. Тот недоволен обманом Чичикова, из-за которого почти лишился наследства. На Чичикова обнаруживаются доносы по поводу обмана Холобуева и мёртвых душ. Чичикова арестовывают.

Муразов, недавний знакомый Павла Ивановича, откупщик, который обманным путём нажил себе миллионное состояние, находит Павла Ивановича в подвале. Чичиков рвёт на себе волосы и оплакивает утрату шкатулки с ценными бумагами: Чичикову не разрешили распорядиться многими личными вещами, в том числе и шкатулкой, где было достаточно денег, чтобы дать за себя залог. Муразов мотивирует Чичикова жить честно, не нарушать закон и не обманывать людей. Кажется, его слова смогли задеть некие струны в душе Павла Ивановича. Чиновники, рассчитывающие получить взятку от Чичикова, запутывают дело. Чичиков уезжает из города.
 

Заключение

В «Мертвых душах» показана широкая и правдивая картина жизни России второй половины XIX века. Наравне с прекрасной природой, живописными деревнями, в которых чувствуется самобытность русского человека, на фоне простора и свободы показаны алчность, скупость и неисчезающее желание наживы. Произвол помещиков, бедность и бесправие крестьян, гедонистическое понимание жизни, бюрократия и безответственность - всё это изображено в тексте произведения, как в зеркале. Между тем Гоголь верит в светлое будущее, ведь недаром второй том был задуман как «нравственное очищение Чичикова». Именно в этом произведении наиболее отчётливо заметна гоголевская манера отражения действительности.

Вы ознакомились лишь с кратким пересказом «Мёртвых душ», для более полного понимания произведения рекомендуем ознакомиться с полным вариантом.

Квест

Мы подготовили интересный квест по поэме «Мёртвые души» – пройти .

Тест по поэме «Мертвые души»

После прочтения краткого содержания вы можете проверить свои знания, пройдя этот тест.

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.4 . Всего получено оценок: 24676.

Значение имен и фамилий героев в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Имена и фамилии героев часто имеют определенное значе­ние в художественных произведениях, несут определенную смысловую нагрузку, проясняя авторскую позицию, идею про­изведения, задавая проблематику и мотивы. К примеру, для ли­тературы классицизма были характерны «говорящие» фамилии, перекликающиеся с внутренним обликом персонажей. Так, у Д. Фонвизина в комедии «Недоросль» отрицательные персо­нажи – это госпожа Простакова, ее брат Скотинин, Митрофа­нушка. Положительные же герои – Стародум, Правдин. Попробуем рассмотреть значение имен и фамилий в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Фамилии героев в поэме несут определенную смысловую на­грузку. Так, фамилия «Манилов» ассоциируется у нас со словами «манить», «заманить», «манящая даль». Так автор подчеркивает мечтательность героя, его полную оторванность от реальной жизни.

Фамилия «Собакевич» напоминает о животном мире. И Го­голь подчеркивает животное начало персонажа (грех чревоуго­дия), сравнивая его с медведем.

Фамилию «Коробочка» критики соотносят с ловушкой для героя и шкатулкой Чичикова. Так, В. Ермилов замечает, что Па­вел Иванович приехал к Коробочке, а «из коробочки ему уже не было выхода», т. е. герой, сам того не подозревая, обеспечил пол­ный крах своего дела. Ведь если сплетням Ноздрева не особен­но поверили в финале, то появление в городе Коробочки оказа­лось одним из решающих толчков (наравне с явно обнаружен­ным интересом Чичикова к губернаторской дочке и игнорирова­нием героем остальных дам города) в крахе репутации Чичикова.

А. Белый соотносит соотносит фамилию помещицы со шкатул­кой Чичикова. Шкатулка героя похожа на лабиринт, в ней есть «потаенный ящик». Именно его удалось увидеть Коробочке, т. е. помещица «разгадала» замыслы Чичикова. Однако шкатулку ге­роя мы можем соотнести и с характером самой помещицы, кото­рый оказался настоящим лабиринтом для Чичикова. В натуре Коробочки тоже оказывается некий «потаенный ящик» – уп­рямство и неожиданная решительность (поездка в город).

Фамилия «Ноздрев», по замечанию Н.Л. Степанова, ассоци­ируется с народным прозвищем «ноздряк», означающим че­ловека, имеющего большие, бросающиеся в глаза ноздри. Та­кой же заметной, «выдающейся» чертой характера героя являет­ся его наглость и скандальность.

Фамилия «Плюшкин» напоминает о чем-то сплюснутом, по­терявшем первоначальную форму. И действительно, этот ге­рой у Гоголя потерял свой внутренний облик. Об этом нам гово­рит писатель, передавая историю жизни Плюшкина.

Фамилии же чиновников у Гоголя не указаны, имена их часто повторяются: Иван Антонович, Иван Иванович. Нередко писа­тель присоединяет к имени персонажа какое-либо странное про­звище: Иван Антонович – «кувшинное рыло». Все это, безус­ловно, передает авторское отношение к героям, а также способ­ствует общему обезличиванию мира чиновников в поэме. Гоголь стремится создать здесь общий, коллективный портрет, не ин­дивидуализируя персонажей.

Вспоминая о главном герое, Чичикове, отметим символичес­кое значение его имени – Павел. В критике неоднократно отме­чалось соответствие образа гоголевского героя и образа евангель­ского апостола Павла, бывшего вначале одним из преследовате­лей Христа, а затем обратившегося в христианство. Известно, что и Гоголь собирался представить нам своего героя нравствен­но возрожденным, сумевшим очиститься от низменных помыс­лов и нечистых дел.

Таким образом, все имена и фамилии персонажей способ­ствуют развитию общей идеи произведения, выражают авторс­кое отношение к героям.

Здесь искали:

• говорящие фамилии в мертвых душах
• значение фамилии коробочка мертвые души
• говорящие фамилии в поэме мёртвые души

