История создания автобиографической трилогии горького. «Детство» Максима Горького как автобиографическая повесть. Воспоминания о детстве зрелого человека

• Трилогия Горького

• Среди книг, которые оказали значительное влияние на духовное развитии нашего народа, одно из первых мест занимает трилогия Максима Горького «Детство», «В людях» и «Мои университеты». Почти каждого человека со школьных лет сопровождает волнующая история детства Алеши Пешкова, мальчика, прошедшего через столько испытаний, образ его бабушки - один из самых возвышенных женских образов русской литературы. На каждое поколение по-разному действовали повести Горького,- в них черпали и знание народной жизни, и ненависть к мещанству, к непосильной тяжести рабочего труда и угнетению, и силы протеста против покорности в этих повестях видели призыв к творческой активности, к самообразованию, к учению, пример того, как, несмотря на нищету и бесправие, человек может пробиться к культуре. Они служили источником веры в силы народные, примером нравственной стойкости.

  Повести «Детство» и «В людях» написаны Горьким в 1913-1914 годах и с тех пор вошли в мировую классику автобиографического жанра вместе с такими шедеврами русской литературы, как «Былое и думы» А. Герцена и «Детство», «Отрочество», «Юность» Л. Толстого. Позднее, в 1923 году, были написаны «Мои университеты», и таким образом сложилась законченная трилогия.

  Если у Толстого история героя - это прежде всего история его исканий, его требований к себе, биография аналитическая, то горьковская трилогия насыщена действием, она автобиографичная, она жизнеописание, она состоит из поступков и событий. В то же время это не только описание частной жизни, не история отдельной личности, это именно повести, произведения, имеющие художественную силу обобщения. Их материал при всей точности фактов, событий отобран не по законам памяти и знаний взрослого человека, а по законам писательского таланта. Он создает галерею типов дореволюционной России, образы, живущие независимо от биографии героя. Горький сообщает нам в «Детстве» не то, что ему известно, а то, что могло быть известно ребенку. Детское видение мира имеет свои пределы, и автор с поразительной точностью соблюдает их. Окружающее открывается перед маленьким Алешей отдельными малосвязанными сценами, картинками, смысл и трагизм которых он еще не в силах оценить. Смерть отца, и тут же, у гроба, рожающая мать - это мучительное, невероятное стечение обстоятельств с первой же страницы погружает нас в стихию достоверной жизни. И, начиная с этой сцены, покоряющей силой и особенностью книги становится именно правда, мужество правды. Здесь все подлинно. И в этом отличие ее от других книг подобного жанра. Автор не привносит сюда взрослого своего понимания, людей, своих знаний и опыта. Здесь ничего не делается для занимательности, нет никаких литературных приемов, нет обязательной завершенности, сведения концов с концами... Многого из жизни Алеши Пешкова мы так и не узнаем - как, почему расстраивается состояние деда, куда время от времени исчезает мать, почему вдруг приходится переезжать в другой дом... С годами иногда, из рассказов бабушки, какие-то обстоятельства разъяснятся, но многое для мальчика и для нас так и останется неизвестным. И, как ни странно, такая неполнота, непонятность происходящего помогает нам лучше увидеть мир глазами героя.

  Трилогия воссоздает огромную панораму жизни рабочей России конца девятнадцатого века. Воссоздает с размахом, с неумолимым реализмом, требующим от писателя не только честности, но подчас художественной смелости.

  Одна за другой обступают нас судьбы
  людей разных сословий, разных профессий - красильщики, иконописцы, приказчики, купцы, прачки, кочегары, матросы, проститутки... Их десятки, нет, наверное, сотни людей, и каждый неповторим, у каждого не только своя история, но и свое понимание жизни, свои противоречия, своя мудрость, западающая в душу мальчика, а затем подростка. Впечатление густонаселенное™ усиливается еще и яркостью каждого персонажа, они все отдельные, все личности значительные, сильные, бунтари, блаженные, чудаковатые, а если, допустим, и не сильные, то все равно у большинства из них есть что-то особенное, своя загадка, своя идея, свои отношения с богом, с деньгами, с любовью, с книгами... И все это не сочинено и даже не увидено. Это найдено в жизни. Алеша Пешков постоянно, пытливо ищет ответа на вечные вопросы жизни. Ему интересен каждый человек, хочется понять, почему так, а не иначе живут люди. В этом особенность его характера. Он не наблюдатель, не собиратель, он герой деятельный, ищущий. Ответы этих людей - противоречивые, парадоксальные, переливающиеся неожиданным смыслом - плотно насыщают трилогию философской мыслью. В повестях не утихает полемика. Сами того не подозревая, все эти люди полемизируют, высказывания их сталкиваются, сшибаются непримиримо.

  «В детстве,- писал Горький,- я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание - все-таки мед».

  Многое в жизни Алеши Пешкова сделали книги. Они помогали познать огромность мира, красоту его и разнообразие. Книги не вообще, а книги конкретные. Алеша рассказывает, что именно ему нравилось, что и как он понимал. Он жадно читал все, что попадалось - бульварщину, книги авторов второстепенных, случайных, ныне забытых, вперемешку с классиками романы Салиаса, Вашкова, Эмара, Ксавье де-Монтепэна, стихи Граве, Стружкина, «Предание о том, как солдат спас Петра Великого», «Песни» Беранже, сказки Пушкина, «Тайны Петербурга», романы Дюма... Из текста горьковской трилогии можно составить длинные списки прочитанных им книг, с его аннотациями-оценками и провести интереснейшие исследования о круге чтения Алеши Пешкова.

  Он сам учится отличать хорошую книгу от плохой. Ему надо дважды перечесть «Предание», чтобы понять, что книга эта слабая. Интересно следить, как формируется, оттачивается вкус мальчика. В беспорядочном его чтении было свое преимущество - оно тренировало ум; он учился ориентироваться в книжном море, он был свободен от школьных авторитетов. Так он самостоятельно понял, почувствовал гений Пушкина «Пушкин до того удивил меня простотой и музыкой стиха, что долгое время проза казалась мне неестественной и читать ее было неловко». Надо, впрочем, заметить, что эстетическое восприятие Алеши было подготовлено в значительной мере незаурядным поэтическим даром его бабушки. С детских лет слушая ее песни и сказки, он остро чувствовал игру самоцветным словом, любование красотой, богатством родного языка.

  Любимые свои книги Алеша пересказывал кому угодно - денщикам, матросам, приказчикам, читал вслух, и люди жадно слушали его, иногда ругались, высмеивали, но зато и вздыхали и восхищались...

  А он взахлеб читал и читал Аксакова, Бальзака, Соллогуба, Буагобэ, Тютчева, Гонкура... Книги очищали душу, придавали уверенность он не один, на земле не пропадет. Он сравнивал жизнь с книгами и понимал, что «черный народ» в Париже не таков, как в Казани, держится смелее, независимее, не молится богу так яростно. Но он начинает и критически оценивать выдуманность книжных отношений героев, отделять великие произведения от посредственных.

  Ракамболь учил его быть стойким, герои Дюма внушали желание отдать себя какому-то важному делу. Он передает свои впечатления о Тургеневе, Вальтере Скотте. «Бурса» Помяловского похожа на жизнь иконописной мастерской «Мне так хорошо знакомо отчаянье скуки, перекипающее в жестокое озорство». Или «Диккенс остался для меня писателем, перед которым я почтительно преклоняюсь,- этот человек изумительно постиг труднейшее искусство любви к людям».

  Трудно назвать другие произведения, в которых вот так же подробно описывались бы книги, впечатление от них, их влияние на жизнь человека.
  Вдруг Алеше попадался «Демон» Лермонтова; пораженный, он читал его вслух - и происходило чудо в иконописной мастерской люди преображались, ходили потрясенные, задумывались над своим существованием, проникались добротой, тайком плакали.

  Воодушевленный, Алеша устраивал всякие представления, ему хотелось во что бы то ни стало «вызвать истинную свободную и легкую радость в людях!». И в этом проявлялся деятельный темперамент героя, горячее желание что-то сделать хорошее для людей.

  Конкретность книжных интересов героя исторична, он читает те книги, которые во многом характерны были для вкусов того времени; во книги лишь часть той исторической конкретности, какой полна трилогия. Это свойство горьковской прозы проявляется здесь особенно сильно. Быт донесен во всех его материальных подробностях. Видно, что люди ели, как одевались, что пели, как молились, как спали, как развлекались.

  В иконописной мастерской точно описаны стеклянные шары, налитые водою, подвешенные на бечевках к потолку. Они собирают свет лампы, отбрасывая его на доску иконы белым холодным лучом.
  Если он в лавке продает божественные книги и иконы, то известно, что это за книги и что за иконы.

  Алеша ловит птиц для продажи, и бабушка продает их за сорок копеек, а в базарные дни на рубль и более. Точные цифры в повествовании - необходимость, они мера труда и возможность прожить, герой помнит каждую заработанную копейку. Так же конкретно изображена у него и Нижегородская ярмарка, и работа в пекарне, в иконописной мастерской,- со всеми тонкостями, различиями византийских, и фряжских, и итальянских манер письма. Труд у Горького всегда физически ощутим, профессионально выверен, будь то несложный труд прачки, или приемы торговли, или красильное дело. Мало кто из писателей понимает необходимость так выписывать быт. Это не только художественный прием, в этом есть еще и сознание историчности пережитого. И действительно, подробности эти оказываются драгоценнейшими. Со временем они повышаются в цене, ибо сохраняют безвозвратно исчезнувшие приметы прошлого. Заслуга художника тут несомненна. В этом смысле горьковская трилогия развивает традиции русского реализма, таких вершин, как «Евгений Онегин», где энциклопедическая точность эпохи воплощена во всей конкретности ее бытия.

