Философия абсурдизма. Что мы понимаем под этим понятием? Философия абсурда

По мнению Камю, жизнь принципиально абсурдна. Этот тезис является первой и главной предпосылкой всей его последующей философии. Поэтому необходимо, в первую очередь, разобрать именно этот аспект философии Камю и его возможные корни в философии Достоевского.

Абсурд, по Камю - это то, что связывает отдельного человека с миром, необходимый элемент в триединстве «мир-абсурд-человек». Человек и мир в философии Камю - полярные понятия, и абсурд существует в их совместном существовании. Это значит, что абсурд не может существовать вне человеческого сознания или без этого мира. Это также значит, что человек, оставаясь в сознании, не может избежать взаимодействия с миром ни физически, ни морально; следовательно, абсурд неизбежен.

Откуда возникает и в чем заключается абсурдность мира? Главным виновником появления ощущения абсурдности является сознание человека. Человек - это существо, обладающее разумом; он стремится к познанию и ясному пониманию всего в жизни. С течением времени, всё быстрее развиваются науки, непрерывно происходит технический прогресс. Казалось бы, остается всё меньше тайн для человеческого ума. Но научные истины, как и, наверно, разум вообще, не способны решить некоторые вопросы человеческого бытия. Все они частичны и не охватывают всего сущего. Кроме того, большинство теорий рано или поздно оказываются вытесненными новыми, образуя бесконечную череду неполных истин и всегда оставляя что-то нераскрытым. Это и не устраивает французского философа. Несмотря на доскональное знание физических сущностей, человечеству всё равно не доступны ответы на более фундаментальные вопросы - о смысле существования всего мира и человека в нем, в том числе. Не дала обоснованных ответов и мировая философия - все предлагаемые учения основаны на вере и не проверяемы на опыте. Мир, в основе своей, остается непознаваемым и неосмысляемым. Происходит столкновение разумного человека и требований ясности с непознаваемым миром: «Сам по себе мир просто неразумен, и это все, что о нем можно сказать. Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдается в самых глубинах человеческой души» Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. - М.: Политиздат, 1990. - С. 34..

Абсурдность для Камю заключается также в смертности человека (философ не верил в загробную жизнь) и в страданиях. Период написания эссе (было закончено в феврале 1941 года) приходился на то время, когда Франция, как и многие другие страны, была оккупирована немецкими войсками. Тогда немецкие войска еще представлялись непобедимыми, а положение остального мира - совершенно безвыходным. Всё это не могло не повлиять на видение мира в сознании французского писателя. В «Мифе о Сизифе» Камю пишет, что осознание абсурда может привести к мыслям о безысходности и тщетности попыток бороться: «В мертвенном свете рока становится очевидной бесполезность любых усилий» Там же. - С. 31.. Болезни, войны, ненависть и т.д. - всё это чума, делающая человеческую жизнь, на первый взгляд, столь удивительное и ценное чудо, абсурдной. Неудивительно, что в таких условиях мысль о том, что все страдания совершаются ради будущей гармонии, кажется кощунственной.

Прежде чем перейти к сравнению с Достоевским, стоит прокомментировать идею абсурдности у Камю и её обоснованность. Идея зиждется на противопоставлении жаждущего ясности разума и безответного, иррационального мира. Однако многие люди чувствуют себя в полной гармонии с окружающим миром и у них не возникает ощущения абсурда. Кроме того, можно посмотреть на разум и сознание с точки зрения биологии - как на эволюционировавшую нервную систему, средство выживания и приспособления человеческого организма. Тогда разум не противопоставлен миру и не «сталкивается» с ним - разум порожден миром, природой, является его частью, причем наиболее развитой. Что касается требования ясного понимания смысла жизни - это лишь одно из «побочных эффектов», крайностей этого механизма самосохранения. Возникновение ощущения абсурдности и, тем более, страдания от него являются уже патологией, которую природа не «продумала» и не «предвидела». Но в том, что человек не понимает смысла жизни и не находит ответа на многие другие метафизические вопросы, нет никакой ошибки - ведь его сознание изначально предназначалось для решения более простых задач - выживания, успешного размножения и т.д. Поэтому максимум, на что мы можем надеяться - это инстинктивное понимание гармоничности в окружающей действительности. Камю считал абсурд связующим звеном между человеком и миром («Абсурд равно зависит и от человека, и от мира. Пока он -- единственная связь между ними» Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. - М.: Политиздат, 1990. - С. 34.). Но так ли необходим этот третий элемент, если человек и его разум рождены природой и изначально являются частью мира? Такой биологический контраргумент ставит под сомнение существование абсурда. Таким образом, тезис французского философа о противоречии между разумом и остальным миром не до конца обоснован, и концепт абсурда оказывается довольно хрупким. А учитывая, что на его фундаменте строятся все последующие размышления Камю, вся его философия может оказаться под вопросом.

При этом нельзя утверждать, что Камю не обдумывал такой контраргумент против его философии. Так, в «Записных книжках» имеет место следующая запись: «Нужно решиться ввести в мыслительный аппарат необходимое различие между философией очевидной и философией приятной. Иначе говоря, мы можем прийти к философии, которая противна уму и сердцу, но которая напрашивается. Так, для меня очевидная философия заключена в абсурде. Но это не мешает мне иметь (или, точнее, учитывать) философию приятную. Напр.: точное равновесие между умом и миром, гармония, полнота и т.д. Счастлив мыслитель, который отдается своей склонности, а тот, что отказывает себе в этом - из любви к истине, с сожалением, но решительно, - мыслитель-изгнанник» Камю А. Записные книжки [Электронный ресурс]. URL: http://modernlib.ru/books/kamyu_alber/zapisnie_knizhki/read/ (дата обращения: 15.04.2016).. Камю признавал, что такой подход был бы более удобен, приятен, но по какой-то причине не верил в него. Абсурдный мыслитель с его постоянной тревогой не стал бы выбирать «приятной» философии взамен «истине».

Исследователь С. Великовский тоже не находит аргументацию Камю по поводу абсурда убедительной. В одной из своих обширных исследовательских работ, которую он посвятил творчеству Камю, автор пишет: «Гносеология "Мифа о Сизифе", сводящаяся к безнадежному "я знаю, что ничего не знаю", - очередной и достаточно заурядный случай агностического философствования, беглый обзор теорий, почерпнутый из трудов Киркегора, Шестова, Бердяева, Хайдеггера, на которых Камю и ссылается» Великовский С. Грани «несчастного сознания». Театр, проза, философская эссеистика, эстетика Альбера Камю. - М.: Искусство, 1973. - С. 79.. Куда более ценным вкладом Камю в мировую философию и конкретно в философию того исторического периода во Франции Великовский считает стоицизм, сквозящий в идее бунта. Речь об этом пойдет далее в книге, но сначала необходимо выполнить основную задачу настоящей работы и выяснить, имело ли место влияние произведений Достоевского на формирование идеи абсурда у Камю.

философские науки

• Захаров Андрей Владимирович , студент
• Владимирский Государственный Университет имени А. Г. и Н. Г. Столетовых

• СМЫСЛ ЖИЗНИ
• ДВОЙСТВЕННОСТЬ
• СОЗНАНИЕ
• АБСУРДИЗМ
• СОМИН
• КАТАСОНОВ

В данной статье изучается история абсурдизма, его истоки и основоположники, проводится анализ работ известных философов Альбера Камю и Сёрна Кьекегора. Раскрывается понятие бунтующего человека, причин его бунта и видов бунта. Проводится сравнение бунта с революцией и озлобленностью. Раскрывается проблема абсурда в отношении эгоизма и альтруизма. Ищутся сферы применения абсурдизма в жизни и пути защиты от него.

• Несостоятельность идеалистических и дуалистических подходов к проблеме «сознание и мозг»
• Исследовательская компетенция: закономерности формирования в высшем образовании
• Неизбежны ли войны? Их цивилизационные (термин В.Ю. Катасонова), духовные причины

Наше третье тысячелетие полно абсурда. Поэты, писатели, музыканты – все говорят, что в мире творится хаос, и стараются показать это в своих творениях. Политики пытаются упорядочить этот хаос, привести все в норму, миролюбивые люди, точно так же, как и милитаристы, верят в абсурдную идею человеческого всемогущества, верят в то, что любую сложнейшую проблему можно решить своими силами. Абсурд. Те немногие неглупые люди, что видят картину мира куда полнее лишь советуют обычному человеку, обратится к иррационализму, изжившему себя оптимизму, а может даже к экспериментаторству.

Абсурдизм можно считать частью философии экзистенциализма, а временем его рождения рубеж 19 и 20 столетий. Конечно, абсурдизм наверняка зародился и раньше, но это были лишь предпосылки к тому что появилось в самом начале ХХ века. Главными причинами для появления философии абсурда стали неустроенность общества в социальной сфере и войны начала ХХ столетия. Все это послужило отправной точкой для развития идей экзистенциализма, откуда в последствии и разовьется абсурдизм.

Что бы вникнуть в понятие философии абсурда, разберемся в первую очередь с её прародителем- экзистенциализмом. Экзистенциализм или философия существования представляет собой особое направление философии ХХ века, которое указывает на уникальность существования человека. Это философское течение, в отличии от родственных, проповедует идеи преодоления людьми своей сущности, а также куда более глубоко акцентируется на эмоциональной природе человека. Можно сказать, что это философия индивидов, ибо сущность человека индивидуальна и неповторима.

Популяризация идей абсурда началась с работ Жан-Поля Сартра и Альбера Камю, весьма популярных философов начала ХХ века. Так же говоря о корнях абсурдизма нельзя не упомянуть Сёрна Кьекегора. Этот датский философ выводит теорию абсурда во многих работах, но основной является работа под названием «Страх и трепет», где, через критику христианства, он, основываясь на несвободе человеческого бытия, показывает его абсурдность. Вера в божественные силы, по мнению Кьеркегора парадокс «который способен превратить убийство в священное и богоугодное деяние, парадокс, который вновь возвращает Исаака Аврааму, парадоксом, который не подвластен никакому мышлению…».

Кьеркегор, хоть и критиковал религию, но не отрицал значение веры. Он доказывал, что вера сама по себе непознаваема и потому абсолютно абсурдна.