А Чичиков в довольном расположении духа сидел в своей бричке, катившейся давно по столбовой дороге. Из предыдущей главы уже видно, в чем состоял главный предмет его вкуса и склонностей, а потому не диво, что он скоро погрузился весь в него и телом и душою. Предположения, сметы и соображения, блуждавшие по лицу его, видно, были очень приятны, ибо ежеминутно оставляли после себя следы довольной усмешки. Занятый ими, он не обращал никакого внимания на то, как его кучер, довольный приемом дворовых людей Манилова, делал весьма дельные замечания чубарому пристяжному коню, запряженному с правой стороны. Этот чубарый конь был сильно лукав и показывал только для вида, будто бы везет, тогда как коренной гнедой и пристяжной каурой масти, называвшийся Заседателем, потому что был приобретен от какого-то заседателя, трудилися от всего сердца, так что даже в глазах их было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Селифан, приподнявшись и хлыснув кнутом ленивца. — Ты знай свое дело, панталонник ты немецкий! Гнедой — почтенный конь, он сполняет свой долг, я ему с охотою дам лишнюю меру, потому что он почтенный конь, и Заседатель тож хороший конь... Ну, ну! что потряхиваешь ушами? Ты, дурак, слушай, коли говорят! я тебя, невежа, не стану дурному учить. Ишь куда ползет!» Здесь он опять хлыснул его кнутом, примолвив: «У, варвар! Бонапарт ты проклятый!» Потом прикрикнул на всех: «Эй вы, любезные!» — и стегнул по всем по трем уже не в виде наказания, но чтобы показать, что был ими доволен. Доставив такое удовольствие, он опять обратил речь к чубарому: «Ты думаешь, что скроешь свое поведение. Нет, ты живи по правде, когда хочешь, чтобы тебе оказывали почтение. Вот у помещика, что мы были, хорошие люди. Я с удовольствием поговорю, коли хороший человек; с человеком хорошим мы всегда свои други, тонкие приятели: выпить ли чаю, или закусить — с охотою, коли хороший человек. Хорошему человеку всякой отдаст почтение. Вот барина нашего всякой уважает, потому что он, слышь ты, сполнял службу государскую, он сколеской советник...» Так рассуждая, Селифан забрался наконец в самые отдаленные отвлеченности. Если бы Чичиков прислушался, то узнал бы много подробностей, относившихся лично к нему; но мысли его так были заняты своим предметом, что один только сильный удар грома заставил его очнуться и посмотреть вокруг себя: все небо было совершенно обложено тучами, и пыльная почтовая дорога опрыскалась каплями дождя. Наконец громовый удар раздался в другой раз громче и ближе, и дождь хлынул вдруг как из ведра. Сначала, принявши косое направление, хлестал он в одну сторону кузова кибитки, потом в другую, потом, изменивши образ нападения и сделавшись совершенно прямым, барабанил прямо в верх его кузова; брызги наконец стали долетать ему в лицо. Это заставило его задернуться кожаными занавесками с двумя круглыми окошечками, определенными на рассматривание дорожных видов, и приказать Селифану ехать скорее. Селифан, прерванный тоже на самой середине речи, смекнул, что, точно, не нужно мешкать, вытащил тут же из-под козел какую-то дрянь из серого сукна, надел ее в рукава, схватил в руки вожжи и прикрикнул на свою тройку, которая чуть-чуть переступала ногами, ибо чувствовала приятное расслабление от поучительных речей. Но Селифан никак не мог припомнить, два или три поворота проехал. Сообразив и припоминая несколько дорогу, он догадался, что много было поворотов, которые все пропустил он мимо. Так как русский человек в решительные минуты найдется, что сделать, не вдаваясь в дальние рассуждения, то, поворотивши направо, на первую перекрестную дорогу, прикрикнул он: «Эй вы, други почтенные!» — и пустился вскачь, мало помышляя о том, куда приведет взятая дорога. Дождь, однако же, казалось, зарядил надолго. Лежавшая на дороге пыль быстро замесилась в грязь, и лошадям ежеминутно становилось тяжеле тащить бричку. Чичиков уже начинал сильно беспокоиться, не видя так долго деревни Собакевича. По расчету его, давно бы пора было приехать. Он высматривал по сторонам, но темнота была такая, хоть глаз выколи. — Селифан! — сказал он наконец, высунувшись из брички. — Что, барин? — отвечал Селифан. — Погляди-ка, не видно ли деревни? — Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая кнутом, затянул песню не песню, но что-то такое длинное, чему и конца не было. Туда все вошло: все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по всей России от одного конца до другого; прилагательные всех родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до того, что он начал называть их наконец секретарями. Между тем Чичиков стал примечать, что бричка качалась на все стороны и наделяла его пресильными толчками; это дало ему почувствовать, что они своротили с дороги, и, вероятно, тащились по взбороненному полю. Селифан, казалось, сам смекнул, но не говорил ни слова. — Что, мошенник, по какой дороге ты едешь? — сказал Чичиков. — Да что ж, барин, делать, время-то такое; кнута не видишь, такая потьма! — Сказавши это, он так покосил бричку, что Чичиков принужден был держаться обеими руками. Тут только заметил он, что Селифан подгулял. — Держи, держи, опрокинешь! — кричал он ему. — Нет, барин, как можно, чтоб я опрокинул, — говорил Селифан. — Это нехорошо опрокинуть, я уж сам знаю; уж я никак не опрокину. — Затем начал он слегка поворачивать бричку, поворачивал-поворачивал и наконец выворотил ее совершенно набок. Чичиков и руками и ногами шлепнулся в грязь. Селифан лошадей, однако ж, остановил, впрочем, они остановились бы и сами, потому что были сильно изнурены. Такой непредвиденный случай совершенно изумил его. Слезши с козел, он стал перед бричкою, подперся в бока обеими руками, в то время как барин барахтался в грязи, силясь оттуда вылезть, и сказал после некоторого размышления: «Вишь ты, и перекинулась!» — Ты пьян как сапожник! — сказал Чичиков. — Нет, барин, как можно, чтоб я был пьян! Я знаю, что это нехорошее дело быть пьяным. С приятелем поговорил, потому что с хорошим человеком можно поговорить, в том нет худого; и закусили вместе. Закуска не обидное дело; с хорошим человеком можно закусить. — А что я тебе сказал последний раз, когда ты напился? а? забыл? — сказал Чичиков. — Нет, ваше благородие, как можно, чтобы я позабыл. Я уже дело свое знаю. Я знаю, что нехорошо быть пьяным. С хорошим человеком поговорил, потому что... — Вот я тебя как высеку, так ты у меня будешь знать, как говорить с хорошим человеком! — Как милости вашей будет завгодно, — отвечал на все согласный Селифан, — коли высечь, то и высечь; я ничуть не прочь от того. Почему ж не посечь, коли за дело, на то воля господская. Оно нужно посечь, потому что мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело, то и посеки; почему ж не посечь? На такое рассуждение барин совершенно не нашелся, что отвечать. Но в это время, казалось, как будто сама судьба решилась над ним сжалиться. Издали послышался собачий лай. Обрадованный Чичиков дал приказание погонять лошадей. Русский возница имеет доброе чутье вместо глаз, от этого случается, что он, зажмуря глаза, качает иногда во весь дух и всегда куда-нибудь да приезжает. Селифан, не видя ни зги, направил лошадей так прямо на деревню, что остановился тогда только, когда бричка ударилася оглоблями в забор и когда решительно уже некуда было ехать. Чичиков только заметил сквозь густое покрывало лившего дождя что-то похожее на крышу. Он послал Селифана отыскивать ворота, что, без сомнения, продолжалось бы долго, если бы на Руси не было вместо швейцаров лихих собак, которые доложили о нем так звонко, что он поднес пальцы к ушам своим. Свет мелькнул в одном окошке и досягнул туманною струею до забора, указавши нашим дорожным ворота. Селифан принялся стучать, и скоро, отворив калитку, высунулась какая-то фигура, покрытая армяком, и барин со слугою услышали хриплый бабий голос: — Кто стучит? чего расходились? — Приезжие, матушка, пусти переночевать, — произнес Чичиков. — Вишь ты, какой востроногий, — сказала старуха, — приехал в какое время! Здесь тебе не постоялый двор: помещица живет. — Что ж делать, матушка: вишь, с дороги сбились. Не ночевать же в такое время в степи. — Да, время темное, нехорошее время, — прибавил Селифан. — Молчи, дурак, — сказал Чичиков. — Да кто вы такой? — сказала старуха. — Дворянин, матушка. Слово «дворянин» заставило старуху как будто несколько подумать. — Погодите, я скажу барыне, — произнесла она и минуты через две уже возвратилась с фонарем в руке. Ворота отперлись. Огонек мелькнул и в другом окне. Бричка, въехавши на двор, остановилась перед небольшим домиком, который за темнотою трудно было рассмотреть. Только одна половина его была озарена светом, исходившим из окон; видна была еще лужа перед домом, на которую прямо ударял тот же свет. Дождь стучал звучно по деревянной крыше и журчащими ручьями стекал в подставленную бочку. Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал Бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла. Уже по одному собачьему лаю, составленному из таких музыкантов, можно было предположить, что деревушка была порядочная; но промокший и озябший герой наш ни о чем не думал, как только о постели. Не успела бричка совершенно остановиться, как он уже соскочил на крыльцо, пошатнулся и чуть не упал. На крыльцо вышла опять какая-то женщина, помоложе прежней, но очень на нее похожая. Она проводила его в комнату. Чичиков кинул вскользь два взгляда: комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате... невмочь было ничего более заметить. Он чувствовал, что глаза его липнули, как будто их кто-нибудь вымазал медом. Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов. В один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки, хотя с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепешек со всякими пряженцами или поизотрется само собою. Но не сгорит платье и не изотрется само собою; бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатой сестры вместе со всяким другим хламом. Чичиков извинился, что побеспокоил неожиданным приездом. — Ничего, ничего, — сказала хозяйка. — В какое это время вас Бог принес! Сумятица и вьюга такая... С дороги бы следовало поесть чего-нибудь, да пора-то ночная, приготовить нельзя. Слова хозяйки были прерваны странным шипением, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошел опять покойно щелкать направо и налево. Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему не нужно ничего, чтобы она не беспокоилась ни о чем, что, кроме постели, он ничего не требует, и полюбопытствовал только знать, в какие места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет. — По крайней мере знаете Манилова? — сказал Чичиков. — А кто таков Манилов? — Помещик, матушка. — Нет, не слыхивала, нет такого помещика. — Какие же есть? — Бобров, Свиньин, Канапатьев, Харпакин, Трепакин, Плешаков. — Богатые люди или нет? — Нет, отец, богатых слишком нет. У кого двадцать душ, у кого тридцать, а таких, чтоб по сотне, таких нет. Чичиков заметил, что он заехал в порядочную глушь. — Далеко ли по крайней мере до города? — А верст шестьдесят будет. Как жаль мне, что нечего вам покушать! не хотите ли, батюшка, выпить чаю? — Благодарю, матушка. Ничего не нужно, кроме постели. — Правда, с такой дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом диване. Эй, Фетинья, принеси перину, подушки и простыню. Какое-то время послал Бог: гром такой — у меня всю ночь горела свеча перед образом. Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться? — Еще слава Богу, что только засалился, нужно благодарить, что не отломал совсем боков. — Святители, какие страсти! Да не нужно ли чем потереть спину? — Спасибо, спасибо. Не беспокойтесь, а прикажите только вашей девке повысушить и вычистить мое платье. — Слышишь, Фетинья! — сказала хозяйка, обратясь к женщине, выходившей на крыльцо со свечою, которая успела уже притащить перину и, взбивши ее с обоих боков руками, напустила целый потоп перьев по всей комнате. — Ты возьми ихний-то кафтан вместе с исподним и прежде просуши их перед огнем, как делывали покойнику барину, а после перетри и выколоти хорошенько. — Слушаю, сударыня! — говорила Фетинья, постилая сверх перины простыню и кладя подушки. — Ну, вот тебе постель готова, — сказала хозяйка. — Прощай, батюшка, желаю покойной ночи. Да не нужно ли еще чего? Может, ты привык, отец мой, чтобы кто-нибудь почесал на ночь пятки? Покойник мой без этого никак не засыпал. Но гость отказался и от почесывания пяток. Хозяйка вышла, и он тот же час поспешил раздеться, отдав Фетинье всю снятую с себя сбрую, как верхнюю, так и нижнюю, и Фетинья, пожелав также с своей стороны покойной ночи, утащила эти мокрые доспехи. Оставшись один, он не без удовольствия взглянул на свою постель, которая была почти до потолка. Фетинья, как видно, была мастерица взбивать перины. Когда, подставивши стул, взобрался он на постель, она опустилась под ним почти до самого пола, и перья, вытесненные им из пределов, разлетелись во все углы комнаты. Погасив свечу, он накрылся ситцевым одеялом и, свернувшись под ним кренделем, заснул в ту же минуту. Проснулся на другой день он уже довольно поздним утром. Солнце сквозь окно блистало ему прямо в глаза, и мухи, которые вчера спали спокойно на стенах и на потолке, все обратились к нему: одна села ему на губу, другая на ухо, третья норовила как бы усесться на самый глаз, ту же, которая имела неосторожность подсесть близко к носовой ноздре, он потянул впросонках в самый нос, что заставило его крепко чихнуть, — обстоятельство, бывшее причиною его пробуждения. Окинувши взглядом комнату, он теперь заметил, что на картинах не всё были птицы: между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче. Часы опять испустили шипение и пробили десять; в дверь выглянуло женское лицо и в ту же минуту спряталось, ибо Чичиков, желая получше заснуть, скинул с себя совершенно все. Выглянувшее лицо показалось ему как будто несколько знакомо. Он стал припоминать себе: кто бы это был, и наконец вспомнил, что это была хозяйка. Он надел рубаху; платье, уже высушенное и вычищенное, лежало возле него. Одевшись, подошел он к зеркалу и чихнул опять так громко, что подошедший в это время к окну индейский петух — окно же было очень близко от земли — заболтал ему что-то вдруг и весьма скоро на своем странном языке, вероятно «желаю здравствовать», на что Чичиков сказал ему дурака. Подошедши к окну, он начал рассматривать бывшие перед ним виды: окно глядело едва ли не в курятник; по крайней мере, находившийся перед ним узенький дворик весь был наполнен птицами и всякой домашней тварью. Индейкам и курам не было числа; промеж них расхаживал петух мерными шагами, потряхивая гребнем и поворачивая голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь; свинья с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела она мимоходом цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком. Этот небольшой дворик, или курятник, переграждал дощатый забор, за которым тянулись пространные огороды с капустой, луком, картофелем, свеклой и прочим хозяйственным овощем. По огороду были разбросаны кое-где яблони и другие фруктовые деревья, накрытые сетями для защиты от сорок и воробьев, из которых последние целыми косвенными тучами переносились с одного места на другое. Для этой же самой причины водружено было несколько чучел на длинных шестах, с растопыренными руками; на одном из них надет был чепец самой хозяйки. За огородами следовали крестьянские избы, которые хотя были выстроены врассыпную и не заключены в правильные улицы, но, по замечанию, сделанному Чичиковым, показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы как следует: изветшавший тес на крышах везде был заменен новым; ворота нигде не покосились, а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную почти новую телегу, а где и две. «Да у ней деревушка не маленька», — сказал он и положил тут же разговориться и познакомиться с хозяйкой покороче. Он заглянул в щелочку двери, из которой она было высунула голову, и, увидев ее, сидящую за чайным столиком, вошел к ней с веселым и ласковым видом. — Здравствуйте, батюшка. Каково почивали? — сказала хозяйка, приподнимаясь с места. Она была одета лучше, нежели вчера, — в темном платье и уже не в спальном чепце, но на шее все так же было что-то навязано. — Хорошо, хорошо, — говорил Чичиков, садясь в кресла. — Вы как, матушка? — Плохо, отец мой. — Как так? — Бессонница. Все поясница болит, и нога, что повыше косточки, так вот и ломит. — Пройдет, пройдет, матушка. На это нечего глядеть. — Дай Бог, чтобы прошло. Я-то смазывала свиным салом и скипидаром тоже смачивала. А с чем прихлебнете чайку? Во фляжке фруктовая. — Недурно, матушка, хлебнем и фруктовой. Читатель, я думаю, уже заметил, что Чичиков, несмотря на ласковый вид, говорил, однако же, с большею свободою, нежели с Маниловым, и вовсе не церемонился. Надобно сказать, что у нас на Руси если не угнались еще кой в чем другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении обращаться. Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращения. Француз или немец век не смекнет и не поймет всех его особенностей и различий; он почти тем же голосом и тем же языком станет говорить и с миллионщиком, и с мелким табачным торгашом, хотя, конечно, в душе поподличает в меру перед первым. У нас не то: у нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ, будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем, у которого их триста, будут говорить опять не так, как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с тем, у которого их восемьсот, — словом, хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки. Положим, например, существует канцелярия, не здесь, а в тридевятом государстве, а в канцелярии, положим, существует правитель канцелярии. Прошу посмотреть на него, когда он сидит среди своих подчиненных, — да просто от страха и слова не выговоришь! гордость и благородство, и уж чего не выражает лицо его? просто бери кисть, да и рисуй: Прометей, решительный Прометей! Высматривает орлом, выступает плавно, мерно. Тот же самый орел, как только вышел из комнаты и приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит с бумагами под мышкой, что мочи нет. В обществе и на вечеринке, будь все небольшого чина, Прометей так и останется Прометеем, а чуть немного повыше его, с Прометеем сделается такое превращение, какого и Овидий не выдумает: муха, меньше даже мухи, уничтожился в песчинку! «Да это не Иван Петрович, — говоришь, глядя на него. — Иван Петрович выше ростом, а этот и низенький, и худенький; тот говорит громко, басит и никогда не смеется, а этот черт знает что: пищит птицей и все смеется». Подходишь ближе, глядишь — точно Иван Петрович! «Эхе-хе», — думаешь себе... Но, однако ж, обратимся к действующим лицам. Чичиков, как уж мы видели, решился вовсе не церемониться и потому, взявши в руки чашку с чаем и вливши туда фруктовой, повел такие речи: — У вас, матушка, хорошая деревенька. Сколько в ней душ? — Душ-то в ней, отец мой, без малого восемьдесят, — сказала хозяйка, — да беда, времена плохи, вот и прошлый год был такой неурожай, что Боже храни. — Однако ж мужички на вид дюжие, избенки крепкие. А позвольте узнать фамилию вашу. Я так рассеялся... приехал в ночное время... — Коробочка, коллежская секретарша. — Покорнейше благодарю. А имя и отчество? — Настасья Петровна. — Настасья Петровна? хорошее имя Настасья Петровна. У меня тетка родная, сестра моей матери, Настасья Петровна. — А ваше имя как? — спросила помещица. — Ведь вы, я чай, заседатель? — Нет, матушка, — отвечал Чичиков, усмехнувшись, — чай, не заседатель, а так ездим по своим делишкам. — А, так вы покупщик! Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево, а вот ты бы, отец мой, у меня, верно, его купил. — А вот меду и не купил бы. — Что же другое? Разве пеньку? Да вить и пеньки у меня теперь маловато: полпуда всего. — Нет, матушка, другого рода товарец: скажите, у вас умирали крестьяне? — Ох, батюшка, осьмнадцать человек! — сказала старуха, вздохнувши. — И умер такой всё славный народ, всё работники. После того, правда, народилось, да что в них: всё такая мелюзга; а заседатель подъехал — подать, говорит, уплачивать с души. Народ мертвый, а плати, как за живого. На прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал. — Разве у вас был пожар, матушка? — Бог приберег от такой беды, пожар бы еще хуже; сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не на чем: некому лошадей подковать. — На все воля Божья, матушка! — сказал Чичиков, вздохнувши, — против мудрости Божией ничего нельзя сказать... Уступите-ка их мне, Настасья Петровна? — Кого, батюшка? — Да вот этих-то всех, что умерли. — Да как же уступить их? — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам за них дам деньги. — Да как же? Я, право, в толк-то не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли? Чичиков увидел, что старуха хватила далеко и что необходимо ей нужно растолковать, в чем дело. В немногих словах объяснил он ей, что перевод или покупка будет значиться только на бумаге и души будут прописаны как бы живые. — Да на что ж они тебе? — сказала старуха, выпучив на него глаза. — Это уж мое дело. — Да ведь они ж мертвые. — Да кто же говорит, что они живые? Потому-то и в убыток вам, что мертвые: вы за них платите, а теперь я вас избавлю от хлопот и платежа. Понимаете? Да не только избавлю, да еще сверх того дам вам пятнадцать рублей. Ну, теперь ясно? — Право, не знаю, — произнесла хозяйка с расстановкой. — Ведь я мертвых никогда еще не продавала. — Еще бы! Это бы скорей походило на диво, если бы вы их кому-нибудь продали. Или вы думаете, что в них есть в самом деле какой-нибудь прок? — Нет, этого-то я не думаю. Что ж в них за прок, проку никакого нет. Меня только то и затрудняет, что они уже мертвые. «Ну, баба, кажется, крепколобая!» — подумал про себя Чичиков. — Послушайте, матушка. Да вы рассудите только хорошенько: ведь вы разоряетесь, платите за него подать, как за живого... — Ох, отец мой, и не говори об этом! — подхватила помещица. — Еще третью неделю взнесла больше полутораста. Да заседателя подмаслила. — Ну, видите, матушка. А теперь примите в соображение только то, что заседателя вам подмасливать больше не нужно, потому что теперь я плачу за них; я, а не вы; я принимаю на себя все повинности. Я совершу даже крепость на свои деньги, понимаете ли вы это? Старуха задумалась. Она видела, что дело, точно, как будто выгодно, да только уж слишком новое и небывалое; а потому начала сильно побаиваться, чтобы как-нибудь не надул ее этот покупщик; приехал же Бог знает откуда, да еще и в ночное время. — Так что ж, матушка, по рукам, что ли? — говорил Чичиков. — Право, отец мой, никогда еще не случалось продавать мне покойников. Живых-то я уступила, вот и третьего года протопопу двух девок, по сту рублей каждую, и очень благодарил, такие вышли славные работницы: сами салфетки ткут. — Ну, да не о живых дело; Бог с ними. Я спрашиваю мертвых. — Право, я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше как-нибудь стоят. — Послушайте, матушка... эх, какие вы! что ж они могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы возьмите всякую негодную, последнюю вещь, например даже простую тряпку, и тряпке есть цена: ее хоть по крайней мере купят на бумажную фабрику, а ведь это ни на что не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно? — Уж это, точно, правда. Уж совсем ни на что не нужно; да ведь меня одно только и останавливает, что ведь они уже мертвые. «Эк ее, дубинноголовая какая! — сказал про себя Чичиков, уже начиная выходить из терпения. — Пойди ты сладь с нею! в пот бросила, проклятая старуха!» Тут он, вынувши из кармана платок, начал отирать пот, в самом деле выступивший на лбу. Впрочем, Чичиков напрасно сердился: иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка. Как зарубил что себе в голову, то уж ничем его не пересилишь; сколько ни представляй ему доводов, ясных как день, все отскакивает от него, как резинный мяч отскакивает от стены. Отерши пот, Чичиков решился попробовать, нельзя ли ее навести на путь какою-нибудь иною стороною. — Вы, матушка, — сказал он, — или не хотите понимать слов моих, или так нарочно говорите, лишь бы что-нибудь говорить... Я вам даю деньги: пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? Ведь это деньги. Вы их не сыщете на улице. Ну признайтесь, почем продали мед? — По двенадцати рублей пуд. — Хватили немножко греха на душу, матушка. По двенадцати не продали. — Ей-Богу, продала. — Ну видите ль? Так зато это мед. Вы собирали его, может быть, около года, с заботами, со старанием, хлопотами; ездили, морили пчел, кормили их в погребе целую зиму; а мертвые души дело не от мира сего. Тут вы с своей стороны никакого не прилагали старания, на то была воля Божия, чтоб они оставили мир сей, нанеся ущерб вашему хозяйству. Там вы получили за труд, за старание двенадцать рублей, а тут вы берете ни за что, даром, да и не двенадцать, а пятнадцать, да и не серебром, а всё синими ассигнациями. — После таких сильных убеждений Чичиков почти уже не сомневался, что старуха наконец подастся. — Право, — отвечала помещица, — мое такое неопытное вдовье дело! лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам. — Страм, страм, матушка! просто страм! Ну что вы это говорите, подумайте сами! Кто же станет покупать их? Ну какое употребление он может из них сделать? — А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся... — возразила старуха, да и не кончила речи, открыла рот и смотрела на него почти со страхом, желая знать, что он на это скажет. — Мертвые в хозяйстве? Эк куда хватили! Воробьев разве пугать по ночам в вашем огороде, что ли? — С нами крестная сила! Какие ты страсти говоришь! — проговорила старуха, крестясь. — Куда ж еще вы их хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости и могилы — все вам остается, перевод только на бумаге. Ну, так что же? Как же? отвечайте по крайней мере. Старуха вновь задумалась. — О чем же вы думаете, Настасья Петровна? — Право, я все не приберу, как мне быть; лучше я вам пеньку продам. — Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькою, в другой раз приеду, заберу и пеньку. Так как же, Настасья Петровна? — Ей-Богу, товар такой странный, совсем небывалый! Здесь Чичиков вышел совершенно из границ всякого терпения, хватил в сердцах стулом об пол и посулил ей черта. Черта помещица испугалась необыкновенно. — Ох, не припоминай его, Бог с ним! — вскрикнула она, вся побледнев. — Еще третьего дня всю ночь мне снился окаянный. Вздумала было на ночь загадать на картах после молитвы, да, видно, в наказание-то Бог и наслал его. Такой гадкий привиделся; а рога-то длиннее бычачьих. — Я дивлюсь, как они вам десятками не снятся. Из одного христианского человеколюбия хотел: вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду... да пропади и околей со всей вашей деревней!.. — Ах, какие ты забранки пригинаешь! — сказала старуха, глядя на него со страхом. — Да не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена, и другим не дает. Я хотел было закупить у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду... — Здесь он прилгнул, хоть и вскользь и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом: — Да чего ж ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, да я бы совсем тебе и не прекословила. — Есть из чего сердиться! Дело яйца выеденного не стоит, а я стану из-за него сердиться! — Ну, да изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнаций! Только смотри, отец мой, насчет подрядов-то: если случится муки брать ржаной, или гречневой, или круп, или скотины битой, так уж, пожалуйста, не обидь меня. — Нет, матушка, не обижу, — говорил он, а между тем отирал рукою пот, который в три ручья катился по лицу его. Он расспросил ее, не имеет ли она в городе какого-нибудь поверенного или знакомого, которого бы могла уполномочить на совершение крепости и всего, что следует. — Как же, протопопа, отца Кирила, сын служит в палате, — сказала Коробочка. Чичиков попросил ее написать к нему доверенное письмо и, чтобы избавить от лишних затруднений, сам даже взялся сочинить. «Хорошо бы было, — подумала между тем про себя Коробочка, — если бы он забирал у меня в казну муку и скотину. Нужно его задобрить: теста со вчерашнего вечера еще осталось, так пойти сказать Фетинье, чтоб спекла блинов; хорошо бы также загнуть пирог пресный с яйцом, у меня его славно загибают, да и времени берет немного». Хозяйка вышла, с тем чтобы привести в исполненье мысль насчет загнутая пирога и, вероятно, пополнить ее другими произведениями домашней пекарни и стряпни; а Чичиков вышел в гостиную, где провел ночь, с тем чтобы вынуть нужные бумаги из своей шкатулки. В гостиной давно уже было все прибрано, роскошные перины вынесены вон, перед диваном стоял покрытый стол. Поставив на него шкатулку, он несколько отдохнул, ибо чувствовал, что был весь в поту, как в реке: все, что ни было на нем, начиная от рубашки до чулок, все было мокро. «Эк уморила как проклятая старуха!» — сказал он, немного отдохнувши, и отпер шкатулку. Автор уверен, что есть читатели такие любопытные, которые пожелают даже узнать план и внутреннее расположение шкатулки. Пожалуй, почему же не удовлетворить! Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек для того, что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными, театральными и другими, которые складывались на память. Весь верхний ящик со всеми перегородками вынимался, и под ним находилось пространство, занятое кипами бумаг в лист, потом следовал маленький потаенный шпик для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки. Он всегда так поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что наверно нельзя сказать, сколько было там денег. Чичиков тут же занялся и, очинив перо, начал писать. В это время вошла хозяйка. — Хорош у тебя ящик, отец мой, — сказала она, подсевши к нему. — Чай, в Москве купил его? — В Москве, — отвечал Чичиков, продолжая писать. — Я уж знала это: там все хорошая работа. Третьего года сестра моя привезла оттуда теплые сапожки для детей: такой прочный товар, до сих пор носится. Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! — продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле, гербовой бумаги было там немало. — Хоть бы мне листок подарил! а у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и не на чем. Чичиков объяснил ей, что эта бумага не такого рода, что она назначена для совершения крепостей, а не для просьб. Впрочем, чтобы успокоить ее, он дал ей какой-то лист в рубль ценою. Написавши письмо, дал он ей подписаться и попросил маленький списочек мужиков. Оказалось, что помещица не вела никаких записок, ни списков, а знала почти всех наизусть; он заставил ее тут же продиктовать их. Некоторые крестьяне несколько изумили его своими фамилиями, а еще более прозвищами, так что он всякий раз, слыша их, прежде останавливался, а потом уже начинал писать. Особенно поразил его какой-то Петр Савельев Неуважай-Корыто, так что он не мог не сказать: «Экой длинный!» Другой имел прицепленный к имени «Коровий кирпич», иной оказался просто: Колесо Иван. Оканчивая писать, он потянул несколько к себе носом воздух и услышал завлекательный запах чего-то горячего в масле. — Прошу покорно закусить, — сказала хозяйка. Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и невесть чего не было. — Пресный пирог с яйцом! — сказала хозяйка. Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом, и, съевши тут же с небольшим половину, похвалил его. И в самом деле, пирог сам по себе был вкусен, а после всей возни и проделок со старухой показался еще вкуснее. — А блинков? — сказала хозяйка. В ответ на это Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой. Повторивши это раза три, он попросил хозяйку приказать заложить его бричку. Настасья Петровна тут же послала Фетинью, приказавши в то же время принести еще горячих блинов. — У вас, матушка, блинцы очень вкусны, — сказал Чичиков, принимаясь за принесенные горячие. — Да у меня-то их хорошо пекут, — сказала хозяйка, — да вот беда: урожай плох, мука уж такая неавантажная... Да что же, батюшка, вы так спешите? — проговорила она, увидя, что Чичиков взял в руки картуз, — ведь и бричка еще не заложена. — Заложат, матушка, заложат. У меня скоро закладывают. — Так уж, пожалуйста, не позабудьте насчет подрядов. — Не забуду, не забуду, — говорил Чичиков, выходя в сени. — А свиного сала не покупаете? — сказала хозяйка, следуя за ним. — Почему не покупать? Покупаю, только после. — У меня о святках и свиное сало будет. — Купим, купим, всего купим, и свиного сала купим. — Может быть, понадобится птичьих перьев. У меня к Филиппову посту будут и птичьи перья. — Хорошо, хорошо, — говорил Чичиков. — Вот видишь, отец мой, и бричка твоя еще не готова, — сказала хозяйка, когда они вышли на крыльцо. — Будет, будет готова. Расскажите только мне, как добраться до большой дороги. — Как же бы это сделать? — сказала хозяйка. — Рассказать-то мудрено, поворотов много; разве я тебе дам девчонку, чтобы проводила. Ведь у тебя, чай, место есть на козлах, где бы присесть ей. — Как не быть. — Пожалуй, я тебе дам девчонку; она у меня знает дорогу, только ты смотри! не завези ее, у меня уже одну завезли купцы. Чичиков уверил ее, что не завезет, и Коробочка, успокоившись, уже стала рассматривать все что было во дворе ее; вперила глаза на ключницу, выносившую из кладовой деревянную побратиму с медом, на мужика, показавшегося в воротах, и мало-помалу вся переселилась в хозяйственную жизнь. Но зачем так долго заниматься Коробочкой? Коробочка ли, Манилова ли, хозяйственная ли жизнь, или нехозяйственная — мимо их! Не то на свете дивно устроено: веселое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда Бог знает что взбредет в голову. Может быть, станешь даже думать: да полно, точно ли Коробочка стоит так низко на бесконечной лестнице человеческого совершенствования? Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм. Но мимо, мимо! зачем говорить об этом? Но зачем же среди недумающих, веселых, беспечных минут сама собою вдруг пронесется иная чудная струя: еще смех не успел совершенно сбежать с лица, а уже стал другим среди тех же людей, и уже другим светом осветилось лицо... — А вот бричка, вот бричка! — вскричал Чичиков, увидя наконец подъезжавшую свою бричку. — Что ты, болван, так долго копался? Видно, вчерашний хмель у тебя не весь еще выветрило. Селифан на это ничего не отвечал. — Прощайте, матушка! А что же, где ваша девчонка! — Эй, Пелагея! — сказала помещица стоявшей около крыльца девчонке лет одиннадцати, в платье из домашней крашенины и с босыми ногами, которые издали можно было принять за сапоги, так они были облеплены свежею грязью. — Покажи-ка барину дорогу. Селифан помог взлезть девчонке на козлы, которая, ставши одной ногой на барскую ступеньку, сначала запачкала ее грязью, а потом уже взобралась на верхушку и поместилась возле него. Вслед за нею и сам Чичиков занес ногу на ступеньку и, понагнувши бричку на правую сторону, потому что был тяжеленек, наконец поместился, сказавши: — А! теперь хорошо! прощайте, матушка! Кони тронулись. Селифан был во всю дорогу суров и с тем вместе очень внимателен к своему делу, что случалося с ним всегда после того, когда либо в чем провинился, либо был пьян. Лошади были удивительно как вычищены. Хомут на одной из них, надевавшийся дотоле почти всегда в разодранном виде, так что из-под кожи выглядывала пакля, был искусно зашит. Во всю дорогу был он молчалив, только похлестывал кнутом, и не обращал никакой поучительной речи к лошадям, хотя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохотного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин. Но из угрюмых уст слышны были на сей раз одни однообразно-неприятные восклицания: «Ну же, ну, ворона! зевай! зевай!» — и больше ничего. Даже сам гнедой и Заседатель были недовольны, не услышавши ни разу ни «любезные», ни «почтенные». Чубарый чувствовал пренеприятные удары по своим полным и широким частям. «Вишь ты, как разнесло его! — думал он сам про себя, несколько припрядывая ушами. — Небось знает, где бить! Не хлыснет прямо по спине, а так и выбирает место, где поживее: по ушам зацепит или под брюхо захлыснет». — Направо, что ли? — с таким сухим вопросом обратился Селифан к сидевшей возле него девчонке, показывая ей кнутом на почерневшую от дождя дорогу между ярко-зелеными, освеженными полями. — Нет, нет, я уж покажу, — отвечала девчонка. — Куда ж? — сказал Селифан, когда подъехали поближе. — Вот куды, — отвечала девчонка, показывая рукою. — Эх ты! — сказал Селифан. — Да это и есть направо: не знает, где право, где лево! Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста и цепка необыкновенно. То и другое было причиною, что они не могли выбраться из проселков раньше полудня. Без девчонки было бы трудно сделать и это, потому что дороги расползались во все стороны, как пойманные раки, когда их высыплют из мешка, и Селифану довелось бы поколесить уже не по своей вине. Скоро девчонка показала рукою на черневшее вдали строение, сказавши: — Вон столбовая дорога! — А строение? — спросил Селифан. — Трактир, — сказала девчонка. — Ну, теперь мы сами доедем, — сказал Селифан, — ступай себе домой. Он остановился и помог ей сойти, проговорив сквозь зубы: «Эх ты, черноногая!» Чичиков дал ей медный грош, и она побрела восвояси, уже довольная тем, что посидела на козлах.