  Трилогия Горького повествует прежде всего о том, как, несмотря на все обиды и разочарования, росла у Алеши Пешкова любовь и вера в человека. Первым, кто вселил эти чувства, были не книги и не наблюдения, а прекрасная душа Акулины Ивановны Кашириной, балахнинской кружевницы, Алешиной бабушки. Она была человеком с талантом жизни, умеющая жить легко и добро, сея вокруг себя радость, восторг.перед жизнью. Ее любовь обогащала мальчика, насыщая крепкой силой для трудной жизни. Доброта ее талантлива и своеобычна, поскольку зиждется на художественности ее натуры. Она знала множество стихов, песен, да и сама сочиняла, рассказывала про Ивана-Воина, про Попа-Козла, Марию - грешницу египетскую... Счастье, что у Алеши Пешкова была такая бабушка. Она была опорой, духовной защитой от навалившегося на детскую душу деспотизма, «горячего тумана взаимной вражды», этого неумного племени Кашириных. Откуда только черпала эта женщина неистощимую свою любовь, свое терпение... «Выпивши, она становилась лучше темные ее глаза, улыбаясь, изливали на всех греющий душу свет, и, обмахивая платком разгоревшееся лицо, она певуче говорила

  Господи, господи! Как хорошо все! Нет, вы глядите, как хорошо-то все!

  Это был крик ее сердца, лозунг всей жизни».

  У нее был свой бог, свои отношения с религией, согретые той же деятельной заботой о людях. При всей покорности, смирении, в минуты опасности она могла храбро, умно, как никто другой, противостоять беде. Так она спасает и людей, и имущество при пожаре, бросаясь под ноги обезумевшему от огня коню, вынесла из пламени бутыль масла, чтобы не взорвалось, организовала соседей тушить амбар... Она ничего не боялась.

  Ласковость ее была неутомима, но с годами Алеша начинает ценить в ней и оптимизм, и легкость, с какой она переносит жизненные невзгоды, разорение, потерю богатства. Но видит он и другое - что светлая душа бабушки ослеплена сказками, «...не способна видеть, не может понять явление горькой действительности...». В ответ на его возмущение она единственное что могла сказать «Терпеть надо!» Проповедь терпения уже не удовлетворяла подростка. И только уже взрослея, после смерти бабушки, он сумеет полностью оценить жизненный подвиг этой женщины, поймет не то, что она не могла, не сумела, а то, чем она была - матерью всем людям.

  Злое и доброе, жесткое и нежное переплетаются непредвиденно, соседствуя не только в этой семье, но и внутри людей. Дед, деспот, самодур, олицетворение мещанского, дед, который, казалось бы, во всем противопоставляется поэтической натуре бабушки, этот дед в какие-то минуты преображается.

  Зверски, чуть не до смерти запоров Алешу, он приходит к постели больного мальчика и рассказывает ему о своей бурлацкой молодости на Волге. Да как рассказывает, и сколько в нем оказывается богатырской доблести «Быстро, как облако, дед рос передо мною, превращаясь из маленького сухого старичка в человека силы сказочной - он один ведет против реки огромную серую баржу».

  Диалектика души? Да, но не только это. Таким богатырем, вероятно, и полюбила его в молодости бабушка Алексея. Тем более горько видеть, как исподволь богатство, страсть к наживе перекашивают его душу. Самое, наверное, примечательное в этом образе - тот губительный процесс озверения, вырождения человечности, который происходит со старшим Катириным, с его сыновьями. И никакая доброта, душевность бабушки не могут спасти, остановить их.

  Пристально и беспощадно прослеживает Горький нарастающую патологическую скупость дедушки, как этот недавний богач теряет честь, достоинство, побирается по домам знакомых купцов,- и не от бедности, не ради куска хлеба, а из-за снедающей его алчности. Все человеческое исчезает, вытравляется. Дети, внуки, жена, семья, дружба - все теряет цену, отмирает с развитием этой неизлечимой болезни. Алеша не обличает его, бабушка питается объяснить, простить, но тем страшнее выглядит этот распад личности. Только ли патология, характер виной тому? Недаром бог его иной, чем у бабушки,- его бот грозный, карающий, а за ним видятся иные мерки жизни,- изменилось отношение к труду, отпала необходимость труда, а взамен не появилось ничего другого. Для Горького труд заключает всегда еще и моральную ценность,- труд воспитывает, труд лечит душу; отношением к труду, красотой труда учится Алеша мерить достоинство человека. Когда-то у деда была своя мудрость, и Алеша ценил его поучения «Учись быть самому себе работником, а другим - не поддавайся! Живи тихонько, спокойненько, а - упрямо! Слушай всех, а делай, как тебе лучше...» Его действительно все учат жить, каждый на свой манер, и в отрочестве и в юности «Первое не женись рано... Жить можно, где хочешь и как хочешь,- твоя воля! Живи в Персии - магометашкой, в Москве - городовым, горюй, воруй - все можно поправить! А жена - это, брат, как погода, ее не поправишь... нет! Это, брат, не сапог - снял да бросил».
  Люди появляются и исчезают, оставляя после себя что-то в душе, разбередив мысли, одарив нажитой житейской мудростью.
  И Алеша Пешков начинает понимать, что думы о жизни не менее тяжели, чем сама жизнь. Но от этой тяжести он отказаться не хочет. Он то и дело срывается, на него самого находят ослепляющие вспышки ненависти, и его подхватывает буйное злое озорство; юношеская чувствительность ко лжи толкает на выходки нелепые, дикие. Путь его вовсе не прям. Ошибки обидны, заблуждений множество. Вера покидает его. он то и дело срывается в разочарование, в отчаянье, вплоть до попытки самоубийства. Это вовсе не постоянное восхождение, приобретение и накопление мудрости. И тем более героична его борьба. Недаром Лев Николаевич Толстой удивился, слушая рассказы Горького «Вы все-таки добрый, имея право быть злым».
  Жизнь, которую описывает Горький - жизнь городская, нижегородская, казанская,- жизнь рабочих окраин, доходных домов, улиц, застроенных ремесленными мастерскими, лавками, трактирами. Это волжские пристани, ярмарка, двор, мастерская, где тут же и спят и едят. Нет сельских просторов л полей, природа отодвинута, она незаметна, она выключена из мироощущений. Место детских игр - улица, дворы, базары. В городе детям трудно уединиться. Городская жизнь непоэтична, некрасива, но зато люди здесь ближе и понятное. «Мне нравятся рабочие,- признается Горький,- я отчетливо вижу преимущества города, его жажду счастья, дерзкую пытливость разума, разнообразия его целей и задач».
  Вихрастый Алеша Пешков все больше ценит независимую уличную жизнь. Первые его приработки в помощь бабушке - и они типично городские он сдает ветошь, он ловит птиц, он таскает тес... Он видит, как живут, работают разные слои рабочего люда. В эти годы происходил энергичный процесс формирования российского пролетариата. И одновременно же росли силы классового протеста, появлялись фигуры революционеров, вроде постояльца Хорошее Дело. С какой симпатией вспоминается Алеше этот странный человек, мальчик не очень понимает, чем он занимался, но зато дед, чутьем собственника, учуял опасность, казалось бы, безобидного, исправного квартиранта.
  В этой обстановке духовное созревание подростка шло быстро, наблюдения над жизнью, столкновения с ней накапливали не по возрасту большой опыт. От детского восхищенья разбойниками, легендарным Егором Башлыком, от обиды на чудовищные несправедливости жизни начиналась у Алеши Пешкова работа осмысляющей себя силы протеста. В повести «Мои университеты» отроческие поиски завершаются логическим следствием университетами становятся нелегальные кружки, распространение литературы, типография,- путь сознательной революционной борьбы, которую юноша начинает в Казани.

  Все мучительнее переживает он расхождение между прозой жизни и литературой. Мир искусства, с его чистыми чувствами, умными словами, почти не соприкасается с тем пошлым, грубым, что каждодневно окружает героя. Снова и снова испытывает он разочарование, гнев, обращенный к тем, кто создает красивые иллюзии. В этом случае ему помогали не книги, а люди. Отзывчивые, добрые, мыслящие, юродствующие - но именно люди, соприкосновение с народной жизнью, мудрой в своем движении.

  Противоречия между идеалами и действительностью не снимались. Но в этих противоречиях открывались преимущества народной мысли «...редко встречались мне в книгах мысли, которые я не слышал раньше в жизни»,- замечает Горький, и это поразительное наблюдение не упрек литературе, а скорее благоговение к жизни.

  У Горького с детства был талант на красивых людей, он умел их находить. Среди героев трилогии они появляются один за другим непрерывной чередой, начиная от Цыганка, который подставлял свою руку под прут, защищая мальчика от побоев. В тяжелые минуты они обязательно приходят ему на помощь, спасая его веру в человека. Каждый из них прекрасен по-своему. Цыганок - весельчак, добр, бескорыстен. Повар Смурый - угрюм, но он человек высокой справедливости, думающий, читающий, одинокий, «отломившийся от жизни». Иконописец - личник Жихарев,- художник своего дела, человек запойный, и при этом душевный, тонко чувствующий стихи. Так же и другой мастер, Евгений Ситанов,- силач, умеющий жить в этой мастерской напряженной духовной жизнью. Он влюбился в «гулящую» девицу, которая «заразила его постыдной болезнью, но он не бьет ее за это, как советуют ему товарищи, а нанял ей комнату, лечит девицу и всегда говорит о ней как-то особенно ласково, смущенно». Или штукатур Григорий Шишлин, голубоглазый красавец, мечтатель и добряк. Или шорник, дивный певец Клещов...

  Сколько их, одаренных природой, талантливых душой, великолепных людей, расточали себя впустую, но сумели осуществить себя, спивались, чувствовали себя ненужными, гибли, убитые бессмысленностью существования. Одна за другой возникают перед Алешей женщины, окруженные сиянием детской, а затем юношеской его влюбленности. Девочка Людмила, «фарфоровая» закройщица, прекрасная Королева Марго, веселая, жизнелюбивая прачка Наталия Козловская... Одни дарили ему сердечность и сладкие мечты, другие приохотили его к чтению, доставали ему книги, научили любить стихи.

  Но пошлость, грязные пересуды, издевательства с какой-то непонятной злобой обрушивались и настигали этих женщин.

  Всей силой своего великого гуманистического дарования Горький восстает против грязи, хамства, гнусности в человеческих отношениях. Он не щадит и рабочих людей, обличая их бездуховность, все подлое, свинское, приниженное...

