Бен Хеллман - Сказка и быль. История русской детской литературы. Бен Хеллман «Великий друг детей». Образ Сталина в советской детской литературе Хеллман сказка и быль

Бен Хеллман

«Великий друг детей». Образ Сталина в советской детской литературе

«В целом мире не было роднее / И сердечней друга у ребят». Так писал Анатолий Мошковский после смерти Сталина в стихотворении «Бессмертное имя». Мошковский был тогда молодым, начинающим писателем и мог легко заразиться чувством всеобщего горя. Но так писали и признанные мастера советской детской литературы, как, например, Агния Барто, Зоя Александрова, Елена Благинина, Сергей Михалков, Елена Ильина, Анатолий Мусатов и Евгения Трутнева.

А кто написал в 1951 году следующие строчки о детях мира в своей поэме «На страже мира»?

Они дорогу преградят

Войне на всей Земле.

Ведет их лучший друг ребят,

А он живет в Кремле.

Это был маститый Самуил Маршак, основатель и мэтр советской детской литературы.

Если верить писателям, то «дружеские» чувства Сталина не остались без ответа. «Дети отвечали ему горячей, искренней любовью», - утверждала Валентина Осеева, автор известной трилогии о Ваське Трубачеве. В некрологе «Великий друг детей» она описывает, как рано возникает эта взаимная любовь: «Малыш, сидя на руках матери, тянется к портрету вождя. - Сталин, - четко выговаривает он своим звонким голосом. Мать поднимает его к портрету, дорогие черты навеки запечатлеваются в сердце ребенка».

Впоследствии образ Сталина следует за ребенком везде. Его портреты висят на стене в детском саду и в школе, и когда ребенка принимают в пионерскую организацию, он дает торжественную клятву перед портретом Сталина. В клятве он обещает всегда остаться верным делу Сталина:

Клянемся ленинским путем -

Прямее нет пути! -

За нашим другом и вождем -

За Сталиным идти!

Обзоры истории советской детской литературы не обошлись без отдельной главы о ленинской теме. После 1956 года активно забывали о существовании детской сталинианы, литературы, по своему масштабу и воспитательному значению вряд ли уступавшей лениниане.

В настоящей статье мы хотели бы указать на самые важные темы детской сталинианы. Наш материал - это прежде всего детские книги и журналы послевоенных лет. Культ Сталина, правда, начался раньше, уже в 30-е годы. Существует специальная библиография, напечатанная в 39-м году. Если судить по ней, детская сталиниана, однако, оставалась небольшой по объему вплоть до войны. Мало названий - а отдельных изданий почти нет. Самые ранние произведения опубликованы в 1937 году. Это рассказ Веры Смирновой «Школьные годы Иосифа Виссарионовича Сталина» - книга воспоминаний закавказских рабочих о юных годах Сталина и рассказ Стаханова о встрече со Сталиным в 1935 году. Сомнительная честь быть первым детским поэтом, написавшим стихотворение о Сталине, принадлежит, если верить библиографии, Сергею Михалкову.

После 1945 года число произведений на эту тему неуклонно растет и достигает своего пика в начале 50-х годов. Важными событиями явились 70-летие Сталина в 1949 году, выставка его подарков в Пушкинском музее и советская кампания за мир. С этого периода трудно найти хоть один номер детского журнала или альманаха без портрета Сталина и стихотворений в его честь. Список писателей, тем или иным способом участвовавших в создании и укреплении культа Сталина, длинен.

Когда мы говорим о детской сталиниане, нужно помнить, что граница между детской литературой и литературой для взрослых была весьма расплывчатой. О специфике детской литературы мало заботились. Без каких-либо изменений могли напечатать, например, песни Джамбула Джабаева и для взрослых и для детей. Существовало и творчество самих детей на сталинскую тематику, причем любопытно отметить, что никакой разницы, по существу, не было между стихотворением, написанным девятилетним ребенком, или, скажем, маститым Алексеем Сурковым. Мысли, фразы, рифмы те же.

Большинство произведений примитивно и не требует развитого вкуса или большого жизненного опыта. Можно говорить о поэтике простоты с готовыми стереотипами и фразами. В своей работе о сталинизме Джеффри Брукс отмечает, что «strict observance of verbal formula was one of the characteristics of Stalinism».

Джамбул Джабаев является хорошим примером и в другом отношении: участие писателей национальных литератур СССР в культе Сталина было значительным. Сталина активно прославляли в детской литературе украинцы Микола Бажан, Платон Воронько, Наталья Забила, Максим Рыльский и Павло Тычина, белорусы Якуб Колас и Янка Купала, еврей Лев Квитко, казах Джамбул Джабаев, лезгин Сулейман Стальский, азербайджанец Расул Рза, узбек Гафур Гулям, армянин Гурген Борян и так далее. Если вспомнить, какое видное место эти писатели занимали в своих литературах в сталинские годы, а часто также и после них, то мы поймем, какую роковую роль культ Сталина играл в советской литературе в целом и особенно в детской литературе. Тут мы имеем в виду также и развитие литературного вкуса читателя.

Лениниана состояла прежде всего из рассказов о жизни Ленина с самого раннего детства до его смерти. Как мы видели, первые произведения на сталинскую тему тоже были биографическими. Авторы сами часто участвовали в событиях, о которых они хотели рассказать детям. В учебнике советской детской литературы 1953 года дается один пример сталинианы такого типа. Это рассказ знаменитой летчицы Марины Расковой «В Кремле». После беспосадочного перелета Москва - Дальний Восток в 1938 году, Сталин лично принял Раскову и ее подруг в Кремле. В своей книге Раскова описывает встречу со Сталиным. Как читатель должен был воспринять этот эпизод, мы узнаем из учебника:

Перед читателем встает образ вождя народов мира Иосифа Виссарионовича Сталина. «Родной и любимый», как поется в одной из песен о Сталине, - вот таким глядит он на читателя со страниц этого маленького рассказа. Радостью за успех советских людей, остроумием и глубокой серьезностью, умением в малом видеть великое дышат слова товарища Сталина, обращенные к людям, собравшимся поздравить отважных летчиц с успешным окончанием очень трудного задания.

Сталин узурпировал место настоящих героев. Подвиги совершались в его честь, они, на самом деле, были его заслугами. Читатель должен любоваться его личностью и поведением. Доминирующим образом Сталина в 40-е годы был не активный, действующий человек, а неподвижный, статичный объект любования. Из этого следует, что лирика наиболее подходила для этой темы.

В упомянутом учебнике рассказ Расковой является единственным примером биографического произведения о Сталине на русском языке. Их, конечно, существовало больше. Но все-таки можно с уверенностью сказать, что их явно меньше, чем подобных рассказов о Ленине. По мере того как старые большевики и революционеры оказывались врагами народа, стало, конечно, сложнее писать биографию Сталина.

Самым важным произведением о молодом Сталине является эпопея грузина Георгия Леонидзе - «Сталин, детство и отрочество», переведенная на русский язык Николаем Тихоновым. О детстве Сталина писал также Борис Ивантер. В своем очерке «На родине Сталина» он дал пример другим писателям, как трактовать эту сложную тему. Родители у Сталина образцовые: отец прекрасный мастер, «чьи сапоги славились по всему Гори», а умению матери вести свое бедное хозяйство «дивились все окрестные хозяйки». Сам Сталин, или Сосо, как его тогда звали, хороший товарищ, «честь и гордость всего класса». Он является первым и в учебе, и в играх. В хоре именно ему всегда дают петь соло. Молодому читателю становится ясно, что Сталин был избран судьбой с самых ранних лет.

Ивантер уделяет большое внимание одному школьному эпизоду. Однажды на экзамене за Сосо сидел ленивый ученик, который пытался заставить Сосо помогать ему. За помощь он предлагал пояс и красивый кинжал. «Но, пишет Ивантер, - Сосо глух ко всему. Наконец он оборачивается: „Не могу подсказывать. Подскажу - останешься ничего не знающим, никудышным человеком“».

Заставить детей лучше учиться с помощью ссылок на Сталина стало топосом в детской литературе. Но комментарии Ивантера выходят за пределы педагогики. Он подчеркивает, что принципиальность всегда была отличительной чертой Сталина. Он пишет: «Сталин - большевик, Сталин - вождь партии, как и юноша Сосо Джугашвили, никогда не потакал слабостям товарищей. Потакать их слабостям, их недостаткам - значит им же вредить». Может быть, слишком прямолинейно истолковывать это как оправдание происходящих чисток, хотя очерк написан в 1937 году, но этот Сталин, - неподкупный и строгий Сталин, сильно отличается от того ласково улыбающегося Сталина, который в послевоенные годы доминирует в детской литературе.