Основываясь на работе «Религия денег» Катасонова В.Ю. можно утверждать, что практически все христиане отчасти абсурдны. Автор объясняет «раздвоенность» христиан на примере двух кругов общения. По заповедям, которые являются для христиан абсолютным догматом, человек должен относится ко всем с равной любовью, никого не обманывать и считать всех людей своими близкими. Однако с давних времен все это можно применить лишь к «малому» кругу, да и практически невозможно в наше время торговых отношений довольствоваться лишь правильным, с точки зрения христианства, общением. Торговые отношения делают невозможным истинно христианское общение, именно поэтому в «малом» круге процветают нематериальные отношения. Однако не смотря на явно преобладающие в нашей жизни торговые отношения, многие христиане по-прежнему считают себя верными лишь церковным догматам. Как писал Сомин «раздвоение» христианского народа существует в виде «своеобразного паритета храмового христианства и экономического язычества» . Эта абсурдная позиция современного христианства помогает выжить в современном мире, где без товаро-денежных отношений существовать практически нереально, ибо все сейчас имеет свою цену, которую необходимо кому-то заплатить.

Касаясь работ другого философа, такого как Альбер Камю, хочется упомянуть о его главную работу по теме абсурда, «Миф о Сизифе». В ней Камю утверждает, что основной философский вопрос, есть ни что иное, как вопрос о смысле жизни. Философ показывает абсурдом само человеческое существование, преподнося его как конфликт человеческой осмысленности и бесконечности безмолвной вселенной. Камю говорит о том, что чувство абсурдности возникает от скуки и усталости. Человек неожиданно сам для себя выпадает из привычного круга вещей, перестает понимать смысл его повседневных действий и начинает задумываться над абсурдностью свой жизни. От осознания своей незначительности или даже незначимости человек начинает страдать. Философ говорит, что столкновение с абсурдом, дает человеку для прекращения своих страданий на выбор самоубийство, так называемый «прыжок веры» или принятие. По мнению Камю, самоубийство – это осознание жизни, как нечта огромного и слишком сложного для простого человека, и поэтому она не стоит того, чтобы жить. «Прыжок веры» это есть обращение человека, столкнувшегося с абсурдом, к догмам, чтобы найти примирение со абсурдом. Ну в третьем случае человек может просто принять абсурдность своего существования. Сам Камю склонен к третьему решению, ведь он считает, что человек может быть полностью свободен лишь приняв абсурдность собственного существования. Только осознав абсурдность идеалов и увидев вселенную без абсолютов человек станет по-настоящему свободен. В этом случае свобода человека является возможностью создать собственный смысл жизни, сделать свой выбор.

Наша реальность, по мнению Камю, не абсурдна и ее вполне можно познать, но никто не дает ответов на основные вопросы человечества, такие как цель нашей жизни или смыл всего сущего. Проводя аналогию с мифическим Сизифом, который безуспешно пытается закатить в гору камень, Камю хочет показать, что спасение человека есть ни что иное как работа, что смысл жизни в борьбе.

В другой работе Камю, романе «Посторонний», автор развивает свои мысли относительно идей абсурдизма. В этом романе главный герой Мерсо живет по очень странным для обычного человека правилам и ведет себя порой просто нелепо. Он как бы посторонний в романе. Он абсурдный человек. Мерсо, в процессе борьбы с обществом, превращается, по воле своего автора, как в идеолога абсурда, так и в мученика. В предисловии к роману Камю утверждает, что Мерсо приговорен к смерти, так как отказывает лгать. Он не хочет упрощать себе жизнь, не хочет скрывать истинные чувства, и от этого общество чувствует угрозу с его стороны.

Этот роман не что иное, как анализ бессмысленности человеческого существования. Однако автор подчеркивает, что преодоление любой абсурдности лежит через работу и борьбу.

Основываясь на работах Камю, можно понять, что с помощью нашего сознания мы противостоим миру. В результате деятельности нашего сознания и возникает чувство абсурдности. Можно сказать, что это является предпосылками к другому понятию, сформулированному Камю в своих трудах- понятию бунтующего человека.

Осознав абсурдность своего бытия, человек наполняется недовольством к существующему порядку вещей, а соответственно желанием что-то изменить. Это и есть бунт, и его цель изменение, а значит движение. В основе этого бунта, по мнению Камю, лежит то, что «человек – единственное существо, которое отказывается быть тем, что оно есть».

Самое полное раскрытие идеи бунта, в работах Камю, присутствует в книге «Бунтарь» («Бунтующий человек»). В этой книге рассказывается история бунта – бунта против угнетателей и несправедливости всей человеческой жизни. Бунтующий встает с колен, и ныне угнетатель должен с ним считаться.

Камю сравнивает понятие бунта и убийства. Он пытается найти оправдание убийству, исходя из все того же понятия абсурда, которое обесценивает все ценности. Сам Камю считает, что абсурд запрещает, как и самоубийство, так убийство другого человека, ведь уничтожение себе подобного, есть уничтожение источника смысла и индивидуальности, чем и является жизнь человека. Бунт же несет перемены и соответственно созидание чего-то нового. Это значит, что бунт и убийство понятия фактически противоположные.

Бунт несомненно несет какую-либо ценность. Бунтовщик противопоставляет все самое ценное, тому что не является таковым для него. Приводя в пример раба, Камю приходит к тому, что раб восстает против такого порядка, в котором отсутствует что то, что есть у всех рабов. То есть один человек не является тем что пытается защитить, но этим являются все такие люди в целом.

Однако Камю делает акцент на различии бунта и озлобленности, ведь озлобленность направленна именно против объекта злобы, а бунт, напротив, нацелен на защиту. Поэтому бунт несет позитивное начало, а озлобленность- негативное. Этим замечанием автор выражает несогласие с идеями других философов, приравнивающих озлобленность и бунтарство.

Камю указывает, что бунт не может вспыхнуть в сообществах с абсолютным равенством, таких как некоторые первобытные общества, или напротив в сообществах с огромным, кастовым, неравенством. По его мнению, бунт возникает там, где настоящее неравенство скрыто под маской равенства всех и вся, что можно наблюдать на протяжении практически всей известной нам истории.

В отличии от осознания абсурдности, где страдание индивидуально, в явлении бунта уже присутствует коллективное страдание на почве недовольства. В ходе своих изысканий в этом вопросе Камю выделил несколько видов бунта.

Первый из видов бунта - метафизический (философский). Такой бунт есть ни что иное как восстание человека против устоев мироздания. Он восстает против того что ему уготовано как индивиду. Такой человек считает, что его обманула сама вселенная. Однако бунтуя против высшей силы мы все же признаем, как и ее саму, так и ее более высокое и сильное положение. То есть такой бунт признает силу с которой борется и бросает ей вызов

Второй вид – бунт в искусстве. Этот бунт являет в себе, как и отрицание так и утверждение одновременно. Творчество отрицает весь мир, за то, чего ему не хватает, и отрицает мир, ради того, чтобы он возвращался. Бунт творческого человека – это бунт созидания. Творец привносит в мир новое, изменяет мир, указывая ему на его несовершенство. Как считает Камю Искусство хоть и противоречит реальности, но не избегает ее.

Третий вид бунта - исторический. Основная цель такого бунта, это свобода. Этот бунт позволяет человеку оставить след в истории. Такой бунт является неотъемлемой частью человечества и от него не надо скрываться. Однако бунт и революция вовсе не одно и тоже. Ведь в основе революции лежит идея, а бунт наоборот стремится к ней. Камю считает, что бунт - это стихийное желание найти выход из своего неудовлетворенного положения, он не как не может быть четко организован в чем прослеживается связь с революцией. Однако он считает, что глупо ждать что революция сможет найти выход из ситуации, которая и послужила поводом к революции. Еще философ думает, что не было пока еще настоящей революции, ибо революция - это единство всего народа, а те революции, что уже происходили всего лишь способ смены одной политической власти на другую. Любая революция так или иначе превращалась в политическую. В этом основное различие бунта и революции. Так же бунт и революция имеют различные цели. Бунт есть утверждение независимости индивида, а революция использует человека в качестве материала для истории. То есть «бунт исходит из отрицания во имя утверждения, а революция – из абсолютного отрицания».

Катасонов считает, что у проблему «раздвоенности» можно решить. Существует два пути к преодолению этой раздвоенности. Первый – путь «сверху», состоит в преобразовании «большого» круга, внецерковного, на принципах равенства и справедливости, что по своей сути и является революцией. Второй же путь – путь «снизу» основывается на возрождении «малых» кругов, независимых от денежных отношений и проповедующих честность и своду выражения. А это ни что иное как бунт. Таким образом хоть революция и бунт, понятия весьма разные, они могут послужить одной цели, решая проблему с разных сторон.

Альбер Камю считает, что границы бунта находятся в самом человеке, прошедшем через страдания и вынесшим бунт. Такой человек выражает в бунте свое страдание и трагедию. Бунт против человечества отчасти обречен на поражение, но он просто необходим человеку, как воздух.

Я считаю, что в наше время многие наши действия абсурдны, да и вся жизнь абсурдна, это хорошо видно, например, в гитлеровской германии, где цивилизованный человек мог быть одновременно безжалостным убийцей и трогательным любителем Баха, коим, например, являлся Гиммлер. Сам Гитлер был человек полным абсурдов, имея в своей родословной евреев он так яро проповедовал превосходство арийской расы, поднявшийся из самых низов и добравшийся к мировому господству он в итоге обратился в ничто.

Как я смог заметить само наше существование абсурдно, и в этом я полностью солидарен с Камю и Кьекегором, и я хочу подтвердить свое мнение следующим. Как уже было сказано выше, не смотря на то что наша вселенная познаваема, никто не может дать ответов на вопросы о смысле жизни. Абсурд нашего существования заключается в том, что мы рождаемся что бы умереть, а наша жизнь по сути всего лишь промежуточный этап. Мы не знаем зачем мы пришли в этот мир, не знаем, чего мы от него хотим, но мы так отчаянно цепляемся за нашу жизнь, хоть и не ведаем ради чего мы так хотим жить. В нашей жизни не существует определенной цели; поступить в институт, купить машину, отдохнуть на Гавайях – это всего лишь мелкие эгоистичные материальные потребности. Более близки к смыслу жизни такие альтруистические цели, как вылечить всех людей на земле, но они практически не осуществимы. Вообще, как я смог заметить, что чем менее досягаема цель, тем ближе она подходит к абстрактному понятию смысла жизни, т.е. получается, что смысл жизни есть нечто непознаваемое и недосягаемое. Еще один абсурд.

Однако если каждый человек будет полностью эгоистичен и не будет замечать никого вокруг, то в конце концов желания одних людей пересекутся со свободами других людей. В конечном итоге это приведет к анархии и беспорядку. Таким образом абсурд заключается в том, что не одна из моделей поведения не идеальна, но они не могут друг без друга.