  С необъяснимой жестокостью издеваются дядья на глазах у Алеши над полуслепым мастером Григорием, подсовывая ему раскаленный наперсток. Отчим бьет ногами мать Алеши. Безвинно убивают топором чудесного крестьянина Изота. Спивается лучший каменщик Ардальон, с беспричинной злобой избивает он некогда веселую прачку Наталью. Маленький рыжий казак, так красиво поющий песни про Дон и Дунай, что Алеше он кажется лучше и выше всех людей, этот казак, опять же ни за что, зверски избивает женщину, свою любовницу, рвет на ней платье, голую валяет в грязи. Подобных сцен немало в каждой из повестей трилогии.

  Зачем же было выворачивать перед читателем художественной литературы все эти пакости жизни, изображать такие отвратительные черты своего народа, такие вызывающие ужас характеры, поступки, всю эту жестокость, злобу, изуверство? Горький и сам но раз ставит вопрос - нужно ли писателю рисовать эти свинцовые мерзости русской жизни?

  «И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе - стоит; ибо это - живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день. Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной... Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе - человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой».

  Даниил Гранин. Библиотека всемирной литературы т.147 М. 1975г.

• Добавлено: 18.1.2011
• Автор:

Автобиографическая трилогия Горького “Детство”, “В людях”, “Мои университеты” стоит в ряду тех его произведений, в которых писатель стремится воплотить многообразные художественные иска ния, выразить активный, жизнеутверждающий взгляд на жизнь.
Путь героя горьковской трилогии к революционному самосознанию далеко не был простым и прямолинейным, он воплотил сложность исканий истины человеком из народа. Основная мысль, цементирующая повествование, заключается в словах писателя: “Русский человек все-таки настолько еще здоров и молод душой, что преодолеет мерзость жизни”.
В повести “Детство” весьма значительное место отведено Акулине Ивановне и Хорошему Делу, а в повести “В людях” - повару Смурому и кочегару Якову. Эти люди оказали огромное влияние на формирование чувств и мыслей главного героя трилогии - Алеши Пешкова. В повестях они выделены как фигуры, значительные своей индивидуальностью, и в них в определенной мере олицетворены добрые и талантливые начала русского характера.
Духовный мир Алеши Пешкова населяли родственники и чужие люди, с которыми его столкнула тяжелая судьба. В формировании его сознания участвовали две силы, которые, казалось, были далеко не равны. Это силы зла и добра. В этих условиях возможность выбора в огромной мере зависела от ума Алексея, его характера, прирожденного умения наблюдать и воспринимать факты, явления жизни.
Прекрасной особенностью Алеши было восприятие доброго и красивого и отталкивание от злого и дрянного, отравлявшего атмосферу в доме Каши-риных и вне его. В этом смысле особенно харак-. терно противопоставление бабушки Акулины Ивановны и деда Каширина в сознании мальчика. Горький сохранил благодарную память о бабушке. Она воспитала в нем редкий дар - умение уважать и любить человека.
Если в первых частях трилогии Горький показывал характер героя главным образом в сопротивлении уродствам жизни, то в III части - “Мои университеты” - дальнейшее развитие характера раскрывается в процессе духовного и.идейного формирования. Характер Алеши Пешкова складывался не только в сопротивлениях окружающей среде; сопротивление это было связано и с переоценкой ценностей, почерпнутых из книг и рассказов людей, имевших на него влияние. При этом он хотел и стремился самостоятельно осмыслить сложные явления и факты жизни. Действительность, которую “осваивал” юноша Пешков, раскрывалась перед ним в противоречиях, и нередко враждебных. Но она же и хранила в себе истину, а до этой истины он добирался, составляя мнения о разных “учителях жизни”. И изображение героя в этих трудных идейных исканиях Горький как раз и связывает с судьбой народной, в то же время отодвигает на второй план собственное “я”. Идейный нерв автобиографических повестей - стремление писателя шаг за шагом показать крепнущее сознание ребенка, а позднее Алеши Пешкова, его человеческое самоутверждение в противоборстве с окружающей средой.

НО! Мы читали только Детство, поэтому о нем поподробнее!

Русская литература конца 19-начала 20 вв. Общая характеристика

С начала 1890-го года группа символистов провозгласила свое полное неприятие совр. им реализма, ошибочно отождествив его с материализмом и объективизмом. С тех пор началось противоборство 2-х худ. направлений. Модернисты подозревали чуждых себе писателей в неспособности проникнуть в сущность явления, в сухообъективистском отражении жизни. Реалисты отрицали «тёмный набор» мистических понятий, изощрённые формы новейшей поэзии. Молодой реализм обладал всеми признаками преобразующегося имущего и обретающего истину искусства. Его создатели шли к своим открытиям путём субъективных мироощущений, раздумий. Прозе 19-го века был свойственен образ чел. , воплощавший заветные мысли писателя. Из произведений новой поры почти исчез герой –носитель представлений писателя. Тут чувствовалась традиция Гоголя и Чехова. В произвед мл. современников Чехова героями стали «средней руки» интеллигенты, офицеры низших чинов, солдаты, крестьяне, босяки. О зыбкости их внутреннего состояния писали Куприн, Горький, Бунин. Андреев.Они обратились к загадкам самой природой человека. Предельно разрослось авторское начало в повествовании.План событий был упрощён, но пределы душевной жизни раздвинуты. Поэтому воспроизведение короткого отрезка времени разрасталось до крупных повествований («Гранатовый браслет» Куприна, «Братья» Бунина).С другой стороны, сложные темы представляли в скупой форме («Господин из Сан-Франциско» Бунина «Жизнь Василия Фивейского» Андреева)Новое поколение прозаиков обращалось к фольклорно --библейским образам и мотивам, мифологии разных народов.Произведения пронизывают авторские раздумья. Нет поучительных или пророческих интонаций. Реалистическая проза звала к дискуссии. Многие прозаики тяготели к р-зу в р-зе(Куприн, Горький) , к внутреннему противостоянию разных точек зрения (Сны Чанга» Бунина, «Иуда Искариот и др» Андреева). Сложное мироощущение писателей не укладывалось в структуру последовательного реализма. Прозе начала века свойственно укрупнение. символизация образов и мотивов. Анализ реальных процессов совмещался с романтической мечтой.Молодые писатели испытывали страстное влечение к классицистическому наследию России.

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

2 слайд

Описание слайда:

3 слайд

Описание слайда:

Задачи урока: Образовательная – рассказать учащимся о нелегкой жизни Горького, ознакомить с отрывками из автобиографической повести «В людях»; Развивающая – развивать речевую и мыслительную деятельность учащихся; Воспитательная – прививать чувства уважения к писателю, к его творчеству. Оборудование, наглядные пособия: портрет М.Горького, фотографии. Тип урока: комбинированный Методы: словесный, вопросно-ответная беседа, развернутые ответы.

4 слайд

Описание слайда:

Ход урока І. Организационный момент. Проверка готовности класса к уроку. ІІ. Проверка домашнего задания.

5 слайд

Описание слайда:

Что мы знаем о А.М. Горьком? Каким было детство Алексея Максимовича? Какие события из жизни будущего писателя помните из повести «Детство» ?

6 слайд

Описание слайда:

III.Объяснение новой темы. О жизни М.Горького. Рассказ сопровождается показом портрета М.Горького, фотографий домов, рисунков. Жил в Нижнем Новгороде мальчик Алёша Пешков. Отца у него не было, рос он в доме деда Каширина. Рано ощутил он тяжесть своей жизни. Алёша служил посудником на пароходе, работал у чертёжника, «мальчиком» в магазине обуви, занимался собиранием разного старья и ловлей птиц. Его избивали дома и «в людях» так, что однажды пришлось везти в больницу, и доктор вынул из тела сорок две щепки: били его в тот раз пучком сосновой лучины… И вот этот мальчик, пройдя бесконечно трудный и мучительный путь, стал писателем. Когда вышел его первый рассказ («Макар Чудра»), он подписался – Максим Горький. Он принёс в литературу не только чёрную правду о том, как жил униженный русский человек, но и призыв к лучшей жизни. Горький прошёл пешком почти половину России и везде видел страдания людей и несправедливость. В своих произведениях он рассказывал об этом. Горький написал три автобиографические повести: «Детство», «В людях», «Мои университеты».

7 слайд

Описание слайда:

8 слайд

Описание слайда:

9 слайд

Описание слайда:

10 слайд

Описание слайда:

Автобиографическая трилогия «Детство» (1913) «В людях» (1913-1916) «Мои университеты» (1925)

11 слайд

Описание слайда:

12 слайд

Описание слайда:

Горький выучился читать в шестилетнем возрасте, по церковной Псалтыри, под руководством деда, с радостным удивлением обнаружившего: «Память у него, слава богу, лошадиная». Бабушка приобщила его к фольклору, раскрыла красоту родного языка. Благодаря ей, он полюбил природу и с удовольствием ходил в лес, наблюдая, как бабушка разговаривает с травами и всем живым вокруг.

13 слайд

Описание слайда:

Действительно, после того как скончалась мать Алеши Пешкова (мальчику шел 12-й год), а еще раньше умер от холеры его отец, родной дед подростка, Василий Васильевич Каширин (владелец красильной мастерской), заявил, что не собирается кормить внука («Ну, Лексей, ты - не медаль, на шее у меня - не место тебе, а иди-ка ты в люди») и отправил его в магазин обуви «мальчиком». У деда в доме он вырос под властью патологического садиста. Дед его, Василий Каширин, однажды засекший его чуть ли не до смерти, избивавший бабку в молодости целыми сутками, отдыхавший и снова избивавший,- другого названия не заслуживает. Ситуацию усугублял двоюродный брат Саша, чувствовавший свое превосходство в возрасте. Он помыкал Алешей, в итоге мальчик готов был бежать куда глаза глядят. Фразой «И пошел я в люди» завершается эта повесть(«Детство») - финал явно обещает, что «в людях» Алешу ждало нечто еще более ужасное, чем в семье, да так оно и вышло отчасти.

14 слайд

Описание слайда:

Когда ребенок уже не ребенок, но до совершеннолетия еще далеко, его принято было называть на Руси отроком. Таким образом, период отрочества начинался уже с десяти-одиннадцати лет. Однако Максим Горький назвал свою повесть, посвященную жизнеописанию подростка Алеши Пешкова, к одиннадцати годам оставшегося круглым сиротой, совсем иначе – «В людях». Такое название говорит о многом: быть «в людях» означало жить у совершенно чужих людей, зарабатывая себе на жизнь очень тяжелым трудом.

