Любовь Стрижак: театр может быть бомбой. Режиссер Владимир Панков: Я никогда не смотрю, я слушаю — Оправдались ожидания, когда увидели результат

Драматург Любовь Стрижак принадлежит к новейшему поколению авторов, чье имя только-только появляется на афишах. Она успела написать всего три пьесы, но все они уже имеют успех. К примеру, "Кеды" собрали аншлаг в Москве во время гастролей петербургского On.Театра, а по "Марине" идет спектакль в репертуаре "Гоголь-центра". Недавно Кирилл Серебренников вручил ей, Михаилу Дурненкову и Максиму Курочкину грант на написание пьесы. О том, как молодой драматург видит современный театр и что готов в него привнести, Любовь Стрижак рассказала корреспонденту РИА Новости Вере Копыловой.

ОТ ТЕАТРА БЫЛО ОЩУЩЕНИЕ УТОПИИ

— Любовь, насколько я знаю, вы родились и учились в Петербурге.

— Да, я в 2007 году закончила Академию театрального искусства в Петербурге: театроведческий факультет с экономическим уклоном. У меня не очень понятная специальность: то ли театровед, то ли менеджер. Оттуда выходят, на мой взгляд, растерянные люди — если только они изначально не заряжены на то, чтобы работать именно театральными менеджерами.

Худрук Центра драматургии и режиссуры Владимир Панков, недавно представивший новый спектакль «Кеды», рассказал в интервью сайт, почему режиссеру важно понять современность, прежде чем переходить к классике, как общаться с молодыми зрителями на их языке и что такое SounDrama.

Художественный руководитель Центра драматургии и режиссуры и студии SounDrama Владимир Панков известен и как актер, сыгравший более чем в 25 спектаклях и 15 фильмах, и как режиссер, на счету которого свыше 20 постановок и несколько престижных театральных премий: «Золотая маска» — в номинации «Лучшая работа режиссера в жанре оперетта-мюзикл» за спектакль «Машина», «Дебют-2003» — за вокальные партии в «Сладкоголосой птице юности», «Чайка» — за музыку к спектаклю «Двенадцатая ночь».

«Кеды» — третья работа молодого драматурга Любы Стрижак. Пьеса увидела свет в 2011 году. Спустя год она получила приз «Пьеса СегоДня» на Международном фестивале театра и кино «Текстура». Тогда же «Кеды» поставил театр «Практика». Затем свои сценические версии представили и в других городах (в частности, в On.Театр в Санкт-Петербурге).

Пьеса «Кеды» — о молодых людях, у которых много сил и возможностей, но которые никак не могут найти им применение, как будто им что-то мешает. По словам Любы Стрижак, такие есть в каждом поколении. Вот и 26-летний главный герой Гриша не готов к ответственности, поэтому расстался с девушкой, не работает: сидеть в офисе ради денег скучно и бессмысленно (и еще он очень боится стать похожим на своих родителей). Ему хочется только писать музыку и ходить с друзьями по вечеринкам. По сюжету Гриша собирается в магазин за кедами, и этот простой поступок изменяет его жизнь.

— Ч ем вас заинтересовали «Кеды»? Как решились ставить спектакль на волне популярности пьесы?

— А почему нет? Мы же ставим Антона Павловича Чехова. Любу Стрижак и ее тексты я знаю давно. Пять или шесть лет назад мне позвонил мой мастер Олег Кудряшов и предложил посмотреть эту пьесу. Его мнение очень важно для меня, у него безукоризненный вкус.

Пьеса похожа на советскую, есть даже пересечения с Вампиловым. В ней прекрасно отображены события, взаимоотношения между поколениями, сюжетные ходы, очень хорошие диалоги, интересная подача героев. Труппа восприняла предложение поставить «Кеды» прекрасно, ведь это о нас.

Вообще на современную драматургию я делаю большой акцент. SounDramа позволяет интересно построить развитие действия и музыкальные номера. Потом перейдем к советской драматургии, классике и античной драматургии. Так театр и ведем — от новой драматургии к архаике. Это наша стратегия развития.

— SounDrama — это не только название студии, но и жанр. Как можно его описать?