Грустно сознавать, что все больше и больше людей, сталкиваются с абсурдностью своей жизни и выбирают более простой способ решения, пополняя тем самым ряды самоубийц. Многие люди просто не в состоянии принять абсурд так, как это идет в разрез с их устоявшимися мировоззрениями и вынуждены искать обходные пути. Очень прискорбно, что далеко не все их находят. С течением времени наш кругозор очень сильно расширяется и поэтому больше всего из потока вылетают достаточно образованные люди, не имеющие четких целей и простых желаний. Как собака навряд ли задумывается о смысле своего существования, так и человек занятой, интересующийся своим делом, навряд ли вдруг выскочит из потока и столкнется с абсурдом своего существования. Поэтому тем людям, которые, еще не сталкивались с собственно абсурдностью, можно лишь посоветовать не затухать в своих желаниях и стараться радоваться жизни.

Подводя итог всему что сказано выше, могу заметить, что вся наша жизнь полна абсурдов, да и сама она абсурд. В наше время практически каждый человек имеет немалые шансы увидеть абсурдность своей жизни, однако всех, кто сможет это увидеть ждут разные итоги, одни не смогут смирится с этим, другие попытаются найти хрупкое равновесие между реальным абсурдом и верой, а кто-то сможет принять это и возможно даже родит свой бунт, ради обретения своей свободы. Однако абсурды способны не только разрушать привычную жизнь, но и помогать жить в нашем мире. Приняв абсурдность себя, человек может обрести свой смысл жизни и преодолеть границы, ранее ему недоступные, также абсурдная «раздвоенность» может помочь найти компромисс между христианскими и товарными отношениями в современном мире.

Список литературы

1. Ерофеев В.. В лабиринте проклятых вопросов – М.: Советский писатель – 1990. Эссе "Мысли о Камю"
2. Исаев С.. Длинные вещи жизни: сборник статей – М.: Издательство "ГИТИС" – 2001. Статья "Эстетика французского экзистенциализма"
3. Камю А.. Миф о Сизифе. Бунтарь – Мн.: ООО "Попурри" – 2000
4. Камю А.. Посторонний – М.: Прометей – 1989
5. Новейший философский словарь / под ред. А.А. Грицанова – Мн.: Книжный дом – 2003
6. Руткевич А.. Философия А. Камю // Предисловие к изданию А.Камю "Бунтующий человек" – М.: Политиздат – 1990
7. Удмуртский университет. 2008. 25 ноября (№ 12). Статья "Хотите философствовать – пишите романы (к 95-летию со дня рождения Альбера Камю)"
8. Философский словарь / под ред. И.Т. Фролова – М.: Политиздат – 1986
9. Катасонов В. Ю.К 29 Религия денег. Духовно-религиозные основы капитализма. -М.: Кислород, 2013
10. Сомин Н. В. Трансформация общества: очерк христианской социоло¬гии // Сайт «Христианский социализм как русская идея»
11. Айн Рэнд. Источник. М. :«Альпина Паблишер» , 2009 г.

«Итак иди, ешь с весельем хлеб твой,
и пей в радости сердца вино твоё,
когда Бог благоволит к делам твоим...
Всё, что может рука твоя делать, по силам делай;
потому что в могиле, куда ты пойдёшь,
нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.»
Екклесиаст, 9: 7, 10

ВВЕДЕНИЕ

Философия экзистенциализма возникает в конце XIX - начале XX века как попытка ответа на извечные вопросы человеческой цивилизации: о боге, о бытии, о предназначении человеческой жизни и загадке судьбы, - вопросы, решение которых должно быть современно живущему человеку, отвечать его пониманию действительности в конкретном историческом отрезке. Пониманию, на которое наибольшее влияние оказали величайшие и ошеломляющие успехи науки на фоне страшной моральной деградации, отражённой в многомиллионных жертвах двух мировых войн, в бесчеловечном и планомерном истреблении огромных масс беззащитных людей оружием, голодом, непосильными условиями работы в бесчисленных лагерях. Не случайно поэтому смещение центра внимании философии от проблем бытия и объективной природы вещей к субъекту, т. е. человеку, его внутреннему миру и переживаниям. В центре этой новой на тот период философии - ««экзистенция», человеческое существование, как оно предстаёт в непосредственном переживании своего «бытия-в-мире» - в актах заботы, страха, любви, ненависти, раскаяния, отчаяния, решимости, надежды и т.д.. Будучи всегда «заброшена» в ту или иную конкретную ситуацию, экзистенция совершает выбор самой себя, реализуя тем самым изначально присущую ей свободу» . Эта экзистенция так или иначе является связующей нитью, объединяющей творчество и взгляды философов-экзистенциалистов, благодаря ей мы и выделяем их как приверженцев одного философского направления. Однако, несмотря на одинаковость исходных посылок, каждый философ делает из них свои выводы, рисует свою собственную картину мира с предлагаемой моделью человеческого поведения в нём, тем самым отличаясь и выделяясь из ряда других философов.

Под общим понятием философии экзистенциализма обычно понимают несколько обособленных течений, выделенных индивидуальностью подхода к решению экзистенциальных проблем (или к невозможности решения таковых). Помимо некоторых стоящих особняком вариантов философии экзистенциализма (таких, например, как «предэкзистенциализм» С. Кьеркегора и «позитивный экзистенциализм» Н. Аббаньяно ) существует два основных направления - это теистический (К. Ясперс, Г. Марсель) и атеистический экзистенциализм (М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, А. Камю) . И если «теистические экзистенциалисты стремятся преодолеть человеческое отчуждение переоткрытием мира личностного общения с другими людьми и Богом», «пытаются вновь пробудить в современном человеке чувство глубины и загадочности в знакомом и показать, как он может найти своё настоящее Я», т.е. «открывают новый подход к трансцендентному» , то «Сартр и Камю говорят о человеке и для человека, который потерял или никогда не имел веры в Бога», «они оба пытаются показать последствия атеизма, как они их видят, и объяснить одинокому и отчуждённому индивиду ситуацию, в которой он находится», другими словами, стараются помочь найти ответы на такие, казалось бы, простые и одновременно сложные вопросы: «Как следует жить человеку в мире, где нет заранее заданного значения? Как он может придать какое-то значение своей жизни?»

Вообще, в творчестве Сартра и Камю можно при желании проследить достаточно много параллелей, главными из которых, думается, является нежелание упрощать и приукрашивать ситуацию, облегчать «заброшенность» человека в этот мир и его «невольную» свободу верой в присутствие Бога или же шифрами трансцендентного. Однако несмотря на родственность философских позиций этих авторов, мне всё-таки хочется отметить, что Альбер Камю - случай особый. Твёрдость, последовательность, бескомпромиссность, глубина, ясность и никакого самообмана - эти огненные качества его философии позволяют выделять его из ряда экзистенциалистов, и, как бы ни относился читатель ко взглядам Камю, думается, не найдётся никого, кто отказался бы признать силу, бесконечную силу этой философии, раскрывающей для почитателей Камю свою чарующую красоту. Силу, быть может, не столько в смысле глубины и логической завершённости философской системы, сколько в смысле правдивости Камю, в первую очередь, перед самим собой в ответах на основные философские вопросы, - ответах, не оставляющих человеку ничего, кроме горькой правды, и, несмотря ни на что, подчёркивающих его величие. «Оттенкам, противоречиям, психологическим примесям, всегда привносимым «объективным» умом в существо вопросов, нет места в... исследовании и страстном поиске», - пишет сам Камю. «Здесь нужна только беспощадная, то есть логичная мысль. А это непросто. Всегда легко быть логичным. И почти невозможно быть логичным до конца» .

Для Камю, наверное, ещё более, чем для Сартра, характерно, что мы имеем дело «не столько с философией, сколько с философствованием, или с некоторой «пограничной областью» между тем и другим» . Отношения самого Камю к философии экзистенциализма и, в том числе, к его собственной, можно выразить фразой из «Мифа о Сизифе»: «Я беру на себя смелость назвать здесь экзистенциалистскую позицию философским самоубийством... это удобный способ обозначить такой ход мысли, при котором она отрицает сама себя и старается себя превзойти в том, что является её отрицанием» . Действительно, чрезвычайно сложно построить стройную философскую систему, сознательно ставя предельно чёткие границы, нисколько не приукрашивая положение дел и не даже не допуская возможности придания вещам какого-то иного смысла кроме того, который они отчётливо являют. В таких условиях невольно стирается чёткая грань между философским и художественным произведением. В том числе и поэтому невозможно отделять философские произведения Камю от его художественной прозы, поскольку «его новеллы так же полны глубокого смысла, как и философские трактаты, а последние так же прекрасны, как и маленькие эссе» . Нельзя не согласиться с тем, что «Камю надо читать... Его надо читать не торопясь, наслаждаясь необыкновенной красоты слогом, по-новому неожиданным и даже парадоксальным и по-старинному изящным и романтичным» .

В данной работе мне бы не хотелось искать различия (хотя они, безусловно, есть) в философском либо писательском таланте Камю и Сартра, которые можно было бы трактовать как предпочтение одного философа другому, поскольку, признаюсь, я глубоко симпатизирую взглядам и творчеству обоих. Просто отмечу, что каждого из них характеризовал его собственный богатый образный язык, «почти поэтическое языкотворчество, метафоричность... стиля, многочисленные заимствования из других языков, в том числе «мёртвых», контекстуальность значений...», словом, всё то, «что языковая практика приобрела для того, чтобы раскрыть «другим» личностям тончайшие нюансы собственных переживаний автора» . Это и не удивительно, ведь философы-экзистенциалисты «пытаются сокрушить социальное сознание и мышление толпы, для того чтобы пробудить индивида для видения своего экзистенциального положения и своей ответственности и возможностей как свободного индивида. В этом... заключается одна из причин того, что они используют столь драматичный и эмоционально окрашенный язык. Во многих случаях они делают это, чтобы привлечь внимание к давно известным истинам, которые до поры не осознаются как глубоко затрагивающие каждого» . Несмотря на родственность главных идей философского и художественного творчества Сартра и Камю, у каждого были свой стиль, свои приёмы, свои основные философские темы.

Сам Камю говорил как бы о двух циклах своих произведений. Теме абсурда посвящены работы 30-х годов, тема бунта - «Бунтующий человек», роман «Чума» и пьеса «Праведники». Как говорил Камю в интервью, данном в Стокгольме перед вручением Нобелевской премии, в первом цикле представлено отрицание, второй решает положительные задачи; оба были задуманы одновременно и реализованы последовательно.