15 слайд

Описание слайда:

Уже осенью 1879 года его отдали в «мальчики» в обувной магазин Порхунова на главной улице тогдашнего Нижнего - Большой Покровской. Порхунов запомнился ему как маленький человечек с водянистыми глазами и зелеными зубами, а также с дежурной фразой: «Мальчик должен стоять при двери, как статуй!» В обязанности Алеши входило встречать покупателей, но больше ему приходилось трудиться дома: он подметал пол, мыл посуду, ставил самовар. Ему приходилось вставать рано утром вместе с кухаркой, а ложиться спать очень поздно. Тоска охватывала мальчика, когда он ложился вечером в постель. Зимой обварил руку горячими щами, после чего попал в больницу. Пролежав там неделю и прожив лето дома, где все учащались ссоры бабушки с дедушкой, он поступил учеником к чертежнику и строителю Сергееву - правда, чертить ему не довелось (продолжение ниже).

16 слайд

Описание слайда:

Он был там мальчиком на посылках, чистил самовар, колол дрова, мыл полы и лестницы во всей квартире. Жизнь у Сергеевых была невыносимо скучна, и опять все дрались и ссорились.

17 слайд

Описание слайда:

С наступлением холодов Алексею вновь приходилось отправляться «в люди», ведь он уже не мог зарабатывать на жизнь ловлей птиц, как летом. Но где бы он ни оказывался – в магазине обуви, в чертежной мастерской – его ждала только тяжелая, «черная» работа, а возможности учиться не предоставлялось. До весны 1880 года Леша Пешков пробыл у Сергеевых, потом сбежал, поступил буфетчиком на пароход «Добрый», который иногда, вопреки своему названию, буксировал по Волге баржи с арестантами - до Камы, до Тобола, до Сибири. Много жизненного опыта получил подросток, случайно оказавшись работником на пароходе. Он стал свидетелем человеческой подлости и слабости, видел пьянство и разврат и мучился от сознания того, что в жизни люди совсем не такие, как описаны в книгах. Нет героев, а есть только трусы и подлецы.

18 слайд

Описание слайда:

Пароходный повар Михаил Акимович Смурый стал в русской литературе фигурой принципиальной: без него никакого писателя Горького не было бы. Это он привил маленькому буфетчику не любовь даже, а страсть к поглощению любых книг в произвольном количестве. Он заставлял Пешкова читать себе вслух - так Алексей ознакомился с «Тарасом Бульбой» и навсегда пленился им.

19 слайд

Описание слайда:

В тяжелой жизни Алеши находились, как видим, те, кто оставлял добрый след в душе мальчика. Когда-то Хорошее Дело впервые подтолкнул его к книге, позже Алеша брал книги у образованных женщин, одна из которых больше всего потрясла воображение героя. Это была красивая и гордая женщина, окруженная вниманием мужчин, но явно страдающая от внутреннего одиночества. Алеша называл ее Королевой Марго. Именно она привила ему вкус к хорошему чтению, дала возможность прочесть русскую классику, полюбить поэзию Пушкина, Тютчева, Одоевского: она считала, что нужно читать русские книги, чтобы знать русскую жизнь. Первую настоящую влюбленность испытал Алеша именно к Королеве Марго.

20 слайд

Описание слайда:

Однако ему пришлось продолжать свой тяжелый путь «в людях». Судьба занесла его даже в иконописную мастерскую, где он столкнулся с несправедливостью: видел, как обирают стариков, за бесценок покупая старинные книги и иконы. По вечерам Алеша читал вслух мастерам, собравшимся отдохнуть после работы. Только вот доставать книги было нелегким делом – иногда приходилось выпрашивать их как милостыню. При этом не раз слышал подросток от людей выражение «запрещенные книги», значения которого уяснить пока не мог.

21 слайд

Описание слайда:

В 1887 году, 16 февраля, умерла бабушка Акулина, проболев две недели,- упала на паперти, расшибла спину. Дед плакал на ее могиле, пережил ее на три месяца и умер 1 мая. А 12 декабря, купив за три рубля на базаре тульский пистолет с четырьмя пулями, покончил с собой сам Алексей Пешков. Правда, попытка эта оказалась неудачной - даже изучив в анатомическом атласе строение человеческой грудной клетки, он все-таки промахнулся, сердца не задел, пробил легкое. Но если человек решился на такое и выстрелил, причем ранил себя достаточно серьезно,- можно говорить не просто о попытке самоубийства, а о решительном расставании с прежней жизнью и прежним собой, вне зависимости от того, насколько удачным оказалось покушение. В самом деле, с этого момента для девятнадцатилетнего Пешкова что-то окончилось бесповоротно. Пожалуй, до декабря 1887 года он искренне пытался если не приспособиться к миру -то по крайней мере примириться с таким его устройством: неправильным, мучительным, отвратительным, но неизбежным. Раз он до такой степени чувствовал себя чужим всему этому - надо устранить себя. … в предсмертной записке он попросил вскрыть его тело, чтобы посмотреть, что за черт в нем сидит. К счастью, обошлось, - просто Пешков после неудавшегося самоубийства сделался другим человеком, твердо решившим не себя устранять, а мир переделать. Вот так он и родился заново - на долгую упрямую жизнь.

22 слайд

Описание слайда:

Слоняясь по городу, повзрослевший Алексей видел много мерзости в человеческой жизни, понимая, что еще несколько лет, и он сам станет таким, если не вырвется из этого провинциального«болота». К счастью для него, живущий недалеко гимназист Николай Евреинов уговорил Алешу отправиться в Казань, чтобы готовиться к поступлению в университет. Так заканчивается эта важная для каждого человека эпоха взросления. Рисуя страшный быт, «свинцовые мерзости» жизни городских низов, Горький показывает, как преодолевалась в сознании подростка распространенная в то время проповедь терпения, как закалялась у него и его сверстников воля и крепло желание противостоять злу и насилию. Писатель с психологической точностью воспроизводит стремление мальчика, а затем юноши к«красивой, бодрой, честной» жизни.

23 слайд

Описание слайда:

Конечно, автобиографизм повести очевиден: Горький писал о своей судьбе. Но он искренне считал свою биографию типичной для представителей народных низов. Однако писатель доверяет своему герою контакт с эпохой, хотя на плечи героя ложится груз исторической ответственности за все, что читатель видит в его судьбе. Так Максим Горький одним из первых показал конфликт человека и эпохи. В произведениях, написанных в советское время, но оставшихся за рамками официальной литературы, такой конфликт станет основным, как в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» или в повести А. Платонова «Усомнившийся Макар».

24 слайд

Описание слайда:

25 слайд

Описание слайда:

Б) Чтение учителем отрывка из повести «В людях». В) Работа над произношением слов: щёлкает, расправляется, волчьи, безошибочно, огорчения, впечатления. Г) Чтение отрывка «В лесу» учениками. См. «Мои университеты» с 6 слайда.

26 слайд

Описание слайда:

IV.Закрепление темы урока. А) Вопросно-ответная беседа с учениками. Как описывает лес Алёша? (синеватая мгла, изрезанная золотыми лучами солнца). Какое впечатление производит лес на Алёшу? (восторг, душевный покой и уют, забывалось всё плохое, исчезали все огорчения). Какой предстаёт перед нами бабушка Алёши? (она как хозяйка в лесу, от неё течёт тепло по лесу, всё хвалит, всё благодарит). Что вы можете сказать о её характере? (добрая, спокойная, любит и знает лес). Назовите лесных птиц, растений, животных, насекомых.

"О творчестве Горького", сборник статей под ред. И.К.Кузьмичева
Горьковское книжное издательство, 1956 г.
OCR сайт

Продолжение книги...

Т. A. MAPAXOBA. ИСТОКИ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ТРИЛОГИИ В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ М. ГОРЬКОГО