Ответственной задачей советских писателей было переписать историю таким образом, чтобы роль Сталина стала решающей во все важные моменты советской истории. И детская литература предоставляет нам много примеров подобной фальсификации. Леонид Савельев показал в «Штурме Зимнего» (1938), что Сталин был одним из главных организаторов и руководителей октябрьского восстания. В детских журналах были опубликованы отрывки из книги Мануэля Большинцова и Михаила Чиаурели «Рассказы о великих днях» (1952). В главе «Письмо Ленина» рассказывается, как один большевик приносит письмо Ленину от Сталина в 1917 году. Ленин скрывается в Разливе, ситуация сложная, но вестник из Петрограда утешает его:

Не беспокойтесь, Владимир Ильич, - все будет в порядке.

Безусловно, - уверенно сказал Ленин. - Такой пламенный рулевой, как Сталин, поведет прямо к цели.

Ленин превращается в пассивного второстепенного персонажа, а на главную роль в событиях 1917 года претендует Сталин.

Детские писатели тоже способствовали воспитанию у детей представления о том, что Сталин - последовательный продолжатель дела Ленина. Снова и снова повторяются имена Ленина и Сталина вместе. Стало невозможным писать о Ленине, не упоминая Сталина. «Уходя, он знамя боевое / Сталину любимому вручил», - писал А. Чуркин в «Песне о Ленине». На шаг вперед пошел Джамбул Джабаев. Его любимой мыслью была та, что связь Сталина с Лениным не была только внешней. На самом деле Сталин являлся полным воплощением Ленина: «Мы в нем, любимом, Ленина, узнали. / Великий Ленин в Сталине живет!»

Сталин не только усвоил, но и развивал наследие Ленина. Было движение, была цель: «Глядим с отвагою вперед: / Нам строить коммунизма зданье. / Великий Сталин нас ведет / По ленинским предначертаньям». Куда вела дорога, показано в другом стихотворении: «Мудрый Сталин ведет нас к вершинам / Заповедной мечты Ильича!» То, что при Ленине было лишь мечтой, под руководством Сталина стало реальностью. Ленин завещал народу мечту о счастье, при Сталине счастье было достигнуто.

Конечная цель на ленинском-сталинском пути - коммунизм. Читая литературу сталинских лет, трудно представить себе, о чем советский народ еще мог мечтать. Даются картины изобилия и богатства, слово «счастье» повторяется снова и снова. Мысль о конечной цели, по крайней мере, не вдохновляла поэтов на большую поэзию. Их язык, запас слов, образы, рифмы оставались скудными и однообразными, как будто за всеми этими стихотворениями стоял один и тот же человек. Сравните, например, эти две строфы:

Мы клятву Ленину дали,

Путь наш лежит вперед.

Великий и мудрый Сталин

Нас в коммунизм ведет.

Нам светло и радостно идти

По дороге ленинской вперед,

По тому великому пути

Самый большой поджанр сталинианы - это стихотворения-благодарности и стихотворения-похвалы. Эти два аспекта можно было и сочетать. Так сделал украинский писатель Платон Воронько в строчке «Спасибо Вам за гений Ваш». Поэты пытались найти метафоры, соответствующие высокому статусу Сталина. Самым повторяющимся образом было солнце. «Нас греет солнце наше - Сталин», «О солнце, о правде народов - О Сталине песню поем». Для величия Сталина все казалось слишком малым - и территория Советского Союза, и время, в которое он жил. Вот как Воронько выразил свои чувства в стихотворении «Слава Сталину»:

Солнцу народов -

Из рода в род

И из века во век!

Слава! Спасибо

За счастье крылатое!

Вырастем мы

И бессмертную повесть

Сложим про Вас

Мы на все времена.

Сталин родной!

Наша честь Вы и совесть.

Вы - наше счастье

И наша весна.

Гению мира -

Из рода в род

И из века во век!

Когда Воронько в 1951 году заботился об укреплении культа Сталина навечно, то его коллега Ольга Высоцкая мыслила пространственными категориями:

Повсюду, где звезды сияют,

В далеких и близких местах,

Где люди о счастье мечтают,

Там Сталина имя у всех на устах.

Обожествление Сталина выражалось часто в понятиях и выражениях, взятых из христианского учения. Сталин - всемогущий творец. По его велению рождается новый мир. Для этого достаточно одного слова:

Вы скажете -

И хлынет дождь,

И плодоносным станет грунт,

Сто рек бетон пересечет,

Сто новых речек потечет!

На войне Сталин победил смерть и таким образом подарил человечеству новую жизнь. Об этом писал с религиозной интонацией украинец Владимир Сосюра («Первый депутат»):

Лучший из людей и самый мудрый,

Он провел нас сквозь огонь войны

К радостно сияющему утру

На просторах солнечной весны.

К мирным дням он распахнул нам двери,

Он рассеял черной ночи тьму.

И любовь свою, свое доверье

Миллионы отдают ему.

В битве с горем, с горькою нуждою

Мир такого не знавал вождя.

Имя Сталина нам звучит весною,

Золотыми трубами гудя.

Любовь Сталина постоянно охраняла детей. Его первой заботой было счастье для всех. Для него не было никого и ничего незаметного и незначительного. «Сталин думает о нас» - так называется одно из стихотворений Сергея Михалкова:

Сталин знает неизвестных

Дочерей и сыновей -

Всех людей прямых и честных,

Верных Родине своей.

Прекрасным примером «стихотворения-благодарности» является стихотворение «Я песню сама сочинила» Марии Познанской:

Я песню сама сочинила,

Я Сталину песню дарю.

«Спасибо вам, Сталин любимый! -

Я в песне моей говорю. -

За то, что светло и красиво

В родном нашем детском саду,

За то, что живу я счастливо,

Что скоро я в школу пойду.

За то, что нам солнышко светит,

Что клены над нами шумят,

За вашу заботу о детях

Спасибо вам все говорят!»

Маленькая девочка, от имени которой стихотворение написано, благодарит Сталина даже за то, что «солнышко светит», как будто сознавая, что диктатор может, как в «Украденном солнце» Корнея Чуковского, украсть и спрятать солнце, если захочет. Или, что более вероятно, Сталин выступает в роли медведя, отвоевавшего солнце на радость всех от коварного крокодила.

Оставим лирическую сталиниану, чтобы посмотреть на эпические стихотворения и рассказы. Общее у этих произведений - стремление героя приблизиться как можно теснее к Сталину. Их можно дифференцировать именно по степени близости к вождю. На самом нижнем уровне - произведения о сталинском портрете.

Существует множество стихов и рассказов, в которых портрет Сталина играет активную роль. Самой отличительной чертой портрета является улыбка, и именно «ласковая» улыбка. «Сталинской улыбкою согрета, / Радуется наша детвора» - говорится в одном стихотворении. Вид улыбающегося Сталина внушает радость, уверенность и мужество. Через миллионы портретов, распространенных по всему Советскому Союзу, Сталин также может следить за тем, что происходит в стране, и выражать свое отношение к событиям в детской жизни.

В детском саду праздник: завтра дети пойдут в школу. Активным свидетелем сцены является Сталин:

Празднично одеты,

В круг ребята встали.

Ласково с портрета

Смотрит мудрый Сталин.

Завтра будем в школе -

Сталин это знает.

Нами он доволен,

Нас он поздравляет.

Но сталинский портрет может также выражать укор и заставлять детей осознать свои плохие поступки. Мальчик Сережа в рассказе Е. Рязанова «Важное событие» гордится тем, что он сегодня станет пионером, но при этом он плохо обращается со своим маленьким братом. Отец упрекает нового пионера, и страшная мысль вдруг осеняет Сережу:

Папа, а знает ли товарищ Сталин про то, что сегодня новых ребят принимают в пионеры? - спросил Сережа.

Отец подумал и ответил:

Наверно, знает. - И продолжал, как бы отвечая не Сереже, а на какие-то свои мысли:

Он все знает…

Это заставляет Сережу раскаяться и принять важные решения на будущее. Вечером он лежит в кровати и смотрит на портрет, висящий над спящим братом:

<…> прямо на Сережу ласково смотрели глаза того, чье имя он запомнил вместе со словами «мама» и «папа» и о ком много раз вспоминал он сегодня. Пушистые усы скрывали улыбку губ, но глаза улыбались тепло и понимающе, будто спрашивали: «Что, Сережа Орлов, осилишь? Не подведешь?»

«Не подведу, товарищ Сталин, ни за что не подведу!» - подумал Сережа. <…>

Потом Сережа вдруг увидел, как товарищ Сталин подошел к его кровати и, проведя рукой по его волосам, сказал голосом папы: «Ничего, брат Сережа, ты у нас молодец!»

Сережа спал и улыбался.

Сталин заменял родителей в качестве самого высокого морального авторитета.

Следующий уровень - письмо Сталину. Неизвестно, что Сталин делал с бесчисленными письмами, которые советские дети неустанно посылали ему в Кремль:

Уже кремлевский почтальон

Принес, наверно, Вам

Не тысячу, а миллион

Чудесных телеграмм.