Итак, мы подошли к главной обсуждаемой в работе теме, а именно, к философии абсурда Камю. Как уже отмечалось, Камю не только философ, «в конце концов, прежде всего он великий писатель» . Поэтому, я думаю, было бы неправильным просто пересказывать считающееся главным философское «произведение абсурда» автора - его «Миф о Сизифе» - в отрыве от его художественной прозы. Вместо этого я попытаюсь проследить возникновение абсурда, выявить его сущность и понять, какие следствия из него может найти для себя человек на основе сразу трёх работ автора, объединённых одной темой. Это «Миф о Сизифе», повесть «Посторонний» и пьеса «Калигула», причём в качестве основного источника идей философии абсурда будет взята первая из них. Сразу оговорюсь, что, на мой взгляд, обилие цитат, приводимых мной ниже, быть может, излишнее для раскрытия какой-либо другой темы, в данном случае будет полезным, поскольку даст возможность хотя бы немного прочувствовать своеобразие «философствования» Камю, богатство и колорит причудливо окрашенного стиля, характеризующего его писательско-философский талант, поскольку, наконец, его философия абсурда - это настолько же философское построение, насколько и эмоциональный призыв автора к читателю.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ АБСУРДА

Ощущение абсурда, по Камю, приходит либо вдруг и сразу, либо человеческая жизнь на протяжении длительного периода представляет собой постепенное и постоянное погружение в глубины абсурда; но, в любом случае, вся дальнейшая жизнь меняется, об её абсурдности забыть уже нельзя. Таково мгновенное прозрение Калигулы: «Просто я внезапно почувствовал, что мне нужно невозможное. На мой взгляд, существующий порядок вещей никуда не годится» . Такова погруженная в постоянное ощущение абсурда жизнь главного героя «Постороннего» Мерсо: «В жизни ничего не переменишь, всё одно и то же» . И далее: «Всё - всё равно, всё не имеет значения, и я прекрасно знаю почему... На протяжении всей моей нелепой жизни, через ещё не наступившие годы, из глубины будущего неслось мне навстречу сумрачное дуновение и равняло всё на своём пути, и от этого всё, что мне сулили и навязывали, становилось столь же призрачным, как те годы, что я прожил на самом деле» .

Ещё более сильно, с пугающей простотой описывается сцена «абсурдного прозрения» в «Мифе о Сизифе»: «Чувство абсурда может поразить в лицо любого человека на повороте любой улицы... Утреннее вставание, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, еда, трамвай, четыре часа работы, еда, сон, и так всё, в том же ритме, в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу, субботу» (Фактически, это и есть описание образа жизни Мерсо). «Чаще всего этой дорогой следуют без особых затруднений. Но однажды вдруг возникает вопросительное «зачем?», и всё начинается с усталости, подсвеченной удивлением» .

Эта усталость - первый признак надвигающегося ощущения абсурда. Абсурд ещё не завладел человеком целиком. Согласно Камю, «усталость одновременно и последнее проявление жизни машинальной, и первое обнаружение того, что сознание пришло в движение. Усталость пробуждает сознание и вызывает всё последующее. Последующее может быть либо возвратом к бессознательности, либо окончательным пробуждением» . Итак, человек первый раз сталкивается с этой пробуждающей его сознание усталостью, и теперь от него зависит, заговорит ли его сознание во весь голос, или вновь замолчит. Так или иначе, эта усталость по Камю - первый звонок, первый бунт плоти, и «в этом бунте плоти обнаруживает себя абсурд» . Так, благодаря сознанию, абсурд впервые входит в человеческую жизнь.

Однако осознание - ещё не сам абсурд, это лишь часть того, что необходимо для полного ощущения абсурдности бытия. И Камю указывает следующий важный шаг, который делает человек на пути к абсурду. «Ещё ступенью ниже нас ждёт ощущение нашей чужеродности в мире - мы откроем... с какой силой природа, самый пейзаж может нас отрицать... Первобытная враждебность мира доносится до нас сквозь тысячелетия. В какой-то миг мы перестаём понимать этот мир по той простой причине, что на протяжении веков нам были понятны в нём лишь образы и рисунки, которые мы сами же предварительно в него и вложили, однако с некоторых пор нам не хватает больше духу прибегать к этой противоестественной уловке. Мир ускользает от нас, потому что снова становится самим собой... Ясно одно: в этой плотности и этой чуждости мира обнаруживает себя абсурд» . Камю-писатель устами Калигулы вторит Камю-философу: «Этот мир, такой, как он есть, выносить нельзя» .

«Враждебность мира» Камю - очень важный этап в понимании его философии абсурда. Действительно, научные схемы и теории, сменяющие одна другую и призванные объяснить нам мир, кричат наперебой о решении мировых загадок и тайн. Но на самом деле, они остаются лишь гипотезами, в лучшем случае лишь более новыми и близкими к действительности попытками описания явлений, причем отдельных явлений, являющихся ничтожно малой частью всей многообразной картины мира. В результате, как бы близко мы не приближались к истине, мы никогда до конца её не постигнем, и главные вопросы бытия так и останутся без ответа. Именно это и приводит человека в ужас. Он страстно хочет познать мироздание, но все его попытки, как и попытки самого Камю, разбиваются об иррациональность и чуждость мира: «... вся земная наука не даёт ничего, способного уверить меня в том, что этот мир мне принадлежит... Я понимаю, что с помощью науки могу опознать и перечислить явления, но никак не могу освоить мир. Даже если я ощупаю пальцем все извивы его рельефа, я не узнаю о нём больше» .

Следующий этап на пути к абсурду - восприятие человеком других людей в их механистическом проявлении, в их лишённой смысла деятельности, в их чуждости друг другу и осознающему индивиду. И в этом вопросе Камю невольно перекликается с Сартром. «Люди также источают нечто бесчеловечное», - пишет он. «Тягостное замешательство перед бесчеловечным в самом человеке, невольная растерянность при виде того, чем мы являемся на самом деле, короче, «тошнота», как назвал всё это один современный писатель, тоже обнаруживают абсурд» . Это замешательство перед нелепостью и тошнотворностью людских страстей испытывает и Калигула, столь внезапно ужаленный абсурдом в самое сердце. Показательны его слова до и после столкновения с абсурдом. Сначала: «заблуждается только тот, кто причиняет страдание другому» . И затем: «Если казна имеет значение, тогда человеческая жизнь его не имеет... Все... должны согласиться с этим рассуждением и полагать, что их жизнь - ничто, коль скоро деньги для них - всё. А пока я решил быть логичным, и, поскольку власть принадлежит мне, вы увидите, во что вам обойдётся эта логика. Я искореню противоречия и противоречащих» . Мерсо, другому герою Камю, в друзьях его матери, пришедших проститься с покойной, видятся скорее люди-автоматы в их гротескно-механическом, нежели жизненном проявлении, и он невольно ощущает своё одиночество и отчуждённость, противопоставляет себя им: «... они неслышно скользили в слепящем свете. Они уселись, и ни один стул не скрипнул. Никогда никого я не видел так ясно, до последней морщинки, до последней складки одежды. Однако их совсем не было слышно, просто не верилось, что это живые люди... Больше всего меня поразило в их лицах, что я не мог разглядеть глаз, только что-то мерцало в сети морщин... у всех были беззубые, запавшие рты... Тут я заметил, что все они, качая головами, сидят напротив меня... У меня мелькнула нелепая мысль, будто они собрались, чтобы меня судить» .

В довершение всего, человек словно вспоминает о грядущей смерти, и это, пожалуй, самый сильный аргумент абсурда. Конечно, он знал о ней и ранее. Но в том, доабсурдном понятии смертности и в осознании смерти в её абсурдности - огромная разница. До столкновения с абсурдом человек живёт, будто смерти нет вовсе: «... никогда не удастся в достаточной мере изумиться тому, что все живут так, как если бы они о смерти «знать не знали»» . Однако после укоренения абсурда в сознании человека нелепость и пугающая неотвратимость смерти повсюду с ним, и от них уже никуда не деться: «В действительности источником ужаса является математическая непреложность события смерти... Простота и бесповоротность произошедшего и дают содержание чувству абсурда. В смертельном свете этой судьбы проступает её бесполезность» . Действительно, смерть только тогда становится по-настоящему ужасна, когда человек встречается с абсурдностью лицом к лицу и осознаёт её. Об этом, кстати, говорит и Хайдеггер, цитируемый Камю: «Мир ничего не может предложить человеку, находящемуся во власти страха» . «Люди умирают, и они несчастны» , - восклицает Калигула так, словно он только что по-настоящему осознал эту прописную истину. В каком-то смысле, так оно и есть, потому что, конечно, он всегда знал о ней, но именно теперь, в сиянии абсурда, она становится ему невыносима. До такой степени, что Калигула уже не может забыться во сне так, как раньше, другими словами, жизнь его, вернее, ощущение жизни в корне изменились. «В сущности, все мы осуждены на смерть» - вторит ему герой «Постороннего» . После такого прозрения неотвратимость смерти становится невыносима. «Мысль, что «я есмь», мой способ действовать так, будто всё имеет смысл..., - всё это головокружительно опровергается абсурдностью возможной смерти» .

Таковы в общих чертах предпосылки и условия возникновения абсурда в человеческом сознании. Поговорим теперь о его непременных составляющих.

СУЩНОСТЬ АБСУРДА

Из рассмотренного выше может показаться, что по сути дела абсурд это и есть мир - непознаваемый, не поддающийся до конца разумному объяснению, с его странными законами, с его чуждостью человеку, наконец, с его в высшей степени нелепой, превращающей всё в тщету смертью. Но Камю вовремя предостерегает, в том числе и самого себя, от такой неправильной трактовки понятия абсурда: «Я говорил, что мир абсурден, но я слишком поспешил. Сам по себе этот мир неразумен - вот всё, что можно сказать о нём» .

Так что же всё-таки такое абсурд в трактовке Альбера Камю? «Я знаю, чего хочет человек, знаю, что ему предлагает мир, и теперь могу сказать, что знаю, чем они соединены» - рассуждает философ. Ответ Камю таков: абсурд - это связь, соединение непознаваемости мира с жаждой человеческого познания. «Абсурдно же столкновение этой иррациональности с отчаянной жаждой ясности, зов которой раздаётся в глубинах человеческой души. Абсурд зависит от человека в той же мере, в какой он зависит от мира» . Для Камю очень важно понимание противостояния человеческого разума и окружающей действительности, из которой рождается абсурд. Уже в других выражениях, он снова и снова повторяет это утверждение. «... человек оказывается перед иррациональным. Он испытывает желание быть счастливым и постигнуть разумность жизни. Абсурд рождается из столкновения этого человеческого запроса с безмолвным неразумием мира... Иррациональность, человеческая ностальгия и абсурд, вытекающий из их встречи, - таковы три действующих лица той драмы, которая неминуемо должна покончить со всякой логикой, на какую бытие способно» .