— Прежде всего это музыка, по законам которой строится мироздание. Это божественное, выше которого нет ничего.

SounDramа, с одной стороны, жанр, с другой — скорее синтез: драматический театр, балет, опера и цирковое искусство начинают сближаться. Со временем, думаю, понятия жанра как такового не будет вообще. В студии SounDrama мы легко жонглируем жанрами, текст пересекается с музыкой и пластикой, в спектакле есть черты мюзикла. Самое интересное, что это работает.

А начиналось все с андеграундных, маргинальных площадок. Был пройден путь до серьезных академических театров, таких как Большой драматический театр имени Г.А. Товстоногова (спектакль «Три сестры», 2017 год. — Прим. mos . ru ) или белорусский Национальный академический театр имени Янки Купалы (спектакль «Свадьба», 2009 год. — Прим. mos . ru ). И я понял, что SounDramа как жанр, как лодка, которую мы назвали и на которой плывем, уже есть. Хотя и говорят, что я придумал что-то свое.

— Почему так важно сначала разобраться в сегодняшнем дне?

— Пока артист, художник, режиссер не поймет, что происходит сейчас, он не может обращаться к прошлому. Большим подспорьем стало получение нами в этом году гранта Департамента культуры города Москвы на постановку современной пьесы. Это необходимый диалог, который надо выстраивать между творческими людьми и чиновниками.

О том же и пьеса — нужно учиться разговаривать. Она о потерянных поколениях, которые не могут договориться, об утрате преемственности, о попытке сближения, сейчас — минимальной. Молодые люди не хотят становиться преемниками, и это проблема. В русской литературной традиции всегда есть старейшина и молодой человек, который сдерживает амбиции, слушает, проявляя терпение и уважение. А тот, кто старше, должен понимать, что нельзя сильно давить. Что это значит? Есть хорошее слово «мера» — золотая середина. Надо стремиться ее соблюдать. Благодаря Любе Стрижак и ее пьесе я начал об этом задумываться.

— Ваш спектакль адресован скорее отцам или детям?

— Ко мне подходят родители и благодарят. Подходят их дети и тоже говорят спасибо. Значит, прежде всего — людям. Кто-то не воспримет спектакль, к этому тоже нужно быть готовым. Бывает, что в картинной галерее пролетаешь мимо одной картины, а у другой останавливаешься и можешь час простоять. Не потому, что она понравилась или не понравилась. Таков сегодня внутренний ритм, состояние души совпало именно с ней. А в другой раз картина, мимо которой проходил раньше, заставляет остановиться. Все субъективно: есть отклик именно сегодня или нет. Меня порадовало, что откликаются и взрослые, и молодежь. Но, естественно, доминирующая история молодежная.

Конечно, чтобы говорить на понятном молодежи языке, ей надо доверять ей. Если я не буду искренен, буду убежден в своей правоте, диалога не получится. Дело не в возрасте, а в человеческом факторе. Это я вынес из экспедиций по деревням, где общался со стариками. Сначала думал, что фольклор собираю, но я просто слушал, о чем они говорят, пусть даже простые, прописные истины. На самом же деле они учили меня жить.

Нужно преодолевать себя, бороться с собой, со своей гордыней, учиться сострадать. Тогда может установиться какой-то контакт.

— В 2016-м Сергей Соловьев выпустил фильм «Ке-ды» по рассказу Андрея Геласимова. Его герой перед армией тоже идет за кедами. Откуда этот образ в современной литературе?

— Кеды — дух времени, мы все их носим. Это слово есть в названии — и с ним уже множество ассоциаций. Это образ. Зачем рассуждать сверх того?

Я больше хочу подумать об этих ребятах, о том, что между ними происходит, как и что они переживают. Что внутри у этого, казалось бы, инфантильного героя, который не хочет бороться и жить? Он иногда груб, но в душе весь изломан, это защитная реакция. Он понимает, что потерял любовь, потому что недооценил, не сберег то, что было. Думаю, размышлять надо именно об этом.

— В аннотации к спектаклю говорится: «Постановщики попытались посмотреть на пьесу как на образцовое, давно признанное классикой произведение». Что это значит?