Мацапура В. И. д.ф.н., проф. Полтавского гос. пед. ун-та - г. Полтава (Украина) / 2009

Гоголь относится к тем творцам, которых интересовали мелочи и для которых они были художественно значимы. В седьмой главе «Мертвых душ» он упоминает о судьбе непризнанного писателя, который дерзнул «вызвать наружу <...> всю страшную, потрясающую тину мелочей (курсив мой — В. М.), опутавших нашу жизнь» (VI, 134). В данном и во многих других случаях под словом «мелочи» подразумеваются детали. Подобное словоупотребление не было случайным, ведь слово «деталь» в переводе с французского языка означает «подробность», «мелочь».

Гоголевские детали, как правило, яркие и запоминающиеся. Детализация изображаемого - одна из характерных особенностей стиля писателя. Однако в целом о роли подробностей и мелочей в поэме Гоголя написано не так уж много. Их значение в художественной структуре гоголевской поэмы одним из первых подчеркнул Андрей Белый. Исследователь считал, что «анализировать сюжет „Мертвых душ“ - значит: минуя фикцию фабулы, ощупывать мелочи, в себя вобравшие: и фабулу, и сюжет...» .

Интерес к гоголевской детали, в частности к предметному миру его произведений, нашел отражение работах В. Б. Шкловского, А. П. Чудакова, М. Я. Вайскопфа, Е. С. Добина, А. Б. Есина, Ю. В. Манна и других исследователей. Однако проблема изучения роли деталей в творчестве писателя далеко не исчерпана. Сосредоточим внимание на таких деталях, которые проходят через весь текст первого тома поэмы и имеют лейтмотивный характер, в частности, на мелочах, связанных с образом Чичикова, случайных персонажей, а также с мотивами еды, питья и карточной игры.

Писатель умышленно стремился к тому, чтобы детали текста запомнились читателю. Он прибегал к повторам, упоминая о той или иной детали в разных вариациях. Четкая маркировка героев соединяется в гоголевской поэме с детальным описанием внешности и интерьера. И это не случайно, ведь «язык искусства, - язык детали» . Каждый из образов, играющих заметную роль в сюжете поэмы, раскрывается при помощи целой системы характеристических деталей. Гоголь сознавался в «Авторской исповеди», что мог угадывать человека только тогда, когда представлял «самые мельчайшие подробности его внешности» (VIII, 446). Так, детали портрета Чичикова указывают на черты усредненности и неопределенности в его характере («не красавец, но и не дурной наружности, не слишком толст, ни слишком тонок...») (VI, 7). Рассматривая роль приема фикции в поэме Гоголя «Мертвые души», Андрей Белый справедливо указывает, что определения «несколько», «ни много, ни мало», «до некоторой степени» не определяют, а явление Чичикова в первой главе - «эпиталама безличию <...> явление круглого общего места, спрятанного в бричку» . Это «общее место» означено в поэме деталями. Так, повторяющаяся деталь внешности героя - «фрак брусничного цвета с искрой» - напоминает о его желании выделиться, быть замеченным, что соответствует его «наполеоновским» планам. В костюме Чичикова обращают на себя внимание такие детали, как «белые воротнички», «щегольской лаковый полусапожек, застегнутый на перламутровые пуговицы», «синий галстук», «новомодные манишки», «бархатный жилет». Мозаика портрета героя складывается постепенно и состоит из отдельных мелочей. О его духовных запросах и интересах сказано вскользь, мимоходом и не так детально, как описана, например, поглощаемая им еда или то, как он мылся мокрой губкой, тер мылом щеки, «вспрыскивал» себя одеколоном, менял белье и т. д. В конце седьмой главы изрядно выпивший Чичиков, который «перечокался со всеми», неожиданно начинает читать Собакевичу послание в стихах Вертера к Шарлотте" (VI, 152-153), имеется ввиду стихотворение В. И. Туманского «Вертер и Шарлотта (за час перед смертью)», опубликованное в 1819 году в журнале «Благонамеренный» . В десятой главе поэмы упоминается о том, что Чичиков «прочитал даже какой-то том герцогини Лаварьер» (VI, 211). Однако подробности, указывающие на его духовные интересы, единичны. Они не имеют системного характера и, возможно, связаны с планами Гоголя облагородить своих героев во втором томе поэмы.

Чичикова невозможно представить без его крепостных - кучера Селифана и лакея Петрушки, а также без брички, тройки лошадей и шкатулки - «небольшого ларчика красного дерева с штучными выкладками из карельской березы».

В отличие от балаганного Петрушки, русского шута в красном кафтане и красном колпаке, гоголевский Петрушка одет в широкий коричневый сюртук «с барского плеча». Автор акцентирует внимание на таких особенностях внешности героя, как «крупный нос и губы», а также на его страсти к чтению как процессу, на его умении спать, не раздеваясь, и носить свой «особенный воздух», запах, «отзывавшийся несколько жилым покоем». Пара слуг героя обрисована по принципу контраста. Молчаливому Петрушке, делающему все автоматически, противостоит разговорчивый Селифан, который любит выпить. В его уста автор вкладывает пространные высказывания, адресованные своим лошадям.

В детальном описании тройки Чичикова Гоголь активно использует приемы персонификации и антропоморфизма, в частности, наделяет животных человеческими качествами. Так, читатель узнает, что чубарый пристяжной конь «был сильно лукав и показывал только для вида, будто бы везет, тогда как коренной гнедой и пристяжной каурой масти, называвшийся Заседателем, <...> трудилися от всего сердца, так что даже в глазах их было заметно получаемое им от этого удовольствие» (VI, 40). В речах и оценках «словоохотливого» Селифана, читающего наставления лошадям, гнедой - «почтенный конь» и Заседатель - «хороший конь», а чубарый - «панталонник <...> немецкий», «дурак», «невежа», «варвар» и «Бонапарт <...> проклятый». В третьей главе поэмы гнедой и Заседатель - «любезные» и «почтенные», а чубарый - «ворона». Небезынтересно, что Гоголь задолго до Л. Н. Толстого, запечатлевшего «мысли» лошади в рассказе «Холстомер», знакомит читателя с «мыслями» своего чубарого: «Вишь ты, как разнесло его! - думал он сам про себя, несколько припрядывая ушами. - Небось знает, где бить! Не хлыснет прямо по спине, а так и выбирает место, где поживее» (VI, 59).