О количестве телеграмм трудно спорить с Зинаидой Александровой, но не можем не выразить своего сомнения по поводу их «чудесности». Советские дети рано усвоили мертвый, стандартный язык сталинских ритуалов, и чтение этих телеграмм, писем и стихов о письмах - утомительное занятие. Поздравляли Сталина, благодарили его за постоянную заботу, отдавали рапорт о школьных успехах и обещали в будущем стать людьми, которыми Сталин мог гордиться. По словам Джеффри Брукса, дети при этом исполняли «the ritual of the gift». Все были в тотальной зависимости от Сталина-благодетеля, и высокие отметки в школе являлись лишь скромной частью платы за «подарки».

Иногда Сталин, правда, отвечал. Его ответы были короткие и не превосходили письма детей по выразительности. Но его ответы сразу предавали гласности, и адресаты принимали, как правило, решение еще лучше учиться.

Еще выше мы находим сны и фантазии о встрече со Сталиным. В журнале «Красная новь» в 1939 году была опубликована статья про детское творчество о Сталине. В ней, в частности, говорилось:

В мечтах ребята видят Сталина у себя в гостях. Он им - родной и близкий. Слишком хорошо знают они его лицо, слишком привыкли к нему. И чудится - вот-вот откроется дверь, и войдет он, спокойный и приветливый, в серой своей походной шинели, в военной фуражке с прямым козырьком.

Об этом мечтает Костя Орлов, девяти лет, из Москвы: он увидел во сне, как пришел к нему Сталин:

Знаешь, Ваня, что сегодня

Мне привиделось во сне.

Будто сам великий Сталин

В гости приходил ко мне!

И Костя Орлов во сне, как и наяву, дает Сталину свое «честное пионерское»: учиться, учиться и учиться:

Показал ему я сказки,

Книжки лучшие свои,

Обещал ему учиться

Так, как Ленин нас учил.

Мальчик Костя Орлов хотел показать Сталину свои любимые книжки; в колхозах же мечтали о возможности лично поблагодарить Сталина за их хорошую жизнь:

Пусть прибудет к нам,

К трудовым сынам,

На веселый круг

Наш Великий друг.

Мы с родным вождем

По садам пройдем:

Распахнем дворы,

Поднесем дары…

Визит Сталина не только видели во снах или в сокровенных мечтах. Чтобы сделать эту дорогую фантазию более ощутимой и реальной, дети даже играли во встречи со Сталиным:

Двор сугробами завален,

На окошках сад расцвел…

Мы играем, будто Сталин

К нам на праздники пришел.

Так пишет Елена Благинина в стихотворении «Задушевный разговор». В игре дети разговаривают с гостем о литературе, о китайских событиях, о войне и о своей мечте о мире. Возникает идиллическая картина, полная близости и теплоты:

В окна свет вечерний льется,

Тишина стоит кругом…

Сталин чай пить остается

С новогодним пирогом!

Он сидит на лучшем месте -

Коврик постлан на скамью!

Пьет чаек со всеми вместе,

Курит трубочку свою…

На уровень выше - участие в параде перед Сталиным на Красной площади. Участники-дети своими глазами могут видеть Сталина. Приближаемся к метафизической стороне культа, и заметно, как писатели борются с беднотой языка, чтобы как можно точнее выразить чувства этого блаженного момента.

Первомайский и октябрьский парады на Красной площади являются кульминацией многих детских книг. Обычно маленький герой первый раз принимает участие в ритуале. Первый важный момент этого священного акта - это когда Сталин выходит на Красную площадь и поднимается на Мавзолей. Тогда «Земля становится еще прекраснее / И небо кажется еще светлей».

Перед Мавзолеем дефилирует огромная толпа людей, но между Сталиным и детьми, несмотря на это, возникает особый, интимный контакт. Каждый ребенок чувствует, что взгляд и улыбка Сталина направлены именно на него. В этот эйфорический момент все забывается. Петя в стихотворении Агнии Барто «На майском параде» от волнения не знает, «молчит он или он поет». Этот самый мальчик также становится свидетелем апогея ритуала:

И пионерка в белом платьице

Бежит отдать ему букет:

Мне поручили третьеклассницы

Вам передать от нас привет!

У нас плохих отметок нет.

Это самый высший уровень сталинианы - встреча с реальным Сталиным. Дети, получившие возможность встречаться и разговаривать со Сталиным, были не только школьниками на параде, но и участниками разных делегаций, совещаний, конгрессов, съездов. О них писали в газетах, их фотографии публиковали, им давали возможность рассказать о своей встрече со Сталиным. В 1939 году вышла целая книга, в которой собраны подобные рассказы. Впервые они были опубликованы в центральных газетах в середине 30-х годов. Вполне возможно, что это и есть начало сталинианы для детей.

Одна задача подобных рассказов - показать человечность Сталина. Разговоры сами по себе лишены интереса. Реплики Сталина скудны: «Как тебя зовут?», «Как ты учишься?», «Молодец!», «До свиданья!». Но самое важное - это то, что чудо совершилось: «бог» принял человеческий облик. «Сначала я волновалась, - рассказывает пионерка Нина Здрогова, - а потом, когда побыла рядом с товарищем Сталиным, увидела, какой он простой и ласковый, тогда я совсем успокоилась и стала разговаривать».

Встретить Сталина могли только избранники, им завидовали, их ревновали. Поэтесса Наталия Забила описала в своей книжке «Про всех» следующую сцену: во дворе дети вместе смотрят книгу и видят фотографию, на которой девочка обнимает улыбающегося Сталина. Возникает горячий спор, причем каждый хочет быть на месте девочки. Дети ищут какие-то общие черты у себя и у нее, доказывают свои заслуги.

Цель Забилы - объяснить детям глубокое символическое значение того, что они видят на снимке. В сюжете стихотворения коллектив советских детей нерушим. Это акт высшего, полного соединения Сталина со всеми советскими детьми:

Спорить нам совсем не нужно,

Нет дружнее нас, ребят:

Мы всегда играем дружно,

Вместе ходим в детский сад.

Все мы вместе подрастаем,

Точно цветики в росе.

Всех нас крепко любит Сталин,

И его мы любим все.

Если ж девочку с букетом

Сталин поднял как-то раз.

То, конечно, он при этом

Вспоминал про всех про нас.

И про тех, кто вместе с нами

И про тех, кто даже «мама»

Не умеет лепетать.

И про тех, кто пионером

Скоро станет, а потом

Будет взрослым - инженером, Летчиком

иль моряком.

И о северных и южных

В нашей солнечной стране, -

Обо всех ребятах дружных:

и обо мне!

Но вот ирония судьбы. Девочка Гела, с которой Наталия Забила велела всех ребят отождествить себя, во время перестройки выступала в газете «Труд» с рассказом о том, что произошло после встречи со Сталиным в 36-м году. Уже год спустя счастливому детству пришел конец. Ее отца-коммуниста, вместе с которым она была в Кремле, арестовали и расстреляли. Письмо Гелы Сталину, с упоминанием об их встрече, привело к аресту матери. Последующие годы девочка прожила в ссылке: после войны ее жизнь во многом была осложнена тем фактом, что она являлась дочерью «врага народа».

Таким образом, символическое значение сцены, на которую смотрят дети, иное, нежели представляла себе Забила. «Великий друг детей» оказался их злейшим врагом. Чем ближе дети приближались к Сталину, тем опаснее становилось их положение. Речь идет о великом обмане, в котором советские детские писатели играли активную роль.

Из книги Карта родины автора Вайль Петр

МУЗЕЙ СТАЛИНА В ГОРИ На дворе не сезон, так что Государственный дом-музей И. В. Сталина в Гори открывается в одиннадцать утра. И в сезон-то сюда приходят десять-пятнадцать человек в день, но для них двери распахиваются на час раньше. Как, впрочем, и для нас - но за

Из книги Культура времен Апокалипсиса автора Парфрей Адам

Из книги Поэты и цари автора Новодворская Валерия

АльфрЕд Кох АПОЛОГИЯ СТАЛИНА Однажды в Москве объявился черт. Интеллигентный такой черт, без копыт, рогов и хвоста, а напротив даже – в импортном костюме, с легким немецким акцентом и дикой харизмой. Бабам такие черти сильно нравятся. Сопровождали его бесенята рангом

Из книги Судьба эпонимов. 300 историй происхождения слов. Словарь-справочник автора Блау Марк Григорьевич

Сталина пик см. Пик Исмаила Самани.

Из книги Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии автора Банников Константин Леонардович

Из книги Московские обыватели автора Вострышев Михаил Иванович

Из книги Искусство жить на сцене автора Демидов Николай Васильевич

Образ внешний и образ внутренний Одного актера такой резко характерный текст толкнет на то, что он, почувствовав себя Ваней-мясником, очень мало изменится внешне: у него не появится ничего от деревенского парня старого времени; он изменится, главным образом, внутренне -

Из книги Рублевка и ее обитатели. Романтическое повествование автора Блюмин Георгий Зиновьевич

Из книги Тайна капитана Немо автора Клугер Даниэль Мусеевич

3. Великий каторжник, великий детектив Его звали Эжен Франсуа Видок, и он был не только организатором первой в мире криминальной полиции, но и создателем первого в мире частного сыскного агентства. Иными словами, Видок был первым в мировой истории частным детективом.