Трилогия М. Горького является первым классическим произведением автобиографического жанра в литературе социалистического реализма. Благодаря огромному познавательному и воспитательному значению этого произведения и его принципиально новым качествам как автобиографии социалистического реализма, представляет глубокий интерес не только анализ трилогии, но и вопрос о том, как зарождался и формировался жанр этого произведения, каково идейно-тематическое и художественное соотношение между первыми набросками автобиографии, датированными 1893 и 1894 годами, и уже сложившимся художественно-автобиографическим полотном трилогии.
Эти вопросы и являются основным предметом настоящей статьи.
Классическая литература прошлого и литература социалистического реализма знают много таких писательских талантов, творчеству которых необычайно присущ элемент автобиографизма. Одним из них является Горький. Автобиографические произведения в творчестве пролетарского писателя занимают очень большое место. Стоит хотя бы только указать на автобиографическую трилогию, на попытки создать ее в 90-е годы, на сборник рассказов «По Руси», а также на множество очерковых и автобиографических рассказов, написанных в разное время.
Выделяя специально в творчестве Горького произведения мемуарно-автобиографического характера, мы можем заметить, что интерес к ним у автора проявляется неравномерно. Есть такие периоды, когда в творчестве писателя почти отсутствуют произведения этого рода (с начала 900-х годов до 1911 г.). А есть периоды, когда субъективно-лирическое авторское начало присутствует во многих, н иногда даже в большинстве произведений. В этом плане особо следует выделить 90-е годы, 1912-1917 годы и отметить творчество Горького советских лет (1917-1936) с акцентом на 20-е годы.
Отсутствие субъективно-лирического начала в период с 1900 по 1912 годы объясняется одним из тех обстоятельств, которые долгое время мешали Горькому приступить к осуществлению замысла написать автобиографию. Ему не хотелось хоть чем-нибудь, хоть издалека походить на современных ему буржуазных писак, которые подавляли все важное и значительное в жизни утомительно длинными, нудными разговорами о своей внутренней опустошенной личности. В письме к Венгерову от 5 мая 1912 года Горький писал: «Неловко говорить о себе в то время, когда и так уж современное писательское «я» раздулось в литературе нашей серою тучей и совершенно закрывает социальные горизонты и бытовой пейзаж».
В период с 1912 по 1917 год Горький возвращается к автобиографическому жанру. Это определяется условиями нового революционного подъема в стране, когда нужно было прибегнуть к особенно убедительному материалу, чтобы помочь современникам осознать всю гнусность «свинцовых мерзостей» царской России, внушить ненависть к этой «живучей, подлой правде», убедить читателя в том, что в жизни все-таки должно победить «яркое, здоровое и творческое». Таким материалом и явились воспоминания писателя о своем прошлом. Поэтому в письме к Неведомскому от декабря 1911 года Горький писал: «Никогда еще перед честными людьми России не стояло столь много грандиозных задач, и очень своевременно было бы хорошее изображение прошлого, в целях освещения путей к будущему».
Интерес Горького к автобиографическому жанру не угасал и после октября 1917 года. Это объясняется желанием писателя рассказать советской молодежи, как жестоко и бесчеловечно было прошлое их отцов и дедов, чтобы она, эта молодежь, научилась ценить настоящее. Об этом свидетельствуют высказывания Горького, рассеянные по разным письмам тех лет.
Существеннейшей особенностью автобиографизма Горького является то, что писатель повествует не только и не столько о самом герое, сколько об окружающей его среде. Благодаря горьковскому «видению мира» автогерой своей личностью не заслоняет многообразия человеческих типов и драм, встречавшихся ему на его жизненном пути. Наоборот, в трактовке Горького они становились особенно выпуклыми, яркими. Эта особенность видна не только в зрелых произведениях писателя, но и в рассказах 90-х годов.
Говоря о «проходящем», странствующем по беспредельным просторам России, автор определяет его место среди страждущего народа. Особенно четко эта мысль выражена в сборнике рассказов «По Руси». Горький пишет в рассказе «Герой», что неисчислимы нити, связующие «его сердце с миром», и что этим «босым сердцем» он шел «по мелкой злобе и гадостям жизни, как по острым гвоздям, по толченому стеклу», и всех этих людей он чувствовал «как свое тело, а себя - сердцем этих людей» (М. И. Калинин).
Следует также отметить, что трилогия Горького как классический образец социалистической автобиографии прошла сложный процесс своего «конструирования» в тех малых и средних автобиографических повествовательных жанрах, которые обрамляют ее как бы со всех сторон. Все эти рассказы вместе с трилогией составляют целостную автобиографическую систему.
В настоящей работе мы остановимся на произведениях, написанных Горьким в 90-е годы, так как именно в них трилогия берет свои истоки.
Еще в ранний период творчества Горький пытался создать целостное автобиографическое полотно, о чем свидетельствуют «Изложение фактов и дум...» (т. 1, стр. 61-78), «Биография» (стр. 78-86). Но этим попыткам не суждено было в полной мере завершиться. Однако сам замысел автобиографии в начальный период творчества писателя не был случайностью. Он свидетельствует, что молодой Горький уже в 90-е годы, повидимому, начал, хотя и смутно, осознавать, что его жизненный путь имеет очень много общего с путем развития молодой России. Но выразить это великое общее в социально-философском плане он еще не был в состоянии в силу недостаточной творческой зрелости. В автобиографической же трилогии А. М. Горький уже предстал вполне сложившимся писателем, сумевшим слить в одно целое «правду художественную и правду научной мысли». А тем самым он сделал свою трилогию не только большим фактом искусства, но и очень важным источником познания мира, источником, основанным на глубоком понимании закономерностей общественно-исторического развития.
Но можем ли мы то же самое сказать применительно к первым пообам автобиографического жанра? Всегда ли мог молодой Горький ппевратить явление факта в явление большого искусства? Ответить на эти вопросы положительно нельзя. В этом плане очень показательно отношение автогероя к бабушке и матери.
И в «Изложении...», и в «Биографии» путь бабушки еще не осмыслен как путь многострадальной русской женщины. В автобиографической же трилогии этот обоаз дается через призму великой социальной поавды. Благодаря этому образ бабушки становится образом народной сказительницы, умеющей будить в человеке лучшие стороны души. Сказки же ее превращаются в источник народной мудрости, из которого Алеша Пешков черпает духовную силу.
Отношение автогероя к своей матери было продиктовано его личной обидой на нее, суровой к сыну и даже оставившей его у деда. Поэтому, рассказав в «Изложении...» о случайно подслушанном признании матери, что она не может любить сына, потому что он мешает ей жить («А с такой колодкой на ноге недалеко упрыгаешь»), Горький тут же замечает: «Едва ли когда я любил ее, а уважал, наверное, потому, что боялся».
Создавая же повесть «Детство», Горький сумел воспроизвести в памяти и расположить вокруг матери иной материал, характеризующий ее всесторонне, глубоко, психологически убедительно. Все случайное, нехарактерное было опущено. Благодаря этому факт действительности превратился в факт искусства.
В свою очередь это свидетельствовало также и о расширении роли вымысла в трилогии, что делало ее произведением истинно художественным. Художник и автобиограф здесь уже выступают на равных правах. К фактам и лицам Горький уже относится не просто как к запасам памяти, а как к материалу, которому можно придать определенную художественную ценность.
«Изложение...» же и «Биографию» в большей степени следует считать явлением факта, чем явлением искусства. Преобладание правды факта над правдой искусства в этих первых набросках автобиографии настолько значительно что они ближе стоят к мемуарам, чем к художественной автобиографии. По мере духовного роста пролетарского писателя, зревшего вместе с самым революционным, до конца последовательным классом, изменялось соотношение между автором и материалом, между правдой факта и правдой художественной. Дело в том, что Горький все больше и глубже осмысливал свой запас зчаний о мире как большой социальный материал, все тверже и увереннее становился в позицию борца и судьи обреченного на гибель мира. Потому и автобиографизм его приобретал все более наступательный и действенный характер. Авторское «я» из простого очевидца и слушателя превратилось в героя активного революционного действия. Соотношение же между автором и материалом изменилось таким образом, что суждение, рассказ и действие уже стали исходить от самого рассказчика, а сам он очень тесно сросся с повествуемым материалом. Внимание же к изображаемому миру не только не уменьшилось, а наоборот, возросло. Это видно как по автобиографической трилогии, так и по сборнику рассказов «По Руси».
Перейдем к вопросу о соотношении ранних автобиографических рассказов и набросков с трилогией по содержанию, а отчасти и по вопросам художественной формы.
В качестве исходного пункта укажем на то, что автобиографические произведения молодого Горького, воспроизводя определенные моменты жизни писателя, дополняют материал трилогии, являясь порой вариацией целых ее кусков, или представляют собой прямое продолжение периода «Моих университетов». К произведениям, дополняющим трилогию, следует отнести первые автобиографические опыты, из которых «Изложение фактов и дум...» соответствует по материалу периоду «Детства», «Биография» - периоду, описанному в повести «В людях». Эти два произведения являются, в известном смысле, вариантами первых двух частей трилогии. К дополняющим третью часть автобиографии следует отнести рассказ «Коновалов». Это произведение расширяет представление читателя о казанском периоде жизни А. Пешкова. Не должно смущать, что это произведение было написано чуть ли не за 20 лет до появления «Моих университетов», в которых, кстати, ничего не говорится об истории, поведанной в «Коновалове». Не без оснований можно предполагать, что жанр автобиографии, как и всякий иной жанр, имеет свои границы, а потому он не может вобрать в себя всего того обилия впечатлений о жизни, которыми автогерой был перенасыщен.
Большинство же автобиографических рассказов 90-х годов связано с впечатлениями Горького периода странствий по Руси и построено на материале личного знакомства его с даровитым, талантливым, красивым душой русским народом. Таковы рассказы: «Весельчак» и «Мальва» (период работы А. Пешкова в рыболовецких артелях на Каспии), «Вывод», «Ma-аленькая», «Крымские эскизы», отчасти «Коновалов», «На соли», «Мой спутник», «Макар Чудра» и др., повествующие о странствиях автогероя по украинским просторам, Черноморскому побережью, по Кавказу вплоть до Тбилиси. О предельной конкретности и убедительности этих рассказов свидетельствует то, что автор иногда приводит даты и указывает на места, где происходил тот или иной случай. Так в рассказе «Вывод», повествуя о жестоком наказании крестьянином изменившей жены, Горький замечает: «это я видел в 1901 году 15 июля в деревне Кандыбовке, Херсонской губернии Николаевского уезда». По идейному содержанию, по объекту изображения, по убедительности и конкретности повествования эти рассказы соотносительны с циклом рассказов «По Руси», писавшихся почти одновременно с первыми двумя частями трилогии.
Некоторые из рассказов, обладающие той или иной степенью автобиографичности, повествуют о нижегородском и самарском периодах жизни писателя - «Бабушка Акулина», «Зазубрина», «Женщина с голубыми глазами», «Несколько дней в роли редактора провинциальной газеты».
Немалое количество автобиографических рассказов Горького 90-х годов посвящено философским размышлениям писателя о смысле жизни («За бортом»), о задачах и качествах подлинно-народной литературы и борьбе с литературой лжи и обманов («Читатель», «О чорте», «Еще о чорте» и др.).
Особенно следует остановиться на произведениях, дополняющих трилогию, ибо они явились первой ступенью в деле определения писателем принципов подхода к автобиографическому материалу, в деле осмысления его отношения к тем персонажам, многие из которых вошли в автобиографическую трилогию.
Остановимся в плане этих рассуждений на рассказе «Бабушка Акулина», который, по нашему мнению, является в значительной степени также автобиографическим (т. 2, стр. 142-153). Если сравнивать образ бабушки в этом рассказе с ее изображением в «Изложении фактов и дум...» и «Биографии», то мы можем отметить, что в двух последних отрывках образ бабушки еще не обрел полной очерченности характера, в нем остается налет некоторой неопределенности. В этих отрывках мы видим лишь намек на то, какую правду исповедовала бабушка и каков был ее принцип отношения к людям. Мы никогда не видим ее участницей диких ссор из-за наследства, она не осуждает поведение дочери Варвары и даже готова принять ее незаконнорожденного ребенка, у нее всегда были ласковые глаза.
В рассказе «Бабушка Акулина» образ героини отличается уже той конкретностью и ясностью, которая приближает ее к тому, как она будет изображена в автобиографической трилогии. Маленькая, сгорбленная старостью нищенка, она живет не для себя, а для того, чтобы прокормить голодных обитателей босяцкой ночлежки. Не случайно полицейский Никифорыч зовет ее «святой душой на костылях», «матерью» бесприютных людей. Даже умирая, она говорила жадным, не любившим и издевавшимся над ней людям «дна»: «Я любила вас».