«Этот мир не имеет значения, и кто это понимает - обретает свободу» , - восклицает Калигула, и хочется лишь добавить: «абсурдную свободу». Впрочем, о самой свободе речь у нас впереди. Пока же отметим, что из слов Калигулы следует, во-первых, что «мир не имеет значения», т. е. абсурден и, во-вторых, что некто это «понимает», т. е. абсурдность осознаётся. Соединение разума и абсурда здесь налицо. В «Постороннем» характерны слова из эмоционального откровения обычно молчаливого Мерсо священнику незадолго до казни: «Напрасно он (священник) уверен, что жив, ведь он живёт как мертвец. Вот и я с виду нищий и обездоленный. Но я уверен в себе и во всём, куда уверенней, чем он, я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет» . В повести Камю так же последователен, как и в философском эссе. Абсурд - близящаяся и заранее нелепая казнь Мерсо. Его уверенность в смерти - способность абсурд осознавать.

Значит ли все сказанное выше, что достаточно одного факта столкновения, одного чувства противоречивости человеческого сознания и окружающего мира, чтобы абсурд вступил в свои права? Достаточно лишь раз осознать это противоречие и тут же забыть о нём, чтобы быть «абсурдным» человеком? Как оказывается, нет. Потому что, по Камю, «всё дело в том, чтобы в состоянии абсурда жить» . Как уже было показано, абсурд не может существовать вне мира, но в то же время абсурд не может существовать и вне человеческого сознания, и потому он, как и всё на свете, подвластен гибели. Поэтому, считает Камю, чтобы быть постоянно погруженным в абсурд, чтобы жить в нём, человек должен непрестанно его осознавать. Как пишет Камю, «если я хочу сохранить этот конфликт, то не иначе, как благодаря постоянному осознаванию, всякий раз возобновляемому, всегда пребывающему в напряжённости» . Действительно, «абсурд умирает только тогда, когда от него отворачиваются» .

Однако, как считает философ, и простого постоянно возобновляемого осознавания ещё не достаточно для существования абсурда. Человек может осознавать абсурд, но он не должен его принимать. Если нет «осознанной неудовлетворённости» и «постоянного отрицания», то устраняется и разлад между человеком и миром, а с ним устраняется и абсурд. «Абсурд имеет смысл только в той мере, в какой с ним не соглашаются» .

Особое значение уделим словам «постоянное отрицание». Здесь кроется непременное требование «отсутствия какой бы то ни было надежды». Надежды, которая может придать смысл человеческой жизни. И если даже человек всегда и всюду осознаёт абсурдность жизни, но он надеется (на смысл, которым он когда -либо проникнется, на жизнь вечную, на воссоединение с Единым или Богом, пусть даже очень нескоро, в далёком будущем), то абсурд гибнет. В данном случае надежда трактуется Камю как самообман, как нежелание человека принимать очевидные, пусть даже очень непростые истины. По Камю, единственное действительное знание подлинного человека абсурда сводится к тому, «что в рамках чутко внемлющего всему сознания нет места надежде» .

Вся жизнь Постороннего, Мерсо, проходит под знаком отрицания надежды. Мерсо - как никто другой есть человек из реального мира, живущий своим настоящим, и ничего другого ему не надо. На вопрос священника, как Мерсо представляет себе жизнь вечную, тот восклицает: «Так, чтобы вспоминать вот эту жизнь, земную!» . И в этом - весь Мерсо.

По-другому раскрывается тема надежды в пьесе «Калигула». Если сначала главный герой надеется на то, что «настанет час преображения для меня и вместе со мной для всего мира, и тогда люди наконец перестанут умирать и будут счастливы» , то перед смертью надежда покидает Калигулу, и можно сказать, что в этот момент он абсурден как никогда ранее: «...сегодня я ещё свободней, чем был все эти годы. Я освободился от воспоминаний и от иллюзий... Я знаю, что всему приходит конец!»

Неприятие надежды воспринимается Камю, пожалуй, как самое сложное из условий абсурда. В доказательство этого он последовательно показывает, как происходит уход от абсурда в надежду у Киркегора, Шестова, Ясперса. Надо отметить, что взгляды этих философов близки Камю и принимаемы им почти во всём, кроме той точки, откуда появляется надежда. Для Ясперса надежда - это уход в трансцендентное, для Шестова - принятие непонятного и противоречивого Бога, единственное доказательство существования которого - в его бесчеловечности, для Киркегора - в примирении, которое выражается в заключительном отрицании всемогущества разума и согласии с его ограниченностью, так называемой «жертве Интеллекта» в угоду Божественному. Камю рассматривает этот уход в надежду как философский «прыжок», поскольку между абсурдностью и Богом существует разрыв, который недоступен чистой, до конца логичной мысли. Преодолеть этот разрыв можно только «метафизически» перепрыгнув через него, т. е. прийти к Богу вопреки доводам разума. Эта парадоксальная логика говорит, что мир абсурден, и выхода из этого абсурда нет, но именно поэтому есть Бог, в противном случае разве мы испытывали бы в Нём потребность?

Однако довольно об этом. Итак, все условия выполнены, благодаря Камю человек становится «человеком абсурда». Поговорим теперь о следствиях, извлекаемых философом из этой ситуации.

СЛЕДСТВИЯ АБСУРДА

Согласно Камю, как нами уже было показано, необходимо непрестанно поддерживать жизнь абсурда постоянным его осознаванием или, словами автора, «смотреть на него в упор». Отсюда Камю выводит идею бунта, занявшую одно из главных мест в более позднем творчестве философа и наиболее подробно раскрытую в «Человеке бунтующем» . Бунт по Камю есть постоянное столкновение человека с собственным неведением. Бунт - это постоянное требование ясности и открытости мироздания человеческому познанию. А поскольку мир всегда остаётся чуждым человеку, то, тем самым, бунтуя, человек как бы непрерывно доказывает самому себе своё постоянное присутствие в этом мире. Причём индивид осознаёт, что это его требование ясности никогда не будет удовлетворено, т. е. бунт отнюдь не даёт повода надежде. «Бунт есть убеждённость в давящем гнёте судьбы за вычетом смирения, которое должно было бы этой убеждённости сопутствовать» . Этот метафизический бунт придаёт ценность человеческой жизни, он возвращает её величие, казалось бы, отнятое упраздняющей человека действительностью. Согласно автору, нет зрелища более прекрасного, чем постоянная схватка разума с окружающей действительностью, потому что в ней рождаются человеческая гордость, мощь и самобытность. Говоря о человеке, Камю подчёркивает, что «абсурд - это предельное напряжение, которое он постоянно поддерживает своим одиноким усилием. Потому что знает: своим осознанием и бунтом изо дня в день он свидетельствует о своей единственной правде, которой является вызов. И это первое следствие» .

Бунт Калигулы налицо. Для него это главное следствие абсурда. Поставить всё с ног на голову, навести в империи неслыханные и даже немыслимые порядки, посредством своего правления захотеть сделать возможным невозможное, своими зверствами потрясти глубинные основы людского существования - это ли не бунт? С бунтом Мерсо дело обстоит сложнее. На первый взгляд кажется, что он вообще не бунтует, по крайней мере мне не удалось отыскать в постороннем какие-то попытки «метафизического» бунта или его скрытые проявления. Однако из этого не следует, что Мерсо не абсурден. Не все следствия абсурда важны для каждого в одинаковой степени. Согласие Мерсо не является покорностью судьбе и полным подчинением себя, его «равнодушное» смирение есть глубочайшее внутреннее родство с окружающим миром. Мерсо состоит с ним скорее не в отношениях противостояния, но братства, он слит с миром и растворён в нём, они живут одной жизнью. Мерсо не бунтует не потому что не абсурден; наоборот, он абсурден столь глубоко, что бунт ему уже не нужен.

Вторым следствием абсурда Камю считает свободу. Разберёмся с этим понятием подробнее, поскольку в таком, на первый взгляд, очевидном понятии, как свобода, скрыт некий парадокс, и, как мы увидим, свобода свободе рознь.

Итак, до встречи с абсурдом человек, что кажется вполне естественным, имеет свои цели и планы на будущее и старается жить, руководствуясь именно ими. Он взвешивает свои шансы на успех, рассчитывает на некоторые будущие события; он верит, наконец, в своё управление собственной жизнью. Действительно, если суммировать всё перечисленное, получается, что человек поступает в жизни так, как если бы был свободен. В каком-то смысле свобода есть его подсознательная установка, помогающая строить свою жизнь по разработанному плану. Она есть вера в то, что он сам - хозяин своей жизни.

Вот тут-то и появляется первое противоречие, которое мы попытаемся прочувствовать. Живя с уверенностью в своей свободе, он в некотором смысле становится её рабом, поскольку постоянно согласует свои поступки с требованиями преследуемой им цели. В результате он оказывается в жёстких рамках поведения, диктуемого, как ему кажется, его собственным выбором своего будущего. Таким образом этот постулат о свободе, иллюзией которой живёт обычный человек, в известном смысле сковывает его, и, столкнувшись с абсурдом, человек вдруг понимает, «что высшей свободы, свободы быть, единственно могущей послужить основанием для истины, не существует» , поскольку в этом мире неотвратима смерть, после которой всё будет кончено. В том числе и его иллюзорная свобода.

И наоборот, абсурд, сводящий к нулю шансы человека на вечную свободу в высшем смысле, возвращает ему свободу поступков, свободу мысли и действия, т.е., согласно Камю, не «метафизическую», а его личную, «внутреннюю» свободу. В возврате к отчётливому сознанию, бегстве от повседневного сна философ видит первоначальные посылки «внутренней» или, по-другому, абсурдной свободы, в уверенности в том, что завтрашнего дня нет - её непосредственную причину. Камю подводит такой итог абсурдной свободе: «...смерть и абсурд предстают здесь, это отчётливо ощутимо, принципами единственно разумной свободы: той, которую дано испытать сердцу человеческому и которой оно может жить. Таково второе следствие» .