Из книги Истории простых вещей автора Стахов Дмитрий

Из книги Цыпочки в Нью-Йорке автора Демэй Лайла

Профессия: эксперт по детской безопасности Кто по своей воле подвергнет ребенка опасности? Никто, но чтобы быть совершенно уверенным в том, что вашему ребенку ничто не угрожает, нанимают эксперта по детской безопасности. И точно так же, как существуют «охотники за

Из книги Другая сторона Москвы. Столица в тайнах, мифах и загадках автора Гречко Матвей

Бункер Сталина Недалеко от станции метро «Черкизовская» по адресу Советская улица, 20, расположен ещё один «дворец», не то чтобы исчезнувший, но надёжно законспирированный. Это бункер, предназначавшийся для Иосифа Сталина. Его вырыли под так и недостроенным стадионом на

Из книги Русский детский фольклор: учебное пособие автора Колядич Татьяна Михайловна

1.4. Об анализ детской книги Сообщение на заседании секции детских писателей 13 декабря 1929 года:– Я не собиралась делать доклада, только хотела предоставить информацию, необходимую для правильного рецензирования и анализа детской книги. Наша методика анализа разработана

Из книги Лермонтов и другие автора Эльдар Ахадов

Из книги Топографии популярной культуры автора Коллектив авторов

Из книги Кровавый век автора Попович Мирослав Владимирович

Скрытые цели Сталина Для осмысления всего, что происходило в стране за десятилетие (с 1928-го по 1938 г.), ключевое значение имеет дело Кирова.Версии обстоятельств убийства Кирова менялись на протяжении Большого террора, пока на заключительном процессе в 1938 г. не была


Бен Хеллман

Сказка и быль. История русской детской литературы

© 2013 by Koninklijke Brill NV, Leiden, The Netherlands

© О. Бухина, пер. с английского, 2016

© ООО «Новое литературное обозрение», 2016

Предисловие

История – ее надо переписывать заново, всегда.

Гуннар Бьёрлинг (1887 – 1960), финско-шведский поэт

Написать исчерпывающе полную историю русской литературы для детей и юношества невозможно. Развитие литературы – это непрерывный процесс. Кроме того, предпосылки для написания истории русской литературы не всегда оптимальны. В дореволюционной России серьезный научный интерес к жанру только зарождался, и редкие попытки описать его историческое развитие и современное состояние остались поверхностными. В советское время отношение к детской литературе определялось прежде всего идеологическими установками и менялось в зависимости от политической ситуации. Значительная часть предреволюционной литературы была отброшена несколькими обобщающими замечаниями о ее монархизме и религиозности, зато интерес сосредоточивался на борьбе критика Виссариона Белинского и его последователей за «прогрессивную», реалистическую литературу. Надежный канон классики не мог сформироваться, поскольку выпуск книжной продукции регулировался государством и определялся не литературными критериями или интересами читателей. Вместе с тем достоинства настоящей советской детской литературы сильно преувеличивались. В политическом климате, где литературные имена могли исчезать в буквальном смысле и превращаться в «нелица» (по Оруэллу), объективное описание исторического развития жанра было невозможным. И в постсоветской России долго чувствовалось наследие семидесяти четырех лет советской власти; с трудностями сталкивались все серьезные исследования по истории литературы. Даже определение принципов отбора имен и произведений оказалось сложной задачей. Как быть с партийными писателями и сталинскими лауреатами? Другую проблему для историка детской литературы представляло многообразие новой литературы.

Задача нашей книги – по возможности заполнить пробелы и описать как можно шире историю русской литературы для детей и юношества от самого ее зарождения до первого десятилетия XXI века. Часто предполагается, что отсчет надо вести со второй половины XVIII века, от аллегорических сказок Екатерины Великой или от журнала Николая Новикова «Детское чтение для сердца и разума», однако здесь возникновение детской литературы отнесено к XVI веку – к публикации в 1574 году первой русской азбуки с ее обращением специально к детям. Долгое время детские книги использовались в первую очередь в учебно-воспитательном процессе, и важной была при этом роль православной церкви. Наша книга поэтому включает в себя и информацию об азбуках, учебниках, книгах по этикету и религиозных текстах, особенно когда речь идет о ранних периодах развития жанра.

Поначалу собственно художественная литература занимала скромное место среди книг для детей, и только начиная с 1820-х годов она делалась постепенно все более заметной. При этом детская литература следовала примеру взрослой – материал для чтения распространялся главным образом через журналы. Возникновение периодических изданий отражает рост количества читателей, что весьма примечательно для страны, где неграмотность была общим явлением и школьная система развивалась медленно. История русской литературы для детей и юношества поэтому является еще и историей детских журналов.

Были периоды, когда детское чтение в большой степени определялось переводами. Более того, в девятнадцатом столетии чтение книг на иностранных языках являлось частью обучения детей из привилегированных классов. Заметная роль иностранной детской литературы показывает, насколько тесно русская культура была, вплоть до 1917 года, связана с европейской и американской. По контрасту, отсутствие таких связей в самые мрачные периоды сталинизма отражает недальновидную национальную политику, нанесшую большой вред развитию отечественной литературы. История русской детской литературы вынужденно становится также историей переводов иностранной детской литературы.

Развитие жанра представлено в книге хронологически. Дореволюционная литература разбита на периоды, соответствующие общепринятым периодам в истории литературы, таким как романтизм, реализм и модернизм. Границы между периодами могут и должны быть предметом обсуждения. Одна проблема состоит в том, что сказка и быль, фантастическая и реалистическая литература почти всегда могли существовать одновременно. Термин «модернизм» особенно проблематичен; здесь он предполагает открытость новым идеям, высокие художественные амбиции, расширение самого понятия детской литературы, большую чуткость к желаниям аудитории и рост массовой литературы. Главы, описывающие советский период, естественным образом разделяются сообразно переменам в общеполитическом положении. Судьба детской литературы была в руках власти. Без знания культурной политики этих лет трудно понимать тогдашнюю литературу.


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Дети, будьте осторожны!

Бен Хеллман . Сказка и быль: История детской русской литературы. Перевод с английского Ольги Бухиной. - М.: Новое литературное обозрение, 2016.


Профессор Хельсинкского университета Бен Хеллман взял на себя колоссальный труд по изучению российской литературы для детей. Его исследование охватывает практически весь период ее существования с 1574 по 2010 год, начиная с первых азбук и заканчивая стихами Григория Остера. Это само по себе вызывает чувство огромной благодарности. В поле его зрения попадают также критика, деятельность детских литературных журналов и писательских объединений и вообще все, что составляет литературную и окололитературную жизнь.

К сожалению, в работе отсутствует единый подход к рассматриваемым явлениям. Некоторые произведения подвергаются детальному филологическому анализу, о других автор высказывается как критик, третьи просто пересказываются или только упоминаются. Сквозную идею уловить трудно. Кроме того, Бен Хеллман - исследователь чрезвычайно доброжелательный и нелестные оценки облекает в максимально деликатную форму. Поэтому попробуем, опираясь на данную монографию, все-таки назвать вещи своими именами.

Во-первых, как явствует из книги, при наличии отдельных ярких и самостоятельных феноменов наша детская литература преимущественно вторична. Наиболее наглядная тому иллюстрация - «Золотой ключик», «Волшебник Изумрудного города» и «Таня Гроттер». Не замечать этого можно только при полной изоляции, которую в свое время обеспечивал железный занавес. Но даже при его наличии любимыми героями детей оставались все-таки Джим Хокинс, Том Сойер, Алиса и Карлсон, а не Буратино и Незнайка, хотя и они тоже составлены из заимствований. Сегодня дети также предпочитают героев Роулинг, Толкиена и Роальда Даля, который читается со скоростью одна книга в день. Современные тенденции продолжают задавать западные, а не отечественные литература, мультипликация и кинематограф.

Но главный грех отечественной литературы состоит, конечно, в другом: писатели слишком часто заботились не о детях, а о том, как превратить их в удобные и легко управляемые марионетки, в существа с устойчивыми рефлексами.

Практически весь корпус советской литературы безнадежно испорчен идеологией. Если вы сейчас возьметесь читать детям «Старика Хоттабыча» или «Приключения капитана Врунгеля», то замучаетесь комментировать пропагандистские штампы. И в конце концов убедитесь, что читать это всерьез со всеми необходимыми пояснениями и историческими отступлениями можно только лет в пятнадцать, будучи учеником специализированного гуманитарного класса какой-нибудь гимназии. Никто другой за «Старика Хоттабыча» в подростковом возрасте не возьмется. Это большая проблема, поскольку советская литература как исторически близкая должна была бы служить фундаментом для развития литературы современной. А идеологические искажения либо препятствуют преемственности, либо продолжают оказывать негативное влияние.