Во всем этом мы видим всепрощающую слепую любовь бабушки Акулины к людям без разбора, ее отвлеченный гуманизм. «Все мы люди одинаковые»,- говорила она. Не случайно сам Горький в конце этого рассказа пишет: «Так-то вот хоронили бабушку Акулину, воровку, нищую и филантропку с задней Мокрой улицы». Мы видим, что ее неразумный, всепрощающий гуманизм губит ее в конце концов, - ведь она разбилась, собирая милостыню для босяцкой голытьбы, «ко всему враждебной» и смотрящей на все с точки зрения «озлобленного скептицизма».
В рассказе «Бабушка Акулина» мы видим завершение судьбы героини. Материалом же и пафосом автобиографической трилогии Горький позднее будет утверждать, что жизнь Акулины Ивановны должна была пойти именно таким, а не другим путем. Зрелый автобиограф, он осуждал бабушку за то, что она равно жалела всех людей и просила для всех них у бога милости.
Однако следует подчеркнуть, что Горький смотрел на мир уже с точки зрения опыта первой русской революции и зреющего в стране нового революционного подъема. Потому осуждение классово-аморфной психологии бабушки в повестях «Детство» и «В людях» дано более резко и непримиримо, чем в 90-е годы, и сам ее образ стал более полнокровным и законченным, чем в первоначальных произведениях.
Образ бабушки в раннем творчестве был первоисточником этого образа в трилогии и в смысле портретной характеристики. И здесь и там это - женщина небольшого роста, с «большущим красным, изрытым морщинами носом, с обилием густых черных волос на голове. И еще у нее были глаза черные, большие, всегда, даже когда она сердилась на меня, ласковые» («Изложение...»).
Однако заметим, что только в автобиографической трилогии в портрете бабушки Горький подчеркнул то мягкое, шарообразное, цельное, что было присуще ей. Характеризуя бабушку в повести «Детство», Горький писал: «Вся она темная, но светилась изнутри - через глаза - неугасимым, веселым и теплым светом. Она сутула, почти горбатая, очень полная, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка,- она и мягкая такая же, как этот ласковый зверь» (т. 13, стр. 15).
О глубокой человечности и благородстве характера бабушки свидетельствует ее огромное благотворное влияние на духовный рост А. Пешкова, что мы видим и в первых вариантах автобиографии, и в окончательном ее тексте. Первую часть трилогии Горький даже хотел назвать «Бабушка». В «Детстве» Горький прямо говорит об этом ее влиянии: «До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала все вокруг меня в непрерывную нить, сплела в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком,- это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудовой жизни», (т. 13, стр. 15).
Образ деда в первых автобиографических набросках также является исходным в трактовке его в трилогии. Это мы видим и по его портретной характеристике - в обоих случаях он рисуется как злой, рыжий, с колючими зелеными глазами старик, - и по его внутренним качествам человека, в котором Алеша «сразу почувствовал... врага...» («Детство»).
Образы деда и бабушки явились для Алеши воплощением тех двух начал, которые помогли автогерою определить свое отношение к окружающей действительности, научили его ценить в ней все разумное, справедливое и ненавидеть все то, что мешало человеку свободно жить и дышать. Это воспитывало его, заставляя еще в детстве вступать в конфликт с темными, злыми силами. Правда, в «Изложении...» социальная трактовка этих злых сил крайне слаба; здесь еще даже отсутствует история восхождения деда от бурлака до хозяина-собственника. В «Биографии» социальная сторона вопроса становится более четкой. Однако в этих двух текстах в целом основная тенденция двух начал жизни в образах бабушки и деда вполне обозначена, хотя развернута только в трилогии.
Как и в трилогии, в «Изложении...» и «Биографии» ведущей является проблема формирования характера А. Пешкова как «непрерывно растущего человека». Однако в трилогии этот рост показан в плане становления характера будущего борца, писателя, человека нового духовного склада, являющегося выразителем интересов передовой русской нации. Рассматривая духовное развитие авторского «я» в вариантах мы еще не можем сказать со всей определенностью, что перед нами будущий передовой представитель русской нации, хотя прогрессивность и воинствующий дух присущи ему уже теперь. Эта недостаточная определенность объясняется прежде всего тем, что все окружающее дается Горьким в преломлении через личную обиду, а это затушевывает рост социального зрения в герое. Потому и «конфликт» его с окружающей средой носит пока частичный характер. Да и сам Алеша чувствовал себя жертвой родных, нежели общества.
Характерен в этом плане случай, происшедший во время свадьбы его матери. Еще до прихода гостей Алеша забрался под диван, желая проверить - вспомнят ли о нем в этот торжественный день. Тем самым он хотел рассеять в самом себе настроение заброшенности и одиночества. О нем действительно вспомнили, но через много часов. Однако никто не побежал искать его, напротив, мать и дед отозвались о нем недружелюбно, называя его «сорванцом» и «несуразным парнем». В трилогии же столкновения героя с окружающим осмысляются в плане социального конфликта личности с обществом.
Но уже в набросках «Биографии» в авторском «я» подчас ощутимы черты будущего передового человека. Горький пишет: «Я наполнял пространство картинами своей будущей жизни. Она всегда была скроена вся из поучительно добрых поступков. Вот я брожу с места на место и всем помогаю, уча грамоте и еще чему-то. Меня все любят и ласкают» («Биография»). Но пока что автогерой чувствовал себя все-таки «маленьким, бессильным мальчиком», которому «неоткуда ждать помощи...». Однако заслугой автогероя и симптомом пробуждения в нем человека нового духовного склада явилось то, что он не хотел мириться со своими бессилием и одиночеством. Он понял еще в период детства и особенно работы в людях, что человека создает его сопротивление окружающей среде. Эта мысль со всевозрастающей силой присутствует и в «Изложении...», и в «Биографии». Используя прием некоторой гиперболичности, Горький даже предполагает, что в первом крике только что появившегося на свет Алеши было заключено негодование и протест против несправедливой действительности. Алеша стремился сделать и сказать все наперекор этому мещанскому, своекорыстному типу жизни. Иногда это получалось по-ребячьи наивно, иногда даже довольно серьезно. Любопытна история с кражей крашеных яиц. Когда Алешу заподозрили в участии в этой краже, он отказался и даже побожился, - ему поверили. Когда дед порол Сашу Яковова за содеянное и за поклеп на Алешу, последний неожиданно признался, внутренне протестуя против того, чтобы дед хоть в чем-нибудь был прав. В «Биографии» автор замечает, что он «в скорости имел быть раздавлен жизнью». Чтобы избежать этого, он стремился «чему ни то научиться и приобрести себе точку опоры».
Однако содержание, которое вкладывалось в понятие противостоящей Алеше среды, было в первых набросках слишком узким, ограничиваясь, например в «Изложении...», представлением почти только об окружающих родных. Так, вспоминая о том, как Алеша, убежав из дома, лежал в саду, Горький пишет: «Мне нравилась эта отчужденность - в ней есть нечто льстящее самолюбию и подымающее человека выше его собратий. И всегда после двух-трех часов такого уединения мои родные казались мне похуже меня» («Изложение...»). В «Биографии» же понятие среды несколько расширяется, четче становится ее социальный состав. С одной стороны - это хозяева, у которых работал Алеша, его алчный дед, а с другой стороны «те интересные люди», с которыми он впервые встретился на пароходе. И в рассказах этих людей, «и в тоне их было столько теплоты, задушевности, хорошего и доброго, учившего меня понимать и любить человека».
Но только в автобиографической трилогии с высоты достижений пролетарской революции Горький выступил против той среды, под которой подразумевалось все буржуазно-дворянское общество. Потому в первой части трилогии «Детство» он заявляет: «...Правда выше жалости, и ведь не про себя я рассказываю, а про тот тесный, душный круг жутких впечатлений, в котором жил - да и по сей день живет простой русский человек» (т. 13, стр. 19). В «Моих университетах», чувствуя за плечами огромный жизненный и творческий опыт, писатель еще более глубоко осмыслил сопротивление своего автогероя социально-враждебной ему среде как важнейший закон развития здоровой человеческой личности в классово-антагонистическом обществе. Он писал: «Я не ждал помощи извне и не надеялся на счастливый случай, но во мне постепенно развивалось волевое упрямство, и чем труднее слагались условия жизни - тем крепче и даже умнее я чувствовал себя. Я очень рано понял, что человека создает его сопротивление окружающей среде» (там же, стр. 516).
Благодаря такому сопротивлению Пешков еще в детстве сумел отстоять свою личность от всяких пагубных влияний. Этому способствовало то, что он с раннего возраста был выломившимся из породившей его мещанской среды, хотя в «Изложении...», по сравнению с «Детством», этот процесс «выламывания» героя был менее ярко выражен. Горький пишет, что его автогерой, как и все мальчики мещанского круга, гулял на дворе, учился читать по часослову и псалтырю и писать на грифельной доске, бегал на улицу драться. Однако главным в характере Алеши было все-таки умение переламывать себя, чтобы не быть похожим на окружающих или не стать их жертвой. Так, например, в «Биографии» автор пишет: «Это (думы о жизни) доводило меня до слез, которые я тщательно скрывал, и рождало унылое, нелюдимое настроение, заставлявшее меня избегать людей, но я не избегал их и моей репутации веселого и живого парня, не портил, - смутно чувствуя, что я делаю не дурно, переламывая себя».
Хотя понятие среды и ограничено в первых вариантах автобиографии, тем не менее нельзя согласиться с Горьким; который пишет в «Изложении...», что Алеша «жил самой шаблонной жизнью ребенка зажиточно-мещанского круга». Жизнь маленького героя была скорее протестом против мещанских норм и правил жизни. Поэтому когда дядя Михаил, во время ссоры из-за наследства, замахивается на Варвару, мать Алеши, последний больно его кусает за икру ноги. И с этого момента Горький начинает «историю развития своей самостоятельности и уважения к себе» («Изложение...»). Мальчик всегда деятельно протестовал против побоев дедом бабушки. Однажды, защищая бабушку, он бросился на деда с кулаками, опрокинув по дороге зажженную лампу. «И таких случаев,- пишет Горький,- было много, и я всегда играл в них активную роль, вследствие чего бабушка полюбила меня еще более, а дед еще более не взлюбил» («Изложение...»). Не случайно, что В. Каширин называл внука «разбойником».
В «Биографии» герой уже пытается «вникать, уяснять, разлагать» жизнь, чтобы понять ее несправедливости. Поэтому матросы говорили о нем: «Дошлый мальчишка, Ленька этот». Результатом этого протеста и раздумий было лишь то, что у Алеши порой «больно сжималось сердце», ибо он еще не мог понять корней социального зла.
Все это в целом свидетельствовало о пробуждении в автогерое новой правды, уже отличающейся от правды бабушки, хотя еще и не совсем отпочковавшейся от нее, особенно в «Изложении...». Последнее подтверждается и «Детством», в котором автор вспоминает, что ему тогда «очень нравился бабушкин бог». В «Изложении...» говорится и о том, что Алеша пламенно ненавидел того бога, «подлую правду» которого исповедовали мещане.
Росту новой правды в автогерое способствовала все обостряющаяся в нем наблюдательность. Еще первые кошмарные впечатления детства разбудили в нем чуткую внимательность к людям. Все это наполняло его память впечатлениями, которые будут позднее осмыслены М. Горьким как «свинцовые мерзости» царской России, усиливало его энергию сопротивления окружающему. Эта наблюдательность не только отличала Алешу от мещанской среды, но и поднимала его над ней.
Герой трилогии стал особенно чуток не только и не столько к личной боли, сколько к боли других людей. Автор пишет в «Детстве»: «...точно мне содрали кожу с сердца, оно стало невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой». Благодаря этой социальной наблюдательности герой трилогии понял, например, что дед зол не по природе своей, а в силу каких-то особых жизненных обстоятельств. Эти обстоятельства жизни деда раскрываются как прошлое бурлака и водолива. И дед в воображении мальчика «быстро, как облако, рос... превращаясь из маленького сухого старичка в человека силы сказочной,- он один ведет против реки огромную серую баржу». Алеша понял, что злым его сделали условия буржуазного мира. В вариантах же трилогии дед - только неприятный человек, раздражительный неизвестно по какой причине.
В отрывках и в трилогии мы видим, что Алеша рос, не умея ничего забывать, хотя зреющий в нем протест и выливался пока в мальчишеском озорстве. В первой части трилогии он просто не примет наставлений бабушки жить только «детским разумом», не вникать в вопрос, «кто в чем виноват».
Таким образом, и в первых вариантах трилогии, и в ней самой герой шел к подлинно человеческой правде не путем отцов и дедов, а своим особым путем. Причем, несравненно большая сознательность и ясность этого пути в трилогии основывается на богатом революционном опыте самого писателя. Герой же «Изложения...» и «Биографии» больше ощущал жизнь, чем размышлял над ней. Потому только в «Детстве» так сильно, так значительно расхождение с бабушкиной правдой. В вариантах оно только намечается.