— Мы должны бережно относиться к тому, что происходит сейчас. Это некая дань уважения к традициям. Задача нашего театра — не только удовлетворять мои творческие амбиции, а открывать новые имена талантливых молодых режиссеров. Их сразу не возьмут в серьезные театры, это риск. А на нашей площадке можно экспериментировать.

И мы не уходим от отечественных традиций. В «Кедах» психологический театр соединен с музыкальным — это и есть классика.

— В спектакле действительно очень много музыки. По какому принципу ее подбирали?

— Музыка рождается во время репетиции. Специально ее никто не писал, это импровизация. Так музыка становится органичной частью действия наравне с драматургией, возникает драматургия в музыке.

— Актеры, соответственно, много поют и танцуют. Было ли это основным критерием отбора исполнителей главных ролей?

— Студия создавалась не по итогам кастинга. Ее участникам нравится существовать в музыке, не только говорить, но и петь. Для меня важно, чтобы артист в первую очередь был человеком, а я уже придумаю, как его минусы сделать плюсами. Для меня режиссура — это способность разглядеть талант в других. Когда понимаю, что актер талантливый, ищу ключик к нему, чтобы он расцвел. Как в саду. Если не заботиться о людях, как о цветах, никакого сада не будет. Часть труппы пришла со мной, когда меня назначили художественным руководителем театра. Через полтора года театр расцвел. Сейчас это уникальный коллектив, который может практически все.

— То есть актеры готовы к любым экспериментам?

— Это принципиально. Они должны уметь все. Понятно, что если артист не делает сальто назад, я не буду его просить. Но тогда я, как режиссер, обязан предложить ему то, что он сделает хорошо. Кроме того, мы готовим смену. Сейчас у меня курс в ГИТИСе, мастерская, где молодые артисты осваивают саундраму.

— В ваших «Кедах» появились действующие лица, которых нет в тексте. Например, The Rock Star — кто он?

— А вы читали ремарки в пьесе? Они потрясающие, написаны художественно, с большим юмором. Я подумал, что должен быть персонаж, который их озвучит. Это злой клоун, несостоявшаяся рок-звезда с соответствующим гримом, провокатор. Абсолютно шекспировский ход. Роль великолепно исполняет Ефим Колитинов.

— Главного героя, Гришу, играют братья-близнецы. Расскажите о них.

— Это Паша и Даня Рассомахины. Мы называем их «братья Камазовы», они лихие ребята, украшение театра. Оба окончили курс Валерия Гаркалина, с которым мы большие друзья. Он приводит своих подопечных к режиссерам, и я считаю это правильным. В «Кедах» заняты выпускники трех его курсов. Хочется дать им дорогу, чтобы они росли, становились звездами.

В пьесе есть моменты, когда Гриша будто раздваивается. Его спрашивают: «Ты в какую игру играешь?» Он отвечает: «Я играю в “Гришу-2”». Раз написано «Гриша-2», у нас есть Гриша-2. Здорово, что мы можем показать это, как бы взорвать пьесу изнутри.

Да, текст для постановки можно выбирать исходя из собственных амбиций, для артистов или для репертуара. Я иду от артистов — тогда театр живой. Каждый замысел должен воплотиться в свое время. И даже когда, как говорится, пишешь в стол, это не так. Каждая идея ждет своего часа, и у меня их всегда на 20 шагов вперед. Только когда у меня все соединилось с «Кедами», я сказал, что мы их поставим. Зато сделали спектакль меньше чем за месяц. Это был серьезный интенсив, работали с утра до ночи.

— Кто еще задействован в проекте?

— Это совместное творчество многих людей. Среди них хореограф Екатерина Кислова и композитор Сергей Родюков, которые работают со мной уже много лет. Константин Познеков, который отвечает за саунд-дизайн, появился недавно, но мы с ним на одной волне.

— Оправдались ожидания, когда увидели результат?

— Я никогда не смотрю, я слушаю. И конечно, доволен. Такая радость, такой праздник получился! А что касается результата, то вообще о нем не думаю. В первую очередь радуюсь энергетике и позитиву, когда вижу улыбающегося артиста на поклонах.