Принято считать, что в советское время школьники поголовно любили литературу, поскольку тогда ее очень хорошо преподавали. На самом деле все обстояло ровно наоборот: чтобы сохранить интерес к литературе, от школьника требовалась изрядная стойкость, поскольку программа как будто нарочно выпячивала все самое неудачное и выхолощенное. К примеру, активно культивировались сказки «о борьбе трудящихся масс с эксплуататорами» - «Три толстяка», «Приключения Чиполлино», «Королевство кривых зеркал», тот же «Золотой ключик» и тому подобные. Вероятно, в надежде на то, что приключенческая основа вытянет и фальшивый революционный пафос. В результате читателя не покидало ощущение, что под видом приключений ему навязывают «Апрельские тезисы».

Школьная программа всегда предусматривала и до сих пор предусматривает «воспитание любви к родной природе». Бен Хеллман, рассматривая безобидные повествования Бианки и Сладкова на фоне произведений откровенно пропагандистских, пишет о них благожелательно. Но для читателя-ребенка трудно придумать что-либо менее подходящее. Во-первых, нелепа сама идея любви именно к родной природе. То есть березу мы любим, а пальму - уже нет. Но ребенок, как на грех, предпочитает пальму. К ней прилагается детская мечта: солнце, море и каникулы. Береза выглядит не столь празднично. Вместо того, чтобы «прививать интерес к природе», отталкиваясь от естественной тяги к экзотике, которая для детей почти то же самое, что сказка, у нас в школах всегда предпочитали мучить учеников заунывной песней «То березка, то рябина» и однообразными рассказами о природе, лишенными не только сюжета, но и вообще чего бы то ни было, за что могло бы зацепиться детское внимание.

Любви к природе, только не выборочной, а всеохватной, отлично способствуют хороший детский научпоп, качественно иллюстрированные энциклопедии и атласы, захватывающие документальные фильмы, естественнонаучные музеи, лекции Ильи Колмановского, походы и путешествия. А вот творчество Бианки и Пришвина решению вопроса, увы, никак не помогает.

Еще одна беда, о которой напомнил Бен Хеллман и которая буквально преследовала учеников советской школы, - нескончаемая Лениниана, входившая в круг обязательного чтения и отравлявшая безмятежные летние месяцы ожиданием двойки: читать «Рассказы об Ильиче» было невыносимо, и это мало кому приходило в голову.

На сегодня Лениниана как таковая, слава богу, отпала. Но место кумира у нас подолгу вакантным не бывает. Объект для поклонения всегда найдется, далеко ходить не надо, а желающие реализовать себя в агиографическом жанре - тем более. А уж традиция у нас - дай бог всем! Бен Хеллман обнаружил замечательный образец «житийной литературы», свидетельствующий о том, что Лениниана появилась задолго до рождения самого Ленина. Речь идет о биографических произведениях Петра Фурмана, одно из которых - «Саардамский плотник» - посвящено Петру Первому: «В центре - эпизод пребывания царя в Голландии… Величие роли Петра Первого подчеркивается параллелями с самим Христом… Царь поддерживает угнетенных, он лучший друг детей». При этом далекая Россия «его новым друзьям (голландцам) кажется небесным раем».

Стремление к назидательности, как показывает Бен Хеллман, неизбежно оборачивается анекдотом. Дореволюционная установка на «христианские добродетели» приводила к восклицаниям: «Ах! Как весело помогать бедным, делать людям добро!». Усилия же, направленные на воспитание коммунистическое, увенчались появлением детской книги под названием «На Двадцать четвертом съезде».

Добавлю, что дидактические произведения особенно удручают навязчивым присутствием темы наказания и страха перед ним. Многие из таких произведений написаны от лица взрослых, благодарных за «строгое воспитание», полученное в детстве. Например, Бен Хеллман положительно отзывается о рассказах М. Зощенко «Леля и Минька», однако нельзя не заметить, что главная функция взрослых здесь - карательная. Над детьми постоянно нависает Дамоклов меч: «Теперь я не ручаюсь, что мама тебя не выдерет». Даже в относительно легких в этом смысле произведениях Носова дети боятся получить плохую оценку, разбить сахарницу, съесть без спроса варенье или леденец. Потому что за это обязательно влетит. При этом очень часто наказания абсолютно несоразмерны «проступкам». В рассказе Зощенко ребенок надкусил яблоко, предназначавшееся для гостей. За это его рождественский подарок вручили чужому мальчику. Дети обменяли у старьевщика галоши на несколько монет, чтобы купить мороженого. Принципиальные родители все их игрушки отдали старьевщику и запретили прикасаться к мороженому в течение двух лет. Отец ни с того ни с сего отнял у маленького сына тарелку с блинами, а когда тот, не понимая, что происходит, начал плакать, обрушил на него поток упреков: «- Видите, какой он жадный. Ему для отца жаль одного блина».

Характерны цитаты из «веселой» книги Александра Раскина «Как папа был маленьким»:

«Тогда дедушка сказал:

Я его накажу!

А бабушка прибавила:

А я накажу его отдельно!»

«Дедушка все-таки наказал маленького папу. Бабушка наказала его отдельно». «Его сразу же отшлепала бабушка. Вечером пришел с работы дедушка и тоже отшлепал его». «Входил дедушка, отнимал книгу, гасил свет и в темноте долго шлепал маленького папу». Напоминает «Слоненка» Киплинга: «Мой отец колотил меня, и моя мать колотила меня, и все мои тетки колотили меня, и все мои дяди колотили меня». Мало того: взрослые открытым текстом говорят мальчику, что он глупый, хвастливый и жадный. А еще они при всяком удобном случае с удовольствием его высмеивают. Но самое печальное - слова благодарности повзрослевших героев: мол, спасибо за суровую науку, за то, что пороли, обзывали и выставляли на смех. Таким образом, постулируется мораль: унижение, подавление и «справедливое возмездие» вполне могут приносить пользу, служить ребенку «хорошим уроком».

Одно из немногих детских произведений, где серьезно говорится о злоупотреблении родительским авторитетом и несправедливом отношении к ребенку, - «Детство Темы» Гарина-Михайловского. Но его тяжеловесный, громоздкий стиль не позволяет надеяться на то, что дети им заинтересуются, хотя оно и входит в обязательную программу.

История русской детской литературы предстает в конечном счете как парад заблуждений, которыми взрослые, как «идейные борцы», так и откровенные конъюнктурщики и литературные карьеристы, забивали детские головы. Сначала руководящей идеей была христианская добродетель, понимаемая в первую очередь как смирение. Переводчица данного исследования Ольга Бухина в собственной монографии, посвященной литературным сиротам, отмечает, что между русскими сиротами и западными существует принципиальная разница: западные сироты, Джейн Эйр, Том Сойер и Гек Финн, Поллианна, инициативны и деятельны, в то время как сироты русские, «Мальчик у Христа на елке», «Дети подземелья», «Гуттаперчевый мальчик», неизменно выступают в роли абсолютно безропотных жертв.

Кротость и смирение закончились, как известно, 1917 годом. С утверждением социалистического реализма в качестве основного метода детской литературы писатели стали внушать детям расширенный набор «истин»: Советская страна - лучшая в мире, дореволюционная Россия и капиталистический Запад - царство порока и несправедливости, иностранцы нам завидуют, каждый советский человек в долгу перед своей Родиной и должен быть готов в любую минуту отдать за нее жизнь, коллектив - все, а индивид - ничто, красные хорошие - белые плохие, Сталин - небожитель (до 1956 года), Ленин - идеал человека, мать Ленина - идеал матери, жена Ленина - идеал женщины, и так далее, и тому подобное. Когда на этом шумовом фоне вдруг становился слышен нормальный человеческий голос, это воспринималось как нечто из ряда вон. Бен Хеллман отмечает практически каждую, даже самую робкую, попытку выйти за рамки ангажированной партийной литературы и иногда находит признаки жизни там, где их, увы, нет, в повести «Аттестат зрелости» Лии Гераскиной, например.

Чтобы понять цену искренности партийных литераторов, достаточно, как это делает Бен Хеллман, сопоставить два высказывания Сергея Михалкова. В 1959 году прославленный детский поэт был крайне озабочен тем, что некоторые советские дети до сих пор «барахтаются в паутине религиозного дурмана», а русские писатели не предпринимают достаточных усилий для того, чтобы оградить их от этого зла. Зато в 2000 году автор бесценного шедевра «Сталин думает о нас» признался: «Я верующий человек. Я всегда был верующим». Такие вещи о творцах воспитательной литературы полезно знать если не детям, то подросткам, чтобы не так легко поддаваться «воспитанию».

Описав, как в советское время детская литература превратилась в инструмент идеологического давления, Бен Хеллман заканчивает свою монографию оптимистическим прогнозом, обещающим «яркое будущее литературе с четырехсотлетней историей».

Что же все-таки по-настоящему и безусловно ценного можно найти в очень большой по объему детской литературе пусть не за четыреста пятьдесят лет, а за последние сто?


Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре
Веселых чижа…


Он вскочил, взглянул на небо…
Сердце так и ухнуло!
И мгновенно что-то с неба
В воду с криком бухнуло…


На свете старушка
Спокойно жила,
Сухарики ела
И кофе пила…


В лесочке, над речкой,
Построена дачка.
На дачке живет
Небольшая собачка…


Отплывайте из дому
в белый утренний свет,
океану родному
передайте привет.


«А я не знал, что со мной, я долго молчал и отвернулся от мамы, чтобы она по голосу или по губам не догадалась, что со мной, и я задрал голову к потолку, чтобы слезы вкатились обратно, и потом, когда я скрепился немного, я сказал:

Ты о чем, мама? Со мной ничего… Просто я раздумал. Просто я никогда не буду боксером.»

«- Здравствуй, море! - сказал Ежик.

Здравствуй, Ежик! - сказало море.»


«“Вот уж это бревно никак не может быть Крокодилом”, - подумала Маша и села прямо на Крокодила.»

Жемчужин, крупных и поменьше, наберется на удивление много. Хотя совокупный объем таких произведений, как «Аттестат зрелости», «На родине Ленина», «Рассказ о том, как Ленин перехитрил жандармов», в разы больше и тяжелее. Но даже сквозь такой плотный и толстый асфальт пробивались живые растения. Бен Хеллман, наверное, прав: они и будут пробиваться.


Ольга Бугославская

17 февраля 1918 года в газете «Правда» появилась статья под названием «Забытое оружие». Прошло всего три месяца с того момента, как большевики взяли власть, но они уже принялись перестраивать общество по социалистическим образцам. Настал черед и детской литературы. Тон был задан Лениным, заявившим, что «надо, чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи было воспитанием в ней коммунистической морали» . В «Забытом оружии» Л. Кормчий, второстепенный детский писатель, который решил присоединиться к победителям, провозгласил детскую литературу важнейшим союзником в деле созидания нового человека. Литература — это оружие, которое не должно попасть в руки классового врага, буржуазии. Задача государства — освободить жанр от «яда, грязи и мусора» и обеспечить детей более подходящей литературой .

Устранять нежелательную литературу было не так уж трудно. Сразу же после Октябрьской революции ввели цензуру, и уже в 1918 году большинство небольшевистских издательств, газет и журналов стало постепенно закрываться. многие ведущие писатели, опасаясь ограничений свободы мысли и слова, предпочли уехать в эмиграцию.

Создание нового типа литературы оказалось более трудным делом. Прежде всего, необходимо было увеличить ряды читателей — настало время борьбы с безграмотностью и обязательного школьного обучения. В этой области удалось достичь значительного успеха: в 1897 году доля населения России, умеющего читать и писать, не превышала 28%, а к 1926 году она достигла 57%. В 1939 году официальная статистика сообщала о 87% грамотного населения. С ликвидацией безграмотности и развитием сети библиотек возник большой рынок детской и юношеской литературы.

Максим Горький оказался энергичным и влиятельным соратником партии большевиков. Он заинтересовался детской литературой задолго до революции. Во время Первой мировой войны он создал программу для детской секции петроградского (ранее петербургского) издательства «Парус». План включал в себя создание серии беллетризованных биографий замечательных людей различных исторических эпох. Для юных умов жестокостям войны нужно было противопоставить образ человека как творца и носителя культуры .

В самый разгар войны удалось реализовать лишь малую толику горьковских планов, но к 1918 году ситуация изменилась. Культурная жизнь централизовалась, и новые властители хотели распространять среди народа литературу высокого качества. Горький оказался центральной фигурой в проекте создания контролируемого государством издательства «Всемирная литература». В декабре 1918 года он составил докладную записку для другого издательства, «Русская литература», касающуюся литературы для молодых. Он предлагал распространять произведения русских классиков в специальных изданиях для школьных библиотек . В результате во «Всемирной литературе» в изданиях для библиотек преобладала именно классика, тогда как множество авторов из недавнего прошлого русской детской литературы, несмотря на широкую популярность, твердой рукой исключили из издательских планов.

В 1921 году Горький активно участвовал в издательском проекте своего друга Зиновия Гржебина, создавая список планируемых в детском отделе публикаций. Основу списка составили народные сказки и эпосы; они должны были познакомить детей от 5 до 9 лет с античной мифологией, исландскими сагами и «Калевалой». Затем следовали сказки XIX века — Александра Пушкина, Петра Ершова, Сергея Аксакова, Вильгельма Гауфа и Ханса Кристиана Андерсена; классика взрослой литературы — Джеймс Фенимор Купер, Майн Рид, Чарльз Диккенс и Марк Твен, издавна любимые русскими читателями. Необходимо было обеспечить юного читателя книгами, полными высоких идеалов, внушающими веру в величие человека и его неограниченные возможности. Нужны были истории о «рыцарях духа», борцах за правду и павших за революционное дело. Главными человеческими качествами считались оптимизм и героизм . По сути, программа Горького еще в 1921 году содержала в себе ядро социалистического реализма — той догмы, насаждению, которой он способствовал в 1930-х годах.

Горький стал редактором первого советского детского журнала «Северное сияние», который издавался в Петрограде в 1919—1920 годах. Инициатива исходила от Народного комиссариата просвещения, стремившегося создать официальную коммунистическую замену закрывшимся буржуазным журналам. Издание предназначалось детям от девяти до двенадцати лет.

Первый номер «Северного сияния» напечатал статью «Слово к взрослым» — программное заявление Горького. Цель журнала — пробудить в читателе «дух активности, интерес и уважение к силе разума, к поискам науки, к великой задаче искусства — сделать человека сильным и красивым» . Открыто говорилось и об идеологической цели детской литературы. Позднее, в 1933 году, Горький высказался еще более откровенно: «В нашей стране воспитывать — значит революционизировать» .

«Северное сияние» в первую очередь было рассчитано на детей пролетариата. Их средой был город, колыбель новой, советской жизни. Под рубрикой «Клуб любознательных» публиковались заметки о науке, технологиях и новых изобретениях. Детям рассказывалось о тяжелой жизни людей до революции и о победе социализма. Среди статей встречались заголовки вроде «Что могут сделать народные массы?» и «Ценность труда».

Художественный уровень «Северного сияния» был низок, хотя в его создании принимали участие многие известные писатели и художники. В прозе преобладал серый социальный реализм, стихи походили на газетные лозунги. Героями произведений были представители рабочего класса и Красной армии. В одном из типичных для того времени рассказов маленькая девочка узнает, что ее отец, погибший на Гражданской войне, отдал жизнь за товарища. Даже Горький не смог улучшить качество журнала. В рассказике «Яшка» (1919) главный герой, который за свою короткую жизнь только терпел лишения, умирает и попадает в рай. Но он не желает посмертного вознаграждения на небесах и возвращается на землю, чтобы сражаться за лучшую долю. В Советском Союзе выделяли этот рассказ как первое антирелигиозное сочинение для детей.

«Северное сияние» рождалось в тяжелых условиях. Гражданская война еще не закончилась, в Петрограде царил голод, не хватало даже самого насущного. Из-за проблем с распространением журнал продавался без подписки, и редакторы не решались печатать материалы с продолжением. В конце концов недостаток бумаги привел к закрытию журнала в 1920 году, когда тираж уже достиг 1200 экземпляров.

В 1921 году, чтобы избавиться от разрухи, вызванной Гражданской войной, Ленин предложил новую экономическую политику (нэп). Это был шаг назад, к частичному восстановлению капитализма в виде мелкого предпринимательства, хотя, правда, в ограниченном виде. Контроль над культурной жизнью тоже несколько ослаб: открывались частные и кооперативные издательства и журналы с независимой издательской политикой. В результате возникло и новое поколение писателей, превратившее 1920-е годы в одно из самых интересных десятилетий в истории русской детской литературы.

Поначалу перспективы детской литературы не были многообещающими. 1921 год стал годом глубокого кризиса. Горький, движущая сила литературного процесса, на долгие годы уехал из страны. Количество изданий резко сократилось, в тот год были опубликованы только тридцать три книги и два журнала для детей . Дискуссии о детской литературе обнажили острые и серьезные противоречия. В том же 1921 году был созван большой съезд, посвященный проблемам детского чтения, где обсуждалась связь детской литературы и политики. Одна группа писателей, учителей и библиотекарей считала, что писатели должны избегать идеологических вопросов и вместо этого заниматься общечеловеческими конфликтами и чувствами. Среди 162 делегатов была и коммунистическая фракция, которая требовала, чтобы литература прямо готовила детей к созданию нового, уже строящегося мира .

Другой темой стало отношение к литературному наследию. Как и во взрослой литературе, раздавались радикальные голоса, требовавшие избавиться от всей дореволюционной литературы. Умеренная линия была сильнее, но в детской литературе процесс обновления все же оказался более последовательным, чем во взрослой. К 1920-м годам реформаторам удалось избавиться от трех четвертей имен и названий из списка дореволюционных писателей и их произведений . От старой литературы остались в основном только те сочинения, которые воспринимались как критика царского режима.