Останавливаясь на «Биографии», отметим, что здесь, хотя и эскизно, все-таки обозначены основные факты, определяющие развитие характера Алеши Пешкова - подростка, которые подробно развернуты в повести «В людях». Говоря об этих факторах, формирующих личность автогероя, выделим, прежде всего, труд. Являясь единственным средством существования, труд свидетельствовал и об особом социальном пути Алеши Пешкова, который несравним с жизнью героев всех классических автобиографий прошлого. В самом деле, для Н. Иртеньева (Л. Толстого), Багрова-внука (Аксакова), героя «Истории моего современника» Короленко и даже для Герцена («Былое и думы»), к традициям которого Горький был особенно внимателен, отрочество было временем систематического приобретения знаний в гимназии или дома. Сами герои были опекаемы и оберегаемы родителями от какого бы то ни было труда, да и нужды в нем не было никакой вследствие неплохой материальной обеспеченности семьи.
По «Биографии» мы узнаем, что Пешков работал мальчиком в доме чертежника, поваренком на пароходе, затем по воле обстоятельств он попадает мальчиком в иконописную мастерскую.
В повести «В людях» перечень работ, через которые прошел автогерой, несколько шире. Но дело не в размерах перечня, а в том, что как бы ни был порой унизителен и неблагодарен труд, он все-таки закалял характер Алеши, повышал его сопротивляемость среде, научил его ценить людей по их отношению к труду, проводить грань между работниками и хозяином.
Пройдя через многие разновидности физического труда, подросток почувствовал себя серьезным и взрослым не по годам. Об этом свидетельствуют те думы о жизни, которых особенно много в «Биографии». Сам автор вспоминает: «... я знал ее (жизнь) больше, чем всякий другой в мои лета» («Биография»). В повести «В людях» эта мысль развивается дальше: «Мне только что минуло 15 лет, но иногда я чувствовал себя пожилым человеком. Я как-то внутренне разбух и отяжелел от всего, что пережил, прочитал, о чем беспокойно думалось».
Труд расширял и связи Алеши с внешним миром, знакомил его с людьми разных социальных положений. Особенно много дало общение с людьми низов общества, с которыми он тесно сблизился во время работы на пароходе. Горький пишет об этом периоде своей жизни: «Мне нравилась эта бойкая, разнообразная впечатлениями жизнь с постоянной сменой лиц и картин природы». Алеша считал «непередаваемо хорошими и возвышающими душу» беседы с людьми на пароходе.
Общение с этой многообразной Россией позволило Пешкову познать жизнь так, как не могла ему рассказать об этом ни одна книга. Оно, это общение, породило в нем и великое чувство коллективизма, сведя к нулю даже малейшие признаки обособленности, которые, хотя и в очень малой степени, но все-таки чувствовались в «Изложении...». Он уже начал мечтать о том, чтобы быть «всем родным» и чтобы все были «родны и дороги» ему. Герой начинает мечтать о том, чтобы сделать свою жизнь полезной народу. «Я наполнял пространство картинами своей будущей жизни. Она всегда была скромна и вся из поучительно добрых поступков,- вспоминает Горький,- вот я брожу с места на место и всем помогаю, уча грамоте и еще чему-то» («Биография»).
Благодаря всему этому протест Пешкова против эксплуататорского мира начинает приобретать социальную окраску. Внутренним, боевым пафосом «Биографии», хотя еще и не во весь рост, но становится мысль, прозвучавшая в «Песни старого дуба»: «Я в мир пришел, чтобы не соглашаться». Но настоящих средств борьбы автогерой еще не знал, поэтому он доходит порой до отчаяния, ему становится «тошно и грустно», в голове иногда шевелились мысли о самоубийстве. Ему еще не под силу было разгадать «мутные пузыри человеческих отношений» в этом социально-несправедливом мире.
Но все-таки не эти мрачные настроения были основным в Пешкове, человеке труда, а его глубокая вера и торжество хорошего, доброго человека, «...публичные покаяния, - вспоминает автор рассказы людей на пароходе,- давали понять ясно и просто,- как не дадут 50 томов книг,- что человек все-таки хорош, и если он грязен и пошл, то это как будто бы не его вина, а так уж требуется кем-то или чем-то...» («Биография»).
Вторым решающим и направляющим моментом в развитии характера автогероя была книга. Правда, в противоположность повести «В людях», в «Биографии» не подчеркнута роль повара Смурого в приобщении Алеши к чтению. По этому отрывку мы видим, что он любил читать книги и до встречи с поваром. Очевидно, впоследствии материал памяти был более упорядочен.
Рассказывая об иной жизни, иных людях, книги не отрывали Алешу Пешкова от действительности, не превращали его в мечтательного романтика, а напротив, помогали ему разбираться в жизни, учили его, что надо любить и что ненавидеть. Хотя в «Биографии» эти мысли еще только намечены, тем не менее они послужили истоком для детальной разработки во второй части трилогии. Однако и здесь ясно указано на огромное воспитательное значение книг, призывавших равняться на их благородных героев.
Алеша уже тогда понял, что не все книги хороши, есть и такие, которые искажают жизнь. Горький писал, что о «жизни они не давали ни малейшего представления...» («Биография»).
Только в повести «В людях» Горький сумел глубоко осознать, что настоящие книги помогли ему понять, в период работы у хозяев, что он «не один на земле» и не пропадет, что таких, как он, на земле много.
Наконец, третьим определяющим началом в развитии Алеши Пешкова была природа. Природа возбуждала в мальчике необычайную восприимчивость к красивым началам в жизни, еще резче оттеняла мир социальных несправедливостей. Поэтому автор замечает, что «...нигде так хорошо и легко не думается, как в поле».
Работая на пароходе, Алеша наблюдал, что люди, с которыми он беседовал, созерцая картины природы, становились лучше, красивее, чище. Горький пишет: «И чем позднее становилось, тем более разговор утрачивал грубый, скотский характер и принимал более чистый, человеческий. Это объяснялось тем, что луна всегда так ласково и нежно обливала реку, и та мягким, примиряющим звуком плескалась о берега» («Биография»).
Однако, в отличие от трилогии, в «Биографии» слишком преувеличено значение природы для духовного роста Пешкова. Этим вовсе не отрицается важность ее для героя, но ведущими были все-таки факторы социального порядка - труд и чтение книг. Таким образом, хотя и менее конкретно, чем в автобиографической трилогии, Горькому все-таки удалось в «Изложении...» и в «Биографии» рассмотреть в Алеше Пешкове, ребенке и подростке, те положительные жизненные начала, которые потом приведут его в стан революционных борцов. Это было, несомненно, творческой удачей, молодого писателя, умевшего подходить к действительности с позиции философии активного отношения к жизни.
Однако из поля зрения автора выпали первые симптомы пробуждения в Пешкове творческой личности. В трилогии же этот вопрос занимает значительное место.
Наконец, очень кратко остановимся на некоторых моментах художественной формы первоначальных набросков автобиографии. Прежде всего, говоря о художественном методе этих произведений, следует указать, что они являются одним из первых этапов на пути М. Горького к социалистическому реализму. Поэтому наряду с реалистически верным изображением действительности, что составило истоки автобиографической трилогии, здесь встречаются и элементы романтики. Ведь и «Изложение...», и «Биография» писались в период наибольшего увлечения автором романтическим планом творчества.
О некоторой романтичности этих произведений свидетельствует недостаточная четкость социальных характеристик персонажей, порой перевес частной правды над правдой общественной, что мы видели в предыдущих главах. В этом плане следует указать и на некоторую суммарность, отвлеченность в анализе конкретных жизненных процессов. Потому, например, в вариантах недостаточно раскрыта история деда и бабушки. Непонятно, почему дед так зол, а бабушка пьет вино.
В отрывках даже присутствует условно-романтический образ некой Адели, пародирующий антигуманную мещанскую литературу и сатирически бичующий все то рабье, низменное, мелочное, что мешает видеть в человеке человека. Эта характеристика Адели вмещена в три-четыре фразы. При всей широте типических свойств этого образа в нем нельзя выделить ни одной конкретно-неповторимой черты. Горький пишет: «Адель! Ты, которая всегда так дурно перетолковываешь все, что я тебе ни скажу! Твой длинный нос, вытянутый тебе авторитетами и предубеждениями, привычками и предрассудками,- твой несчастный нос, рабски нюхающий суждения великих умов, - твой жалкий нос, за который тебя так часто водят разные шарлатаны,- этот феноменально тупой нос всегда при суждениях о ближнем чихает громко и резко и почти никогда не чихнет справедливо!
О Адель, Адель! Когда-то в моей чистой любви к тебе не было ни жалости, ни презрения, когда-то я, дурачок, полагал, что ты есть нечто самостоятельное не только в гадком и мелком, но и в прекрасном и великом, и ах, Адель, Адель! как мне было горько, когда я убедился, что ты не делаешь чести прекрасному и великому своим участием в нем» («Изложение...»).
Об элементах романтики в вариантах свидетельствует и то, что писатель слишком большое внимание уделяет природе, как важнейшему началу в деле формирования характера автогероя. Он находил утешение от неприятностей своекорыстного мира, только убежав ближе к птицам, траве, шороху листьев или созерцая красоты родной Волги. Так было и в те времена, когда он жил в доме деда и когда работал у хозяев. Писатель вспоминает: «Я лежал и иногда плакал о чем-то, а иногда стискивал зубы и, задерживая дыхание, вслушивался в шелест деревьев сада» («Изложение...»). Или, говоря о периоде своей работы на пароходе, автор замечает: «И чорт знает, до чего глупо и хорошо жилось под сладкую музыку из поэм природы с шопотом волны и звучных, детски чистых грез» («Биография»).
В плане романтики следует также отметить некоторую хаотичность в развертывании событий и даже туманность их изображения. Так, однажды ночью Алеша видит свою мать необыкновенно ласковой, внимательной и к нему, и к какому-то таинственному гостю, пришедшему к ней. И мальчик не может понять, да и читатель несколько затрудняется, происходит ли это во сне или наяву.
В сюжете «Изложения...» и «Биографии» мы должны отметить некоторую фрагментарность, отрывочность в развертывании событий жизни автора. Порой это придает им характер частичной композиционной нестройности, что объясняется еще недостаточной опытностью писателя.
Сюжет классических автобиографий обычно представляет собой строй жизненных обстоятельств, через которые проходит автогерой в определенные периоды своей жизни, обстоятельств, знакомых автору по его жизненному опыту. Именно такой сюжет положен в основу автобиографической трилогии самого Горького.
В набросках же автобиографии 90-х годов многие обстоятельства опущены, благодаря чему в изложении событийной канвы произведения мы видим явные пробелы. Здесь, например, мы мало узнаем о подробностях разорения деда. Можно даже подумать, что действие в «Изложении...» происходит только на Съезде, тогда как известно, что, став бедным, дед переехал на Полевую, потом на Канатную, затем в канавинские трущобы, ничего не говорится о вечерних сборищах, где бабушка рассказывала сказки. Совсем отсутствует и сормовский период жизни героя. «Биография» же начинается возвращением Алеши в дом чертежника Сергеева из больницы, а что было до больницы, как он попал в нее - это остается неизвестным. О работе его в модном обувном магазине мальчиком при дверях вовсе не говорится, как впрочем и о многом другом. Сам же отрывок завершается незаконченной фразой.
Многие образы, занимающие важное место в трилогии, в разбираемых набросках даже и не упоминаются. Таковы: образы Цыганка, мастера Григория, «Хорошего дела», королевы Марго и др. Очевидно, молодой писатель еще недостаточно четко продумал их значение в его жизни.
Большое место в сюжетной ткани трилогии занимают рассказы писателя, воспроизводящие воспоминания его родных и знакомых о давно прошедших и недавних временах, например, о молодых годах деда и бабушки, о кратковременном счастье отца и матери. Это подчеркивало соответствие сюжета естественному ходу жизни, в котором воспоминания рождаются непроизвольно или по контрасту с действительностью, или по аналогии с ней.
В «Изложении...» же и «Биографии» воспоминания близких и знакомых еще только намечаются. Они находятся здесь в еще небольшом количестве. Таковы, например, воспоминания бабушки и матери об отце Алеши.
Благодаря небольшому количеству отступлений о прошлом, хроникальная последовательность событий в набросках автобиографии почти совпадает с сюжетным расположением в них материала. Эта особенность сюжета «Изложения...» и «Биографии» приближает их к мемуарам, где так важна хроникальная последовательность событий.
Таким образом, сюжетная структура этих произведений более бедная, чем автобиографической трилогии.
Только в ней писатель сумеет через сложность сюжета передать сложность самой жизни, построенной на взаимоотношениях различных классов и общественных групп. Для художественного изображения этой сложности Горький в начале 90-х годов не обладал еще четким пролетарским сознанием.
Итак, мы видим, что «Изложение фактов и дум...» и «Биография» являются исходным моментом в создании автобиографической трилогии. Работая над ней, Горький многое из изображенного прежде отбросил, многое ввел вновь, сохраненное же доработал, расширил, глубже обдумал и изложил в более ясной художественной форме.