— Да. Действие не должно прерываться, чтобы сохранились эмоции и впечатление.

— В одном интервью вы сказали, что каждый ваш спектакль мог бы стать фильмом. А можно ли снять кино по «Кедам»?

— Да. У нас был такой опыт со спектаклем «Док.тор». Когда есть готовая музыка, динамика, почему бы это не использовать? Нам посчастливилось, что с «Док.тором» все сложилось. Я гораздо эффективнее работал благодаря тому, что ранее был спектакль. Причем с теми же артистами. Это тоже очень важно.

— Стали бы вы что-то менять, если бы появилась возможность снять фильм по «Кедам»?

— Нет. Разве что добавились бы интерьеры, экстерьеры, пейзажи, места действия. Ведь кино и театр не слишком отличаются. Единственное различие в том, что театр это живой организм, а кино — снял и переделать уже ничего не сможешь.

В ЦДР очередная премьера, новая постановка Владимира Панкова по пьесе Любы Стрижак "Кеды".
Усаживаемся на места, рядом со мной пара немолодых людей, мужчина с букетом цветов. Женщина спрашивает меня о связи названия спектакля "Кеды" с магазином KEDDO, партнером спектакля, на каждом стуле - визитка со скидкой на покупку в этом магазине. Говорю, вряд ли назвали в честь магазина, скорее, он помог театру из своих соображений. Спрашиваю, видела ли она другие спектакли Панкова или этого театра. "Да, видела, "Красной ниткой" и "Ромео и Джульетта". Поразительно - я увидела 12 лет назад, была потрясена до глубины души, рыдания меня просто душили. С тех пор Панкова уважаю, люблю и стараюсь смотреть то, что он ставит. Уникальный режиссер, у него всегда фонтан идей, музыкальных интерпретаций, его спектакли всегда наполнены страстью, эмоциональны, всегда звучат особым образом. Недавно посмотрела , тоже до слез.
"Кеды" - спектакль жесткий, тут плакать не довелось. Пьеса молодого питерского драматурга Любы Стрижак, конечно, не про кеды. И даже не про любовь. Скорее, про её отсутствие.

Молодой парень Гриша 26 лет (его играют два брата-близнеца Павел и Данила Рассомахины) живет с матерью (Наталья Худякова) и её мужем, отчимом Гриши (Григорий Данцигер). Отчим строит и жену, и пасынка, он военный по способу зарабатывать деньги и командир по способу существовать в семье.

В семейных сценах один из братьев Рассомахиных поверх джинсов одет в женское платье и ходит на каблуках, как и мать, так же прогибается перед отчимом - это материнская составляющая сына. Так делают дети из любви к матери и из желания не мешать её женскому счастью. Большой вопрос - счастье ли такие зависимые отношения. Но, как говорится, жизнь есть жизнь.
Владимир Панков разложил так суть ребенка на свою собственную и материнскую. Видеть это подсознательное раздвоение личности горько.

У Гриши есть девушка Катя (Анастасия Сычева), которая от него забеременела, но Гриша в отчаянии - он не хочет быть отцом.

Не имея родного отца, который мог быть примером для сына, выросший мальчик может превратиться в недомужчину, недоотца, в человека, не умеющего строить отношения с партнершей и нести за неё и детей ответственность.

Гриша чувствует свою пустоту, но сможет ли он что-то исправить в своей судьбе, если даже за кедами он шел-шел, да так и не дошел?

Казалось бы, история грустная.

Однако Панков не был Панковым, если бы не наполнил это содержание такой энергетикой, таким драйвом, таким количеством хорошей музыки, зажигающей зал, что становится не важным, что будет с Гришей: жизнь здесь и сейчас бьет вулканом. Каждый сам в состоянии решать, как ему жить. Всегда есть пустые гриши, всегда есть девушки, который носят под сердцем ребенка от одного мужчины, а отцом этому ребенку становится другой. Так было испокон веков, так будет всегда.

Сцена похожа на белый квадратный ринг. По две стороны друг напротив друга сидят зрители, по другие две стороны - музыканты, инструменты, источник звука и энергии. Актеры не то боксируют отношения, не то участвуют в передаче "Музыкальный ринг", когда-то востребованной на перестроечном тв.