Внутренняя свобода Калигулы в силу его неограниченной власти становится принудительной свободой всех, она разрастается до имперских размеров. «Возвестите Риму, что ему наконец возвращена свобода и что вместе с ней наступает великое испытание» , - говорит Калигула, прекрасно понимая, какую свободу он имеет в виду. Для него свобода - власть хаоса и разрушения, Калигула хочет взять на себя абсурдную функцию мира, самому сделавшись слепым и бесчеловечным случаем. На примере Калигулы Камю показывает опасность такой разрушительной внутренней свободы в соединении с силой власти.

Примером Мерсо хорошо иллюстрируется разница в свободе метафизической и внутренней. Сам Мерсо так описывает предложение начальника заняться новой работой, рисующей неплохие перспективы: «Я сказал - пожалуй, хотя, в сущности, мне всё равно. Тогда он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я сказал, в жизни ничего не переменишь, всё одно и то же, а мне и так хорошо» . Мерсо понимает, сколь глупо рассчитывать на высшую, вечную человеческую свободу, которая могла бы придать смысл его будущему; правильнее сказать, это даже не понимание, а его органическое ощущение. Взамен он обретает свободу абсурда, которая роднит его с миром. Можно сказать, что как и мир, Мерсо чужд и непонятен остальным, но зато красота мира служит источником его постоянной тихой и глубокой радости жизни.

Итак, человек абсурда бунтует, и он «внутренне» свободен. Что же ещё можно извлечь из понятия абсурдности? Стремясь дать ответ на этот вопрос, Камю проводит чёткое различие качества и количества жизненного опыта, существенно важное для человека абсурда. И если абсурд существует лишь в постоянном противоборстве бодрствующего сознания и той темноты, которая его окружает, в состоянии перманентного человеческого бунта, то сам собой напрашивается вывод, что «важно не прожить как можно лучше, а пережить как можно больше» . В вопросе о количестве и качестве прожитых лет происходит однозначный выбор в пользу количества. Причём количество опыта не является для Камю простым эквивалентом числу прожитых человеком лет. Пережить как можно больше - это прежде всего значит как можно чаще противостоять миру, это значит «прочувствовать свою жизнь, свой бунт, свою свободу, и как можно сильнее» . А это можно сделать при любых жизненных событиях, выпадающих на человеческий удел. В этом смысле все виды опыта равноценны. Тем не менее единственным препятствием на пути к ещё более длительному человеческому противостоянию является смерть. И хотя количество жизненного опыта человека не есть в прямом смысле срок его жизни, Камю всё же замечает, что отнятые смертью годы жизни и опыта никогда не будут возмещены. И от воли человека тут ничего не зависит. Как считает философ, в данном случае речь идёт исключительно о везении. Однако, несмотря на слепой жребий, остаётся само человеческое стремление к продолжению противостояния миру и абсурдного опыта, потому что «настоящий момент и непрерывное следование настоящих моментов перед постоянно бодрствующей душой - вот идеал человека абсурда» . Это постоянное стремление Камю называет страстью.

«Таким образом», - говорит Камю, подытоживая свои выводы из понятия абсурдного, «я извлекаю из абсурда три следствия - мой бунт, мою свободу и мою страсть» .

Теперь зададимся обратным вопросом: какие, казалось бы, очевидные выводы Камю не делает из абсурда? В первую очередь, это вывод о человеческой вседозволенности. Философ, однако, замечает, что понятие морали неприменимо к человеку абсурда, поскольку единственно возможная для него мораль - мораль высшая, исходящая от Бога, является недоступной, так как человек абсурда сам живёт без Бога. Однако отсутствие морали не перетекает в принцип вседозволенности. Карамазовское «всё позволено» вовсе не означает, будто ничего не запрещено. В смысле свободы высшей абсурд не освобождает, а скорее связывает, диктуя человеку свои правила. Он не даёт разрешения на любые поступки, он лишь делает равноценными их последствия. «Он не советует поступать преступно, однако он обрекает на бесполезность угрызения совести» . И поскольку все виды опыта равноценны для абсурда, то исполнение своего долга становится столь же законным, как и всё остальное. В пьесе Камю показывает, как неверно понимает вседозволенность Калигула. Тирания - это один из путей, на которые указывает ему абсурд, и император с головой окунается в свои зверства, ему доставляет наслаждение смотреть, как по его приказу льётся людская кровь, как его подданные трепещут и раболепствуют перед ним, как угодливо улыбается ему сын убитого им отца и холуйствует перед ним муж обесчещенной им женщины. Устами главного героя пьесы Камю говорит, что это ложный путь, которым Калигула ничего не достигает, в то время как самого императора ждёт кара. «Я пошёл не той дорогой, она никуда не ведёт. Моя свобода - ложная», признаётся Калигула сам себе.

ЖИЗНЬ В СОСТОЯНИИ АБСУРДА

В самом начале «Мифа о Сизифе» Камю ставит вопрос о самоубийстве как основополагающий философский вопрос. Достойна ли жизнь быть прожитой? Чтобы появились прочие философские проблемы, необходимо прежде всего дать ответ на этот исходный вопрос. Всё рассуждение Камю об абсурде является, следовательно, в первую очередь, попыткой ответа на вопрос об оправданности самоубийства. В силу изложенного выше становится очевидным, что самоубийство должно быть отвергнуто. В мире абсурда, где единственным достижением является количество пережитого абсурдного опыта, нет места самоубийству. Оно являлось бы, как и философский «прыжок», полнейшим приятием сущего, абсурд же не имеет ничего общего со смирением. Самоубийство - это своего рода смерть абсурда. Камю же говорит: «Всё дело в том, чтобы в состоянии абсурда жить».

Так какая же она, эта жизнь в состоянии абсурда? Есть ли в ней ещё что-то, кроме постоянного созерцания абсурдности бытия и бунта? Как выясняется, есть, и довольно многое. Более того, как раз абсурд и заставляет человека на временном отрезке между рождением и смертью, за которой нет ничего, жить активной, полнокровной, деятельной жизнью. Противопоставить абсурдной истине свою жизнь и своё величие - вот первостепенная задача человека абсурда.

Какой именно должна быть деятельность такого человека? Да какой угодно. Это может быть и погружение в пучину любви, каким Камю рисует донжуанство, когда сам Дон Жуан - не просто обольститель, коллекционирующий свои мужские победы, а человек, который каждую доверившуюся ему женщину любит с одинаковой силой и со всей душой, снова и снова погружаясь в глубины чувств. В постоянном любовном умирании и возрождении или, точнее, в неугасающей молодости и новизне любви - его бунт и его свобода, в силе любви - его страсть. Это может быть и актёр, сама жизнь, вернее, сама игра которого есть лучшая демонстрация абсурда. Человеческие жизни, судьбы, неповторимые и вполне законченные, развёртывающиеся и завершающиеся за несколько часов в замкнутом пространстве - это ли не наивысшая концентрация абсурда? Это может быть, наконец, судьба завоевателя, извлекающего свою смелость, силу и абсурдное оправдание в своём презрении к человеческой смерти, и, в особенности, к своей собственной.

Надо отметить, что кратко обрисованные выше образы нисколько не исчерпывают возможные жизненные пути абсурдного человека. С таким же успехом, отмечает Камю, «это могли бы быть при желании девственник, чиновник или президент республики» . Тиран и мелкий служащий, литературные герои самого Камю, абсурдны нисколько не меньше, чем Дон Жуан и драматический актёр. Но особенно мне хотелось бы остановиться на образе творца как воплощения абсурда, под которым Камю понимает прежде всего философа и писателя.

Для начала согласимся, что, как справедливо замечает Камю, не будь абсурда, самого искусства могло бы и не быть, поскольку мир был бы предельно ясен, а искусство, в том числе философия и роман, есть в некотором роде наше толкование иррационального мира. Итак, писательское искусство - порождение абсурда, так где же ещё, как не в этой деятельности наиболее полно может проявить себя абсурдный человек? Можно сделать вывод, что творчество - совершенная реализация третьего следствия абсурда - человеческой страсти. Чтобы к абсурду прийти, человек должен смотреть на вещи честно и открыто, быть логичным до конца, и тогда последовательное рассуждение приведёт его к цели. Романное творчество же «отмечает точку, откуда берут начало абсурдные страсти и где рассуждение останавливается» . Однако недостаточно просто творить, чтобы быть творцом абсурда. Камю указывает, каким именно должно быть абсурдное творчество: «Задача человека абсурда не в том, чтобы находить объяснения и решения, а в том, чтобы самому испытать и описать» . Абсурдный романист не гонится за объяснениями и толкованиями. Он - лишь беспристрастный описатель человеческого опыта, и, описывая его, он тем самым приумножает его количество, служа цели, единственно правильной в абсурдном мире. Поэтому далеко не каждый романист может быть с полным основанием назван абсурдным. И дело тут не только в попытках разъяснений смысла там, где для абсурдного человека его нет, дело ещё в присутствии в произведении надежды. Существует немало писателей, творчество которых так или иначе перекликается с абсурдом, среди которых Стендаль и Бальзак, Пруст и Мальро, Достоевский и Кафка. Однако только единицы можно назвать абсолютно творчески абсурдными. «Я жду от абсурдного творчества того же самого, чего я требовал от мысли, - бунта, свободы и многообразия», - пишет Камю. «Затем оно обнаружит свою полнейшую бесполезность» . Именно этому важнейшему качеству - бесполезности, бесплодности абсурдного романа надежда как раз и не даёт реализоваться. Надежда - это всегда некий вкладываемый писателем смысл. Камю находит надежду и в романах Достоевского и Кафки, ценимых им, быть может, более других. Для Достоевского это - жизнь после смерти в Боге, т. е. - жизнь вечная, у Кафки - путь к Богу, которого Камю отождествляет с замком из одноимённого романа Кафки, куда неудержимо и безнадёжно стремится его главный герой.

Окидывая одним обобщающим взглядом описания у Камю человека абсурда в его различных проявлениях, нельзя не отметить нескрываемое одобрение, ярко выраженную положительную оценку, даваемую философом своим абсурдным героям. Даже Калигула, ярчайшее олицетворение зла в человеческой истории, приобретает в глазах Камю своё абсурдное оправдание. Калигулу Альбера Камю, как мне кажется, нельзя ненавидеть; по крайней мере, он достоин сочувствия.

Напутствие философа и писателя словно отражено в цитате из Екклесиаста, послужившей эпиграфом к данной работе. Несмотря на трагичность человеческого удела и неотвратимость смерти, идти по жизни гордо и радостно - вот что позволяет человеку быть воистину Человеком.