В Петрограде стали возникать новые центры литературной жизни — группа молодых и талантливых писателей собралась вокруг издательства «Радуга» и Студии детской литературы. За несколько лет эта группа смогла вывести жанр детской литературы на международный уровень.

Все началось с попытки литературного критика Корнея Чуковского найти издателя, согласного напечатать написанные им детские стихи. Поскольку в этих стихотворениях не было явного политического содержания и государственные издательства все еще сражались с высокими ценами и недостатком бумаги, у Чуковского ничего не вышло. Руку помощи протянул частный сектор — журналист Лев Клячко (1873—1934), который основал издательский дом «Радуга», специализировавшийся на детской литературе. Первыми в 1922 году вышли две маленькие книжки Чуковского. хотя тираж не превышал 7 000 экземпляров, по тому времени это было немало.

«Радуга» скоро стала центром притяжения новых писателей. По рекомендации Чуковского главным редактором был назначен перспективный детский писатель Самуил Маршак. Издательство в основном выпускало маленькие томики поэзии этих двух талантливых авторов, Чуковского и Маршака, а также произведения Виталия Бианки, Агнии Барто, Бориса Житкова и Веры Инбер. Большое внимание уделялось оформлению и иллюстрациям — с издательством сотрудничали такие замечательные художники, как Владимир Конашевич, Сергей Чехонин, Юрий Анненков, Борис Кустодиев, Константин Рудаков, Владимир Лебедев и Кузьма Петров-Водкин.

«Радуга» стала одним из самых больших частных издательств в Советской России двадцатых годов. В год выпускалось свыше ста книг. Одной из последних публикаций оказался «Оркестр» Юрия Владимирова, вышедший в 1929 году тиражом 30 000 экземпляров. К этому времени нэп уже закончился, и частным издательствам снова пришлось закрыться, как это случилось десятью годами ранее. «Радуга» формально прекратила существование в 1930 году. Ясно, что за закрытием издательства стояли не только экономические причины. Статья о нем в одной советской энциклопедии 1982 года звучит как эпитафия: «Издательство не имело достаточно тесного контакта с Наркомпросом, некоторые издания “Радуги” были аполитичны, далеки от насущных вопросов современности» . В тот период именно народный комиссариат просвещения принял на себя ответственность за детскую литературу.

В 1920 году Комиссариат просвещения основал в Москве Институт детского чтения под руководством Анны Покровской (1879—1972) и Николая Чехова, ведущего специалиста по детской литературе в дореволюционной России. Институт стал исследовательским центром, занимавшимся теоретическим изучением детской литературы, психологии читателя, созданием библиографических ресурсов и сотрудничеством с детскими издательствами. При институте сформировалась библиотека, выпускался журнал «Новые детские книги» (1923—1928), позднее переименованный и получивший название «Книга детям» (1928—1930). Первый же номер «Новых детских книг» показывает полнейшую политическую наивность редакционного совета. В духе дореволюционной литературной критики журнал отражал восприятие новых детских книг читательской аудиторией — самими детьми. Например, «Детский остров» Саши Черного в 1921 году прочли 178 детей в возрасте от восьми до четырнадцати лет. Из них десятеро читали книгу сами, и их непосредственные комментарии и размышления о книге были тщательно записаны . Больше всего детям, однако, понравились «Мойдодыр» и «Тараканище» Чуковского, вышедшие в свет в 1923 году. Юмор, игра воображения и иллюстрации — от всего этого дети получали немалое удовольствие .

В 1923 году Институт детского чтения стал частью Института методов внешкольной работы. Это административное решение, в конце концов, практически разрушило его работу. Институт существовал в очень трудных условиях, в основном за счет энтузиазма сотрудников. Официальной помощи почти не было, поскольку институт занимался по большей части дореволюционной литературой, которая, как казалось, совсем не связана с сегодняшней жизнью. Н. Чехов придерживался другого мнения: для того, чтобы понять современную ситуацию, нужно знать корни детской литературы, авторов и произведения предыдущих эпох, традиционные жанры и теоретические дискуссии.

В Петрограде в 1921 году состоялся съезд, в котором участвовало около 300 человек. В своей речи Чехов очертил план методических исследований русской детской литературы. Результат появился к концу десятилетия в виде «Материалов по истории русской детской литературы 1750—1855» (1927—1929). В этот двухтомник включены исторический обзор, главы, посвященные десяти видным авторам, и библиография русской детской литературы с середины XVIII до середины XIX века.

Очень скоро ситуация в институте настолько осложнилась, что он практически прекратил свое существование. «Он стал почти нелегальным учреждением», — записал в 1927 году в своем дневнике после разговора с Анной Покровской Корней Чуковский . Работа института продолжалась на более скромном уровне в Музее детской литературы в Москве. Музей, ставший самостоятельным учреждением в 1934 году, возглавлял педагог и поэт Яков Мексин (1886—1943). Осенью 1937 года он выступил с докладом на конференции, предлагая план будущего развития музея. Практически сразу же после этого он был арестован, а музей закрыт. Мексин умер в ГУЛАГе, а музейная коллекция, содержавшая около 70 000 книг, была навсегда потеряна.

Первая советская детская библиотека была открыта в Петрограде при Институте дошкольного образования. В 1922 году эта библиотека стала местом встреч литературного кружка — Студии детской литературы. Под руководством Маршака и исследовательницы фольклора Ольги Капицы кружок устанавливал тесные контакты с учителями и детскими писателями. Занимались изучением фольклора разных стран и классической детской литературы, обсуждали новые русские книги. Маршак пригласил в студию таких писателей из «Радуги», как Бианки и Житков; именно там Евгений Шварц и художник Евгений Чарушин сделали свои первые шаги в жанре детской литературы. Студия по праву считается колыбелью советской детской литературы.

Очень скоро студия обзавелась собственным журналом. Поначалу он назывался «Воробей» (1923—1924), потом, по настоянию Маршака, был переименован. Название «Новый Робинзон» (1924—1925) больше подходило к требованию советского режима о необходимости полных перемен. Даже если журнал «только маленький молоточек среди десятков тысяч огромных рабочих молотов, кующих новую жизнь», он все равно важен для коммунистического воспитания детей .

Журнал предназначался для детей от восьми до двенадцати лет. Это были «дети войны и революции», которых, согласно редакционному совету, не заинтересуешь «волшебной сказкою, феями, эльфами и королями ». Считалось, что им хотелось стать настоящими советскими гражданами и членами рабочего коллектива. В майском номере за 1924 год главный редактор «Нового Робинзона» Злата Лилина (1882—1929), старая большевичка, которая к тому же была женой одного из советских вождей, Григория Зиновьева, объясняла детям цель истории: «Общими усилиями свергнем мы власть капитала. Еще одно наступление, еще один удар — и падет рабство на всем земном шаре ». Портреты и фотографии Ленина появлялись в журнале регулярно.

Когда к редакции присоединился Маршак со своей издательской политикой, качество журнала заметно повысилось. Кроме него, авторами «Нового Робинзона» стали Бианки, Житков, Шварц и М. Ильин. Необходимо упомянуть, что Маршак убедил и многих взрослых писателей и поэтов включиться в работу журнала. Это были Николай Асеев, Николай Тихонов, Осип Мандельштам и Борис Пастернак. Виктор Шкловский, литературный критик, представитель формальной школы, рассказал в «Путешествии в страну кино» (1925) о производстве американских фильмов и жизни в Голливуде. Бианки вел особую рубрику «Лесная газета», где описывал смену времен года и жизнь животных. Борис Житков заведовал колонками «Бродячий фотограф», «Мастеровой» и «Как люди работают». Научно-популярные материалы печатались в колонке «Лаборатория “Нового Робинзона”» (ее вел Ильин). Часть содержания журнала составляли юмористические стихи и шутки, часто с идеологической подоплекой.

Читатели приглашались в деткоры — детские корреспонденты. Иногда дети-читатели были гораздо радикальней редакторов, например деткор Загребин из отряда имени Фридриха Энгельса предлагал запретить юным пионерам играть в футбол — новое повальное спортивное увлечение . Неподписанная статья «Долой футбол!» призывала к тому же. Футболисты неправильно дышат, у них слабеют мышцы рук, хуже того — игра часто приводит к травмам и даже к смерти. Неизвестный автор восхищался баскетболом, считая его более полезным видом спорта .

___________________________________

1 Ленин В.И. Задачи союзов молодежи // Ленин В.И. Полное собрание сочинений: В 55 т. Изд. 5-е. Т. 41. М., 1963. С. 309.

2 Кормчий Л. Забытое оружие. O детской книге // Правда. 17 февраля 1918 г. C. 3.

3 Голубева О.Д. Книгоиздательство «Парус» (1915—1918) // Книга: Исследования и материалы. Т. 12. м., 1966. С. 175.

11 «Радуга» // Книговедение: Энциклопедический словарь. м., 1982. С. 434.