Образ-вещь - шкатулка Чичикова - также играет важную роль в раскрытии характера героя, поскольку непосредственно связана с его тайной и планами обогащения. Чичиков не прост, его «тайна», как второе дно, раскрывается не сразу, а в конце первого тома романа. «Ларчик красного дерева» также имеет второе дно. Символический характер данного предмета становится очевиден в эпизодах пребывания Чичикова у Коробочки. «Шкатулка - и символ, и реальный предмет, - подчеркивает Андрей Белый, - она план приобретения, таимый в футляре души...» . Шкатулка Чичикова описана автором во всех деталях. Она многоярусна, в верхнем, вынимающемся ящике, - мыльница, «перегородки для бритв», «закоулки для песочницы и чернильницы», «лодочки для перьев, сургучей», а под ними - пространство для бумаг и «маленький потаенный ящик для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки» (VI, 56). Абрам Терц замечает, что чудо-шкатулка Чичикова, составляющая главный предмет его багажа и обожания «напоминает волшебный ящик в сказке, куда без труда укладывается целое войско, а то и все обширное царство-государство странствующего царевича» . В седьмой главе поэмы Чичиков просыпается с мыслью о том, что «у него теперь без малого четыреста душ». Он просматривает записки помещиков с именами и прозвищами выкупленных мужиков и приходит в умиление: «Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! Что вы, сердечные проделывали на веку своем? Как перебивались?» (VI, 136). Мертвые мужики предстают здесь как живые, а в патетических описаниях Петра Савельева Неурожай-Корыто, Степана Пробки, Максима Телятникова голос автора и голос героя сливаются воедино.

Объектом фокализации в гоголевской поэме неоднократно становятся еда и напитки. Художественная детализация еды является одним из лейтмотивов гоголевской поэмы. Начиная с первых страниц, в «Мертвых душах» детально описывается, что ели и пили персонажи произведения. Так, уже в первой главе поэмы читатель узнает, какие блюда обычно подавали в трактирах: «щи с слоеным пирожком <...>, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый» и т. д. (VI, 9). В этих и других описаниях сказалось, очевидно, не только влияние античных авторов, но и И. П. Котляревского, который в своей «Энеиде» дает длинные каталоги яств и напитков, поглощаемых героями.

В четвертой главе поэмы, размышляя о «господах средней руки» и об их желудках, автор описывает, что они ели в трактирах: «на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем не бывало садятся за стол в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них между зубами, заедаемая расстегаем и кулебякой с сомовьим плесом...» (VI, 61). К таким господам принадлежит и Чичиков, который, остановившись в трактире, заказывает себе поросенка с хреном и со сметаною.

Приемом пищи, как правило, начинается или завершается операция Чичикова по покупке мертвых душ. Например, у бесхозяйственного Манилова все «просто, по русскому обычаю, щи, но от чистого сердца» (VI, 30). Гораздо богаче обед у Коробочки, которая предложила гостю «грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с луком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками» (VI, 56-57). Перечень блюд в данном случае свидетельствует о хозяйственности и изобретательности помещицы. Во время чаепития у Коробочки Чичиков сам вливает «фруктовую» в чашку с чаем. Это не случайная сюжетная деталь. Она свидетельствует о том, что герой решил не церемониться с хозяйкой.

Примечательно, что в разговоре с Коробочкой детализируется мотив пьянства. Хозяйственная помещица жалуется на то, что у нее «сгорел» кузнец: «Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь...» (VI, 51). Автор никак не комментирует данный эпизод, но он красноречиво свидетельствует о том, как пили крепостные. Гоголь мастерски передает интонацию речи выпившего Селифана, которого угостили дворовые люди Манилова. В ответ на обвинения Чичикова («Ты пьян как сапожник!») кучер произносит монолог, замедленный и алогичный: «Нет, барин, как можно, чтоб я был пьян! Я знаю, что это нехорошее дело быть пьяным. С приятелем поговорил, потому что с хорошим человеком можно поговорить, в том нет худого; и закусили вместе. Закуска не обидное дело; с хорошим человеком можно закусить» (VI, 43). То, что Селифан «подгулял», имело свои последствия: он сбился с дороги, бричка опрокинулась, Чичиков «шлепнулся» в грязь, а в итоге в поэме появился неожиданный поворот в развитии действия - путники попали к Коробочке.

В гоголевской поэме пьют и крепостные, и помещики, и чиновники. Ярким доказательством этому является обед у полицеймейстера в седьмой главе поэмы, когда пили «за здоровье нового херсонского помещика», за переселение его крепостных, за здоровье будущей жены и т. д. Автор во всех деталях описывает атмосферу мужской пьянки с многократным «чоканьем», разговорами «обо всем», когда спорили и кричали о политике, о военном деле и даже излагали «вольные мысли». Это единственный эпизод в поэме, в котором Гоголь изображает пьяного Чичикова. Психологически он мотивирован. Совершив «купчую» в гражданской палате, он расслабился и вышел из роли. Херсонские деревни и капиталы причудились ему реальностью. Автор смеется над героем, который «заснул решительно херсонским помещиком». Со всеми подробностями описана процедура раздевания Чичикова, реакция Селифана на бред хозяина, на его приказания «собрать всех вновь переселившихся мужиков, чтобы сделать всем лично поголовную перекличку» (VI, 152). Весь этот эпизод пронизан юмором и комизмом. Гоголь умышленно не называет место, куда пошли слуга и кучер после того, как уснул их барин, но детали его описания красноречиво свидетельствуют о том, что это был трактир. «Что делали там Петрушка с Селифаном, бог их ведает, но вышли они оттуда через час, взявшись за руки, сохраняя совершенное молчание, оказывая друг другу большое внимание и предостерегая взаимно от всяких углов. Рука в руку, не выпуская друг друга, они целые четверть часа взбирались на лестницу» (VI, 153). До Гоголя никто в русской литературе не описывал так подробно процесс пьянства и его результаты.

Характеристическую функцию выполняют подробности угощения, предложенного Ноздревым. Описывая обед в его доме, автор подчеркивает, что блюда не играли большой роли в жизни данного персонажа («кое-что и пригорело, кое-что и вовсе не сварилось»), зато дает длинный перечень напитков, которые Ноздрев предлагает гостю. «...Еще не подавали супа, он уже налил гостям по большому стакану портвейна и по другому госотерна...» (VI, 75), потом принесли бутылку мадеры, которую «заправляли» ромом, «а иной раз вливали туда и царской водки», затем последовал «бургуньон и шампиньон вместе», рябиновка, бальзам и т. д. Все детали данного перечня говорят о пристрастии Ноздрева к спиртным напиткам. У героя своя шкала ценностей, а предметом его хвастовства является не только карточная игра, но и то, что и в каких количествах он пил. «Веришь ли, что я один в продолжение обеда выпил семнадцать бутылок шампанского!», - хвастается Ноздрев Чичикову (VI, 65).