Трудно не почувствовать эмоциональный заряд автора, невольно передающийся и читателю, проникающемуся уважением к людям, способным при ясном осознании абсурдной истины не потерять гордости и человеческого величия. К тем, кто способен жить в постоянном конфликте мира и разума и не растерять умения радоваться каждому мигу своей жизни. По крайней мере, для меня - именно в этом наиболее остро проявляет себя ощущение силы и красоты философии абсурда Альбера Камю.

Нам осталось указать на ещё один и, возможно, наиболее противоречивый вывод, заключаемый Камю из философии абсурда, который мы наблюдаем в его трактовке мифа о Сизифе, послужившего названием всей философской работы.

Боги за грехи обрекли Сизифа вечно вкатывать на вершину горы огромный камень, откуда он снова и снова скатывался к её подножию, не без основания полагая, что нет ничего более ужасного, чем постоянная бесполезная и безнадёжная работа. Сами причины столь явной немилости богов упоминаются Камю как бы вскользь. Гораздо больше занимает его сама работа Сизифа в преисподней, хотя никаких мифологических упоминаний об этом не имеется. И Камю самостоятельно дописывает этот образ вечного труженика, придавая ему самое что ни на есть абсурдное толкование. Камю живо представляет себе нечеловеческие усилия Сизифа, его колоссальное напряжение в своём бесполезном труде. Но существует момент, когда камень достигает вершины, начинается спуск, и для Сизифа настаёт короткая передышка, равнозначная для него просветлению ума. Это тот самый миг, когда Сизиф как никогда остро осознаёт своё страдание и трагичную абсурдность своей судьбы. Вначале этот краткий интервал времени был насыщен страданиями, когда были ещё слишком сильны воспоминания о прошлой земной жизни. Но текло время, и вот к Эдипу пришло осознание, что его судьба принадлежит ему самому, а обломок скалы - его собственная забота. Когда Сизиф возвращается к своему камню, он ясно сознаёт, что череда бессмысленных действий, им совершаемых - это судьба, выбранная им самим, «спаянная воедино его собственной памятью и скреплённая печатью его слишком быстро наступившей смерти». «Здесь-то и коренится молчаливая радость Сизифа» . Было бы ошибочно утверждать, что счастье непременно вытекает из открытия абсурда. И всё-таки «надо представлять себе Сизифа счастливым» . Вот он - самый парадоксальный, и, быть может, самый значимый вывод Камю.

Не могу не процитировать слова Мерсо, сказанные ночью, которая могла стать последней ночью его жизни. Эти слова - словно квинтэссенция абсурда и счастья; может статься, в них Камю сказано больше, чем во всей философской работе: «Как будто неистовый порыв гнева очистил меня от боли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звёзд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира. Он так на меня похож, он мне как брат, и от этого я чувствую - я был счастлив, я счастлив и сейчас» .

Чуть перефразируя, ещё раз приведём вывод Камю: человека абсурда - в его жизни среди иррациональности мира и абсурдности смерти, в центре всего, что представляет собой человеческий удел - надо представлять себе счастливым.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, я постарался выполнить поставленную перед собой задачу, а именно проследить условия возникновения абсурдного ощущения у индивида, выявить составные части абсурда и показать, какие философские выводы можно сделать из абсурдного жизнечувствия. Быть может, мне могут возразить, что тема абсурда этим далеко не исчерпывается, и целый ряд авторов и литературных произведений или даже произведений искусства оказался за пределами этой работы. Что ж, вполне возможно, что это на самом деле так, однако, хочется напомнить, что по первоначальному замыслу и названию работа не призвана дать полное исследование понятия абсурда, а только лишь дать описание абсурдной философии, и, более того, не философии абсурда в целом, а именно «философии абсурда Альбера Камю». И эта вполне конкретная цель, как мне представляется, достигнута. Посему в этом рассуждении о философии абсурда Камю, думается, можно поставить точку.

Или почти точку.

Всю свою творческую жизнь философ и писатель словно старался сам для себя найти оправдание своей трудной для принятия, тяжёлой, не оставляющей надежды философской истине. Отсюда и эволюция его философских взглядов, и его метания, и его творческий кризис последних лет жизни. Но, как ни парадоксально, главное подтверждение в абсурдности пришло к Камю в самый последний момент. Когда автомашина, в которой он январским днём 1960 года возвращался в Париж, врезалась в дерево, Камю, быть может, успел в самый последний миг заново осознать свою глубокую правоту, ещё раз убедившись в абсурдности бытия и в абсурдности - на этот раз его собственной - смерти.

ЛИТЕРАТУРА

1. Библия. М.: Российское Библейское Общество, 1995
2. Дидье Жюлиа. Философский словарь. - М.: Международ. отношения, 2000
3. Зотов А. Ф., Мельвиль Ю. К. Западная философия XX века. Т.1. - М.: - Интерпракс, 1994
4. Камю А. Сочинения. В 5 т. Т. 1. - Харьков: Фолио, 1998
5. Камю А. Сочинения. В 5 т. Т. 2. - Харьков: Фолио, 1997
6. Камю А. Сочинения. В 5 т. Т. 3. - Харьков: Фолио, 1998
7. Коплстон Ф. История философии. XX век. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2002
8. Новый энциклопедический словарь. - М.: Большая Российская энциклопедия, 2000
9. Спиркин А. Г. Философия: учебник. - М.: - Гардарики, 2002
10.Философия: Справочник студента / Г. Г. Кириленко, Е. В. Шевцов. - М.: ООО «Издательство АСТ»; Филологическое общество «СЛОВО», 2000

Как стройная философская концепция, абсурдизм получил своё развитие в программной работе Альбера Камю «Миф о Сизифе», опиравшегося на идеи Шестова , Бердяева , Гуссерля , Достоевского , Ницше и Кьеркегора .

Предпосылками для возникновения философии абсурда стала череда мировых войн начала столетия, страдания и гибель людей в которых, а также социальная неустроенность общества стали почвой для развития и распространения идей экзистенциализма как в первую очередь гуманистического движения. На волне повышенного интереса к работам вошедших в моду Сартра и Камю в первой половине XX века началась популяризация идей философии абсурда.

Кафка

Альбер Камю

Хотя понятие абсурд пропитывает все произведения Камю, «Миф о Сизифе» является его главной работой по этой теме. В «Мифе о Сизифе», Камю рассматривает абсурд как конфронтацию, противостояние, конфликт, или «развод» между двумя идеалами. А именно, он определяет человеческое существование как абсурд, как конфронтацию между человеческим желанием значимости, осмысленности, ясности и безмолвной, холодной Вселенной (или для теистов : Бога). Далее он говорит, что существуют особые человеческие переживания которые пробуждают понятия абсурдности. Такое осознание или столкновение с абсурдом ставит человека перед выбором: самоубийство , прыжок веры, или принятие.

Для Камю, самоубийство - это «признание» того, что жизнь просто не стоит того, чтобы жить. Это выбор, который неявно объявляет, что жизнь это «слишком много». Самоубийство предлагает наиболее базовый «выход» из абсурдности, немедленное прекращение себя и своего места во вселенной. Столкновение с абсурдом может также вызвать нелогичный «прыжок веры», термин также используемый Кьеркегором, когда некто отрицает абсурдность и правду Вселенной, бессмысленность, и взамен обращается к комфорту догмы (обычно религиозной доктрине) как к пути примирения со своим абсурдным существованием. Камю рассматривает прыжок веры как интеллектуальную леность, убежище в обмане, отступление от правды и свободы человека. Наконец, человек может избрать принятие своего собственного абсурдного существования.

Ссылки

Примечания

Источники

• Кьеркегор С. Наслаждение и долг. Сборник. Киев: AirLand, 1994. - 512 с. ISBN 5-88230-018-5
• Альбер Камю. М. : Фабр, 1993. - 574 с. ISBN 5-85899-004-5

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Философия абсурда" в других словарях:

У этого термина существуют и другие значения, см. Театр абсурда (значения). Театр абсурда, или драма абсурда абсурдистское направление в западноевропейской драматургии и театре, возникшее в середине XX века. В абсурдистских пьесах мир… … Википедия

- ’ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ?’ (‘Qu est ce que la philosophie?’, Les Editions de Minuit, 1991) книга Делеза и Гваттари. По мысли авторов, обозначенной во Введении, ‘что такое философия’ это такой вопрос, который ‘задают, скрывая беспокойство, ближе к… …

- (Qu est ce que la philosophie? , Les Editions de Minuit, 1991) книга Делеза и Гваттари. По мысли авторов, обозначенной во Введении, что такое философия это такой вопрос, который задают, скрывая беспокойство, ближе к полуночи, когда больше… … История Философии: Энциклопедия

Д. ф. наз. совокупность отмеченных нек рой общностью филос. учений, развивавшихся в др. греч. рабовладельч. обществе конца 7 в. до н.э. – нач. 6 в. н.э. Несмотря на длительность этого периода, охватывающего свыше тысячи лет интенсивного развития … Философская энциклопедия

Источники классической арабской философии распадаются на две группы. Это, с одной стороны, основополагающие мировоззренческие тезисы, зафиксированные в Коране. Речь не идет о том, что философия сводится на каком то этапе к экзегетической… … Энциклопедия Кольера

Да не прозвучит это признание чересчур банально и приземленно, но фамилия этого писателя ассоциируется с названием коньяка. Хотя на самом деле, конечно, общего нет ничего. Кроме разве что того, что Альбер Камю страстно любил хорошие напитки, любил женщин, любил жизнь во всех ее проявлениях. Вопреки смертельному диагнозу – туберкулезу, который он подхватил еще в юности.

Литература о нем уже в несколько раз превосходит по объему всё, что эта незаурядная личность оставила нам в наследие и назидание. И это неудивительно – ведь Нобелевского лауреата, эссеиста, драматурга, философа и писателя Альбера Камю не стало более полувека назад — в 1960-м году, в результате автомобильной катастрофы, в возрасте неполных сорока семи лет. Он не был плодовитым автором, зато во всех трех основных романах – «Посторонний», «Чума» и «Падение» — он решительным образом не похож на себя прежнего. Кроме этих произведений, Камю оставил несколько сборников рассказов, пьесу «Калигула», философские сочинения «Миф о Сизифе» и «Бунтующий человек», письма и дневники. В его портфеле на месте гибели были обнаружены наброски незаконченного романа «Первый человек». Оставаясь верным себе в главном, Камю шел вперед и менялся. Смерть канонизировала этого страстного человека и талантливейшего литератора.