Детство Максима Горького, одного из лучших русских писателей, прошло на Волге, в Нижнем Новгороде. Звали его тогда Алешей Пешковым, годы, проведенные в дедовском доме, были насыщены событиями, не всегда приятными, что и позволило в дальнейшем советским биографам и литературоведам толковать эти воспоминания как обличительное свидетельство порочности капитализма.

Воспоминания о детстве зрелого человека

В 1913 году, будучи зрелым человеком (а ему уже исполнилось сорок пять лет), писатель захотел вспомнить о том, как проходило его детство. Максима Горького, к тому времени автора трех романов, пяти повестей, доброго десятка пьес и нескольких хороших рассказов, читатель любил. Отношения с властями у него были сложными. В 1902 году он - почетный член Императорской академии наук, но вскоре его лишили этого звания за подстрекательство к беспорядкам. В 1905 году литератор вступает в РСДРП, что, по всей видимости, окончательно формирует его классовый подход к оценке собственных персонажей.

В конце первого десятилетия была начата автобиографическая трилогия, которую сочинил Максим Горький. «Детство» - повесть первая. Ее начальные строки сразу настраивают на то, что написана она не для публики, жаждущей развлечений. Начинается она с тяжкой сцены отцовских похорон, которую мальчик запомнил во всех подробностях, вплоть до глаз, закрытых пятикопеечными монетами. Несмотря на жесткость и некоторую отстраненность ребячьего восприятия, описание по-настоящему талантливо, картина яркая и выразительная.

Автобиографический сюжет

После смерти отца мать забирает детей и везет их на пароходе из Астрахани в Нижний Новгород, к деду. Младенец, брат Алеши, в дороге умирает.

Принимают их вначале доброжелательно, лишь возгласы главы семейства «Эх, вы-и-и!» выдают былой конфликт, возникший на почве нежелательного замужества дочери. Дед Каширин - предприниматель, у него собственное дело, он занимается окраской тканей. Неприятные запахи, шум, непривычные слова «купорос», «фуксин» раздражают ребенка. Детство Максима Горького проходило в этой суматохе, дядья были грубы, жестоки и, по всей видимости, глуповаты, а дед обладал всеми замашками домашнего тирана. Но все самое тяжелое, получившее определение «свинцовых мерзостей», было впереди.

Персонажи

Множество бытовых подробностей и разнообразие отношений между персонажами незаметно чаруют каждого читателя, взявшего в руки первую часть трилогии, которую написал Максим Горький, «Детство». Главные герои повести разговаривают так, что их голоса, кажется, витают где-то рядом, настолько индивидуальна манера речи у каждого из них. Бабушка, чье влияние на формирование личности будущего писателя невозможно переоценить, как бы становится идеалом доброты, в то же время драчливые братья, охваченные алчностью, вызывают чувство брезгливости.

Хорошее Дело, соседский нахлебник, был человеком чудаковатым, но при этом, очевидно, обладал незаурядным интеллектом. Именно он учил маленького Алешу выражать мысль правильно и внятно, что, несомненно, повлияло на развитие литературных способностей. Иван-Цыганок, 17-летний подкидыш, воспитывавшийся в семье, был очень добрым, что проявлялось порой в некоторых странностях. Так, отправляясь на рынок за покупками, он неизменно тратил денег меньше, чем следовало предположить, а разницу отдавал деду, стремясь ему угодить. Как выяснилось, чтобы сэкономить, он приворовывал. Чрезмерное старание и привело к его преждевременной смерти: он надорвался, выполняя хозяйское поручение.

Будет лишь благодарность…

Читая повесть «Детство» Максима Горького, трудно не уловить то чувство благодарности, которое испытывал автор к людям, окружавшим его в ранние годы. То, что он получил от них, обогатило его душу, которую он сам сравнивал с ульем, наполняемым медом. И ничего, что на вкус он порой был горек, а на вид грязен. Отправляясь из опостылевшего дедова дома «в люди», он был достаточно обогащен жизненным опытом, чтобы не пропасть, не сгинуть безвестно в сложном взрослом мире.

Повесть получилась вечной. Как показало время, отношения между людьми, часто даже связанными между собой кровными узами, характерны для всех времен и общественных формаций.