Застолье у Собакевича, наоборот, свидетельствует о том, что именно еда является главным удовольствием и смыслом его жизни. По обилию блюд, по отношению к ним героя обед у Собакевича напоминает обед у Петра Петровича Петуха во втором томе «Мертвых душ». Описывая «закуску», предшествовавшую обеду, автор подчеркивает, что гость и хозяин «выпили как следует по рюмке водки» и закусили так, «как закусывает вся пространная Россия по городам и деревням», то есть рюмка водки заедалась «всякими соленостями и иными возбуждающими благодатями» (VI, 97). После закуски герои последовали в столовую, и здесь в фокусе авторского внимания оказывается не столько количество и качество блюд, сколько то, как ест герой и как он расхваливает достоинства своей домашней кухни, предпочитая ее французским и немецким выдумкам. Так, похвалив щи и съев «огромный кусок няни», хозяин предлагает гостю: «Возьмите барана, <...> - это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! <...> он опрокинул половину бараньего бока к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал, до последней косточки» (VI, 91-92). После бараньего бока были ватрушки «больше тарелки», «индюк ростом с теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем» (VI, 99-100). В описании обеда у Собакевича Гоголь активно использует прием гиперболизации, а также детализации, которая кажется излишней. Однако множество подробностей свидетельствует о том, что своя «куча» есть и у Собакевича - это куча еды, разнообразных блюд, каждое из которых отличается большими размерами.

Пристрастие Собакевича к еде акцентируется и в других эпизодах романа, например, на обеде у полицеймейстера, на котором гости, приступив к еде, «стали обнаруживать, как говорится, каждый свой характер и склонности, налегая кто на икру, кто на семгу, кто на сыр» (VI, 150). На этом фоне автор крупным планом изображает Собакевича, обращая внимание читателя на то, как он еще до начала обеда «наметил» осетра, лежащего в стороне на большом блюде, как «пристроился к осетру» и как «в четверть часа с небольшим доехал его всего». А когда полицеймейстер вспомнил об осетре и увидел, что от него остался только хвост, Собакевич «пришипился», как будто и не он его съел, «и, подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкой в какую-то сушеную маленькую рыбку» (VI, 150-151). В деталях данного эпизода, в частности в поведении Собакевича, в реакции полицмейстера на это поведение, раскрывается не только комизм ситуации, но и характер персонажа.

Совсем иное отношение к еде демонстрирует Плюшкин. Медленное умирание его жизни сказывается не только в запустенье, царившем в его усадьбе, но и в отношении к еде. «Сухарь из кулича» и ликерчик, который еще покойница-жена делала, - это все, что он может предложить гостю. Однако даже такое странное поведение героя свидетельствует о том, что хозяин имения помнил о старинных русских обычаях, в частности о законе гостеприимства.

Художественная детализация как прием реализуется также в описаниях обстановки и хода карточной игры, которые по-своему важны в изображении помещичьего и чиновничьего быта в «Мертвых душах» Гоголя. На протяжении первого тома поэмы писатель неоднократно возвращается к мотиву карточной игры, которая расценивается как естественное и привычное занятие помещиков и чиновников в часы досуга. В первой главе поэмы автор знакомит читателя с тем, как играли в вист в доме губернатора. Вист относится к коммерческим играм. Ю. М. Лотман указывает, что в вист играли степенные и солидные люди . Присоединившись к «толстым», Чичиков оказался в отдельной комнате, где ему «всунули карту на вист». Играющие «сели за зеленый стол и уже не вставали до ужина. Все разговоры совершенно прекратились, как случается всегда, когда наконец предаются занятию дельному. Хотя почтмейстер был очень речист, но и тот, взявши в руки карты, тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию...» (VI, 16). Автор не входит в детали игры, зато подробно описывает, что «приговаривали» играющие, ударяя картой по столу: «...Если была дама: „Пошла, старая попадья!“, если же король: „Пошел, тамбовский мужик!“» и т. д. (VI, 16). Измененные названия карт, которыми они «перекрестили» масти в своем обществе - «черви! червоточина! пикенция!» или: «пикендрас! пичурущух! «пичура!» и т. д., подчеркивают провинциальный характер чиновничьего быта, а обилие восклицательных знаков передает накал страстей во время игры.

Примечательно, что знакомство Чичикова с Ноздревым происходит во время карточной игры у полицеймейстера, «где с трех часов после обеда засели в вист и играли до двух часов ночи». То, что Ноздрев - заядлый картежник и плут, выяснится позже, но уже в первой главе поэмы появляются настораживающие подробности, характеризующие его как игрока. Несмотря на то, что он со всеми был на «ты», «когда сели играть в большую игру, полицеймейстер и прокурор чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти за всякою картою, с которой он ходил» (VI, 17).

Как азартный игрок, Ноздрев раскрывается в нескольких эпизодах четвертой главы поэмы. Встретившись с Чичиковым в трактире, он сообщает, что «продулся в пух»: «Веришь ли, что никогда в жизни так не продувался. Ведь я на обывательских приехал. <...> Не только убухал четырех рысаков - просто все спустил. Ведь на мне нет ни цепочки, ни часов...» (VI, 64). Ноздрев играет в азартные игры и надеется на случай. Свои неудачи он тоже объясняет волей случая: «Не загни я после пароле на проклятой семерке утку, я бы мог сорвать весь банк» (VI, 64). Речь данного персонажа пестрит картежной терминологией: «играть дублетом», «в фортунку кутнул», «и в гальбик, и в банчишку, и во все что хочешь». В авторских характеристиках картежного шулера подчеркивается, что он «спорил и заводил сумятицу за зеленым столом <...>. В картишки <...> играл он не совсем безгрешно и чисто...» (VI, 70). Одним из доказательств шулерских махинаций героя является описание того, как он на протяжении четырех дней не выходил из комнаты, занимаясь «делом», требующим большой внимательности. Дело это «состояло в подбирании из нескольких десятков дюжин карт одной „талии“, но самой меткой, на которую можно было бы понадеяться как на вернейшего друга» (VI, 208). Ноздрев - игрок не только за карточным столом, но и в жизни, о чем свидетельствуют детали его поведения.

Есть в гоголевской поэме эпизод, в котором описание карточной игры выполняет психологическую функцию. Это эпизод, когда Чичиков после «разоблачения» Ноздрева, пробуя не думать о случившемся, «присел в вист», чтобы не думать о случившемся. Присутствующие обратили внимание на то, что Павел Иванович, «так тонко разумевший игру», играл плохо: «все пошло, как кривое колесо: два раза сходил он в чужую масть и, позабыв, что по третьей не бьют, размахнулся со всей руки и хватил сдуру свою же» (VI, 173). Плохая игра Чичикова - свидетельство его внутреннего состояния. Рассказчик замечает, что чувствовал он себя так, «будто прекрасно вычищенным сапогом вступил вдруг в грязную вонючую лужу» (VI, 173).

Поэма Гоголя поражает огромным количеством эпизодических персонажей, каждый из которых незабываемо индивидуален, потому что окружен деталями и подробностями. Однако при этом гоголевские эпизодические персонажи, как справедливо заметил А. Б. Есин, «не дают толчков к сюжетному действию, не помогают характеризовать главных героев <...>. Они существуют сами по себе, интересны для автора как самостоятельный объект изображения, а вовсе не в связи с той или иной функцией» . Например, описание въезда Чичикова в губернский город сопровождается упоминанием о двух русских мужиках, размышляющих о колесе и о том, доедет ли оно в Москву или Казань. В дальнейшем повествовании об этих мужиках не будет сказано ни слова. Случайно встретившийся Чичикову молодой человек также описан достаточно подробно: «...В белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушениями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом» (VI, 7). Детали данного описания могут говорить о моде того времени, «тульская булавка» - о месте, где она изготовлена, но при этом они не несут никакой психологической нагрузки, поскольку упомянутый «молодой человек» никогда уже не появится на страницах поэмы. Однако его появление «в кадре» мотивировано желанием автора воссоздать полноту жизни. Автор детально описывает образы слуг, чиновников, городских дам, реальных и умерших мужиков, создавая образ народа и нации, что соответствовало жанровой природе задуманного им произведения.

Детализация изображаемого - характерная особенность свойственной Гоголю манеры письма, которая нашла, пожалуй, наиболее яркое выражение в поэме «Мертвые души». Функции подробностей и мелочей в данном произведении разнообразны: это функции «торможения», «задержания» действия, функции конкретизации времени и места действия, создания фона, в том числе и исторического, функции психологической характеристики персонажей и т. д. Художественные детали у Гоголя, как правило, не единичны. Они объединены в систему и несут на себе значительную смысловую и идейно-художественную нагрузку.