Он всю сознательную жизнь разрывался между философией и художественной прозой. Литературный труд, основанный на вымысле, и философствование настолько тесно переплелись в его сознании, что вызвали к жизни внешне парадоксальный афоризм: «Хочешь быть философом – пиши романы». Что он сам, собственно, и делал. Хотя не скрывал, что его любимым жанром все-таки остается эссе. В его романах сложно не обнаружить философского подтекста, а в философских сочинениях стиль отнюдь не научный, а эссеистичный. Впрочем, философия ХХ века уходит от системного мышления именно к фрагментарности, эпизодичности, эссеистичности. Иные книги можно читать с любой страницы, без особого ущерба для восприятия общего смысла.

Себя же он чаще всего называл не писателем, а моралистом, вкладывая в это слово совсем иной смысл, нежели сегодня. В рабочем кабинете Камю было всего портрета – Льва Толстого и Достоевского. Вот чьим наследником он ощущал себя. Хотя Камю никогда прямо никого не учил, не просвещал, не наставлял, откровенной дидактики сторонился. Однако он никогда не был и представителем т.н. «чистого искусства», никогда не замыкался в узком мире саморефлексии. Он с молодых лет был жаден до любых проявлений жизни: гонял в футбол, сотрудничал в газетах, увлекался девушками. Не прошло мимо него и увлечение философией Ф.Ницше.

Долгое время роман «Посторонний» считался первым крупным произведением Камю. И лишь спустя годы выяснилось, что это не так. Первым законченным романом стало произведение с довольно вызывающим и даже провокационным названием – «Счастливая смерть». Это как бы роман Достоевского «Преступление и наказание», только переписанный на новый лад. Именно в бунтарских, молодых, дерзких традициях.

Сюжет легко поддается пересказу. Заурядный служащий Мерсо (кстати, любимое имя Камю – героя «Постороннего» он назовет точно так же) убивает богатого калеку и ростовщика (чувствуете «след» Достоевского – чем не старуха-процентщица?) Загрея, овладевает его деньгами, тратит их направо и налево. И даже на фоне смертельного туберкулеза (момент для автора явно автобиографический) Мерсо ни в чем не раскаивается, считая, что ничего аморального в убийстве старого, никому не нужного скряги не было. Он умирает счастливым. Почему Камю не стал публиковать роман? Может, потому, что почувствовал в своих построениях глубокую ложь и имморализм. И пусть в юности он запальчиво утверждал: «Всё мое счастье – в этом мире» (аллюзия слов Христа в Евангелии от Иоанна: «Царствие мое – не от мира сего»), но молодость быстро проходит, уступая место зрелости, взвешенности и осторожности. Бунт сменяется либо откровенной апатией, либо ощущением одиночества и «заброшенности».

Как Камю ни открещивался от экзистенциалистской проблематики, он постоянно обращался к ней. Одиночество, смерть, «заброшенность», абсурд – вот далеко не полный перечень категорий, которыми он обогатил философию.

Среди кумиров, среди тех писателей, кого Камю читал и почитал, пусть и не во всем соглашался, был Ф.Кафка. В книге «Миф о Сизифе» ему посвящена целая глава. И она же служит своеобразным «ключом» к пониманию романа самого Камю «Посторонний». Мир произведений Кафки абсурден. Но внешне абсурдна и ситуация, в которую поставлен еще один Мерсо – герой «Постороннего».

Точнее сказать, антигерой. Уже первая фраза книги, написанной как бы от первого лица, способна, скорее, оттолкнуть от героя, нежели расположить к нему. Он не может точно сказать, когда умерла его мама – вчера или сегодня. Дальше – больше. Он едет в дом для престарелых, где мама жила в последние годы (вместе, заметим в скобках, они жить не могли – не о чем было даже разговаривать), но по приезде проводит ночь у гроба матери, даже не взглянув на нее. Лишь курит и пьет кофе. Потом возвращается в Париж, утром следующего дня идет на пляж, встречает девушку, с которой когда-то хотел переспать, но не получилось, идет с ней в кино, на комедию, кладет руку на колено. Этого достаточно для последующей близости уже дома. Затем знакомство с соседом, промышляющим «темными» делишками, и убийство араба, угрожавшего ножом. Напекло голову – вот единственная причина.

Вторая часть – суд. Преступление налицо. Но судят Мерсо не за преступление, а за то, что он пренебрегает общественным лицемерием. Ему припоминают всё – сухие глаза у гроба матери, секс с почти незнакомой девушкой, «поход» в кино на комедийный фильм. И признают выродком рода человеческого. В тонкости индивидуальной психики никто вдаваться не хочет. Вот оно – торжество абсурда! Отдаленным образом ситуация напоминает сюжет романа Ф.Кафки «Процесс». Там человека и вовсе судят неизвестно за что. Мало того, что судят, еще и приговаривают к смерти и приводят приговор в исполнение.

Вслед за небольшой повестью «Посторонний», которая принесла ему первую известность, Камю работает над первым своим философским трудом – «Миф о Сизифе». Книга была закончена в разгар Второй мировой войны, в феврале 1941-го года, когда ее исход еще не был вполне ясен, когда маятник победы готов был качнуться как в ту, так и в другую сторону. Казалось бы, самое неподходящее время для обращения к идеалам античной мифологии. Отнюдь – Сизиф, чей образ Камю решительно переосмыслен, призван был дать уроки стойкости и несгибаемого мужества не только членам Французского Сопротивления, но и всем, кто вступил в смертельную схватку с «коричневой чумой» фашизма.

В каком-то смысле «Миф о Сизифе» — это философский ключ к пониманию «Постороннего». Снова литература и философия теснейшим образом слиты.

Сизиф – один из известных мифологических персонажей. Более того – его имя стало нарицательным по прошествии веков. Стало синонимом труда невыносимого, но и бесполезного.

Миф не только является плодом устного народного творчества, но еще и творчества, имеющего несколько вариантов развития событий. И в отношении Сизифа это замечание вдвойне справедливо. Источники расходятся даже в определении того, кем этот человек был на самом деле и за что столь жестоко был наказан высшими силами.

Интерпретация Камю мифа о Сизифе строится вокруг категории абсурда. Абсурдом пронизана вся человеческая жизнь. Даже жить – и то означает пробуждать абсурд. Даже смерть в этом контексте не столь абсурдна, ибо она – неизбежный венец любой человеческой жизни. В качестве доказательства Камю рассматривает творчество известного австрийского писателя Франца Кафки, в произведениях которого как раз возможно почти всё. Например, в романе «Процесс» главного героя приговаривают, осуждают и казнят без вины.

В условиях борьбы с фашистскими оккупантами Камю предельно возвышает и героизирует образ Сизифа. Пусть борьба с высшими силами и обречена на поражение, но самое главное – не опускать рук и не прекращать борьбы. Если и бывают произведения актуальными, то это – как раз тот самый случай.

Борьба придает человеческой жизни смысл и цену. В конце концов, такой стимул как «назло» тоже бывает полезен в определенных обстоятельствах. Никогда не опускать руки! Всё вокруг орёт и рушится, а тебе хорошо! Потому что у тебя есть точка опоры, моральный стержень, и он не дает сломаться. Но бунт – не самоцель. А абсурд – не приговор.

В контексте героической, пусть и тщетной борьбы с властью, с обстоятельствами, с судьбой, Камю считает самоубийство глубочайшей ошибкой. Оно – своего рода дезертирство в смерть, уход от проблем, ощущение собственной беспомощности. В этом смысле герои таких романов любимого Камю Достоевского как «Бесы» и «Братья Карамазовы» поступают вопреки здравому смыслу, а только исходя из собственного своеволия. Самоубийство – тоже серьезная философская проблема, но не в данном контексте. Для Сизифа оно не является выходом. Можно покончить всё разом, признав, что проиграл жизненную «партию», а можно смиренно жить, преисполняясь все большей гордости и ненависти по отношению к своим угнетателям.

Позиция Камю в отношении Сизифа чем-то напоминает позицию древнегреческих и древнеримских стоиков. Они тоже считали, что человеку надлежит сохранять мудрость и высокое спокойствие, насколько бы окружающие условия ни позорили, ни бесчестили его. Страстями невозможно изменить мир. Сизиф за то время, что раз за разом катит камень в гору, преисполняется ненависти и презрения к своим угнетателям, к богам, которые обрекли его на столь тяжкое и бесполезное занятие. Гордость и чувство собственного достоинства – вот что питает его жажду жизни и наполняет саму жизнь смыслом.

Камю осмысляет смерть с достоинством, без слезливых истерик и трагического надрыва. В концепции абсурда, для кого-то, может быть, и искусственной, он черпал для себя уроки мужества.

Миф о Сизифе трагичен в понимании Камю уже потому, что его главный герой наделен сознанием. Судьба же преодолевается силой презрения. Сизиф, обреченный богами на бесполезный и безнадежный труд, спускается за своим камнем в долину ровным, уверенным шагом – хотя и навстречу мукам, которым никогда не будет конца. Он возвысился духом над судьбой и стал словно крепче своего камня. Камю был уверен, что Сизифа в этом контексте следует считать счастливым.

Что с того, что интерпретация Камю – чистой воды вымысел? А разве выдерживает серьезной критики концепция о «дионисийском» и «аполлоническом» началах в культуре? Тоже нет. Но вымысел, особенно тот вымысел, что приходится к времени и месту, бывает восхитительней самой правды. Да и правды мы уже никогда не узнаем, если даже часть событий, описанных в мифах, и имела место в действительности.

Во второй (и последней) философской книге – «Бунтующий человек» (1951) Камю уже уходит от всякого ницшеанства и своеволия, он мыслит принципиально иначе, взвешенно, зрело и осторожно. И пусть иные горячие головы поспешили иронически назвать его «Сент-Экзюпери без самолета» — писатель предостерегал от того, чтобы отождествлять понятия «бунта» и «революции». И это было весьма актуально и своевременно в тех исторических условиях, что сложились к началу 50-х гг. Камю открестился от левых радикалов, призывающих к решительным социальным переменам. Прежний бунтарь и «неоязычник» пусть и не превратился в консерватора, но уже выступил с «охранительных» позиций. Теперь он вдохновлялся не солнцем и морем, не дразнящим чувством безнаказанности, как в молодости, а тем огромным нравственным потенциалом, который несла в себе литературная и философская классика. Именно по этой причине Камю по сей день остается одним из наиболее читаемых французских авторов ХХ века.

Павел Николаевич Малофеев