12 Новые детские книги. 1923. № 1. С. 18.

13 Новые детские книги. 1923. № 2. С. 20—26.

14 Чуковский К. Дневник (1901—1929). М., 1991. С. 426.

15 К нашим читателям // Новый Робинзон. 1924. № 8. С. 2.

16 Воробей. 1923. № 1. С. 3.

17 Лилина З. Первое мая — праздник труда — праздник детей // Воробей. 1924. № 4. С. 9.

18 Новый Робинзон. 1925. № 7. С. 19.

19 Долой футбол! // Новый Робинзон. 1925. № 11. С. 29—30.

Бен Хеллман

Сказка и быль. История русской детской литературы

© 2013 by Koninklijke Brill NV, Leiden, The Netherlands

© О. Бухина, пер. с английского, 2016

© ООО «Новое литературное обозрение», 2016

* * *

Предисловие

История – ее надо переписывать заново, всегда.

Гуннар Бьёрлинг (1887 – 1960), финско-шведский поэт

Написать исчерпывающе полную историю русской литературы для детей и юношества невозможно. Развитие литературы – это непрерывный процесс. Кроме того, предпосылки для написания истории русской литературы не всегда оптимальны. В дореволюционной России серьезный научный интерес к жанру только зарождался, и редкие попытки описать его историческое развитие и современное состояние остались поверхностными. В советское время отношение к детской литературе определялось прежде всего идеологическими установками и менялось в зависимости от политической ситуации. Значительная часть предреволюционной литературы была отброшена несколькими обобщающими замечаниями о ее монархизме и религиозности, зато интерес сосредоточивался на борьбе критика Виссариона Белинского и его последователей за «прогрессивную», реалистическую литературу. Надежный канон классики не мог сформироваться, поскольку выпуск книжной продукции регулировался государством и определялся не литературными критериями или интересами читателей. Вместе с тем достоинства настоящей советской детской литературы сильно преувеличивались. В политическом климате, где литературные имена могли исчезать в буквальном смысле и превращаться в «нелица» (по Оруэллу), объективное описание исторического развития жанра было невозможным. И в постсоветской России долго чувствовалось наследие семидесяти четырех лет советской власти; с трудностями сталкивались все серьезные исследования по истории литературы. Даже определение принципов отбора имен и произведений оказалось сложной задачей. Как быть с партийными писателями и сталинскими лауреатами? Другую проблему для историка детской литературы представляло многообразие новой литературы.

Задача нашей книги – по возможности заполнить пробелы и описать как можно шире историю русской литературы для детей и юношества от самого ее зарождения до первого десятилетия XXI века. Часто предполагается, что отсчет надо вести со второй половины XVIII века, от аллегорических сказок Екатерины Великой или от журнала Николая Новикова «Детское чтение для сердца и разума», однако здесь возникновение детской литературы отнесено к XVI веку – к публикации в 1574 году первой русской азбуки с ее обращением специально к детям. Долгое время детские книги использовались в первую очередь в учебно-воспитательном процессе, и важной была при этом роль православной церкви. Наша книга поэтому включает в себя и информацию об азбуках, учебниках, книгах по этикету и религиозных текстах, особенно когда речь идет о ранних периодах развития жанра.

Поначалу собственно художественная литература занимала скромное место среди книг для детей, и только начиная с 1820-х годов она делалась постепенно все более заметной. При этом детская литература следовала примеру взрослой – материал для чтения распространялся главным образом через журналы. Возникновение периодических изданий отражает рост количества читателей, что весьма примечательно для страны, где неграмотность была общим явлением и школьная система развивалась медленно. История русской литературы для детей и юношества поэтому является еще и историей детских журналов.

Были периоды, когда детское чтение в большой степени определялось переводами. Более того, в девятнадцатом столетии чтение книг на иностранных языках являлось частью обучения детей из привилегированных классов. Заметная роль иностранной детской литературы показывает, насколько тесно русская культура была, вплоть до 1917 года, связана с европейской и американской. По контрасту, отсутствие таких связей в самые мрачные периоды сталинизма отражает недальновидную национальную политику, нанесшую большой вред развитию отечественной литературы. История русской детской литературы вынужденно становится также историей переводов иностранной детской литературы.

Развитие жанра представлено в книге хронологически. Дореволюционная литература разбита на периоды, соответствующие общепринятым периодам в истории литературы, таким как романтизм, реализм и модернизм. Границы между периодами могут и должны быть предметом обсуждения. Одна проблема состоит в том, что сказка и быль, фантастическая и реалистическая литература почти всегда могли существовать одновременно. Термин «модернизм» особенно проблематичен; здесь он предполагает открытость новым идеям, высокие художественные амбиции, расширение самого понятия детской литературы, большую чуткость к желаниям аудитории и рост массовой литературы. Главы, описывающие советский период, естественным образом разделяются сообразно переменам в общеполитическом положении. Судьба детской литературы была в руках власти. Без знания культурной политики этих лет трудно понимать тогдашнюю литературу.

Возникновение литературной критики, появление рецензий, составление библиографических и рекомендательных списков относятся ко второй половине XIX века. На рубеже веков видны первые попытки критически осмыслить русскую традицию в отношении детских книг. А после 1917 года изучение детской литературы и описание ее истории стали частью советского проекта. Обсуждение этого аспекта детской литературы тоже нашло свое место в нашей книге.

Определение понятия «детская и юношеская литература» может быть проблематичным. Нас интересуют в первую очередь произведения, которые написаны и опубликованы специально для юной аудитории, а произведения, которые созданы для взрослых, но впоследствии стали читаться преимущественно подростками, обсуждаются только поверхностно. При первом упоминании произведения в тексте указывается год первой публикации. Часто это журнальная публикация, но в тех случаях, когда невозможно было установить эту дату, приводится дата первой книжной публикации.

Финансовую поддержку при написании этой книги оказали Финская академия и Ассоциация авторов научно-популярной литературы Финляндии.

Глава первая. Начало (1574 – 1770)

Первыми русскими книгами для детей были буквари. Самый старый из них, «Азбука», напечатан во Львове в 1574 году. Его составил Иван Федоров (ок. 1510 – 1583), которого принято называть Первопечатником. В послесловии Федоров объясняет, что букварь напечатан «ради скорого младенческого научения». Материалы для чтения представлены молитвами и текстами из Библии. Ребенку надлежит внимать словам мудрости, ибо «коль языку сладок мед, столь полезно знание и учение человеку». Изречение из Книги Премудрости призывает учителя сурово наказывать учеников, чтобы души их не оказались преданы Аду.

Пятьдесят лет спустя Василий Бурцов-Протопопов (умер после 1648 года) составил по указанию царя свой «Букварь» (1634) «вам младым детям к научению». Ребенку надлежало учиться читать для того, чтобы самому изучать Писание и вырасти добрым христианином. Молитвы и назидательные тексты являются основным содержанием книги. Во второе издание была добавлена поэма, написанная, скорее всего, Савватием, справщиком Московского печатного двора, служившего патриаршей типографией. В поэме читателя просят оставить «всякое детское мудрование» и трудиться усердно и покорно. Детству подобает учение, ведь знание откладывается в детской душе, подобно тому как «мягкому воску чисто печать воображается».

Монах и богослов Симеон Полоцкий (1629 – 1680) создал свой «Букварь языка словенска» (1679), который был напечатан столетие спустя после «Азбуки» Федорова. Это был толстый том в 160 страниц, содержащий не только алфавит и простые тексты, но и основы стихосложения. Как и его предшественники, Симеон Полоцкий верил, что телесные наказания – самый эффективный способ добиться желаемого результата. В «Увещевании» он указывает, что «розга ум острит, память возбуждает / И волю злую в благу прелагает…» Полоцкий также составил несколько книг для детей царского двора, включая «Вертоград многоцветный» (1680), сборник стихов на различные темы.

Одним из преемников Симеона Полоцкого в должности царского учителя и неофициального придворного поэта был Карион Истомин (конец 1640-х – 1717), глава Московского печатного двора и учитель древнегреческого. Истомин считается одним из наиболее просвещенных деятелей своего времени. В качестве подарка цесаревичу Петру на его одиннадцатилетие он написал «Книгу вразумления» (1683) – первое русское пособие по этикету. Поучения в книге преподносятся в форме разговора между автором и его учеником. Эта книга наставляла будущего Петра Первого, как вести себя дома, при дворе и в церкви. Истомин призывает ученика стать справедливым и мудрым властителем, покровителем наук. Другая книга Истомина – энциклопедическая работа под названием «Полис» (1694) – состоит из коротких рифмованных текстов на различные темы, включая грамматику, поэтику, музыку, астрологию, геометрию, географию и медицину.



В продолжение темы:
Аксессуары

(49 слов) В повести Тургенева «Ася» человечность проявил Гагин, когда взял на попечение незаконнорожденную сестру. Он же вызвал друга на откровенную беседу по поводу чувства...

Новые статьи
/
Популярные