Артистов в спектакле занято много, глаза разбегаются, на кого смотреть, кого слушать. Голоса настолько хороши, что "Голос" отдыхает. Музыканты и артисты зажигают зал не хуже, чем рок-группы на стадионах. Музыки много, чуть ли не концерт получился, отличная хореография, история рассказана современным, молодежным языком.

Драйвовый спектакль. Разве что ближе к финалу на монологах случились провисания ритма. Монологи героя важные, но что-то не стыкуется, внимание теряется именно на исповедальном.

Все артисты прекрасны! Костюмы, сценография, музыка, звуковое сопровождение - пока зрители рассаживаются, артисты стоят на сцене, дуют в трубочки, создавая булькающие звуки, - хореография, доходящая до акробатики, - спектакль очень динамичный, яркий, наполненный юношеской энергетикой, спектакль-концерт, оставляющий долгое послевкусие и дарящий радость, несмотря на тему.

Владимир Панков с командой создали очередной шедевр! :)

На поклонах

Л. Стрижак, «Кеды».
Театр «Практика» (Москва).
Режиссер Руслан Маликов, сценография Екатерины Джагаровой.

Пьеса молодого питерского драматурга Любови Стрижак, побывавшая в читке на всех знаковых фестивалях новой драмы, но получившая при этом приговор от писателя и журналиста Бориса Минаева («Октябрь», 2013, № 1), что, мол, удел ее — подвалы, в подвале и осела. «Кеды» в «Практике» поставил Руслан Маликов.

Поставил просто, ровно, хотя и не без затей. Но и не без идей тоже — ничуть не вмешиваясь в пресный (сколь ни перчил бы его крепким словцом автор) текст, Маликов предпочел выдать свое, режиссерское, поколенческое видение ситуации. И вот «для тех, кому за 30» там и сям разбросаны приветы, которые передает, не ведая того, представитель генерации двадцатилетних Гриша (Данила Шевченко). Вот сожитель матери привозит ему красную бейсболку, и это — эстафетная кепочка от Холдена Колфилда из «Над пропастью во ржи». И той же кепкой он позже помахал Ивану Мирошникову из шахназаровского «Курьера».

У Гриши, главного героя, работы нет, денег нет, желаний особых тоже нет. Он идет за кедами, попутно заняв на это денег. Формальный повод заставить себя хоть что-то в этой жизни делать, куда-то двигаться. Хотелось бы заглавием про эту одиссею сделать реминисцентное «За кедами» — но юмора тут тоже нет. Как и собственно одиссеи — нет для нее событий.

Эту бессодержательную жизнь в спектакле «расцвечивают» видеоэффектами — съемкой движения по трассе, крупным планом вращающегося велосипедного колеса, кляксами, таким трейнспоттингом (и Денни Бойлу с его «На игле» тоже привет). При этом полупрозрачный экран разделяет сцену вдоль (а больше на ней ничего, не считая установленных по бокам зеркал, и нет), и актеры то и дело попадают в кадр или оказываются за кадром. А порой и вовсе возникает эффект «прямого эфира»: подсвеченная мембрана работает как телевизор, и зритель словно наблюдает съемку скрытой камерой из служебного кабинета, частной квартиры или ночного клуба. Это отчасти любопытно, но занимает не больше, чем любая телепередача подобного рода — так и тянет переключить канал. И таково, к слову, общее впечатление, которое оставляют «Кеды», — словно в комнате для фона работает приглушенный телевизор, отвлекает тебя ровно на минуту-другую, но там, на экране, ничего не цепляет взгляд, и ты спокойно возвращается к своим делам и мыслям.

Сцена из спектакля.

И пусть красивые актеры красиво играют в красивом спектакле. Смотришь потому, что пришел, и забываешь, как только вышел, — судьба ни одного из персонажей не волнует больше чем на миг.

Отчасти причину этой пустоты приоткрывает и сам автор. Слова Стрижак приведены в программке: «Пьеса писалась на тему „герой“ для сборника „Ищу героя“». То есть внутреннего импульса, потребности рассказать что-то такое о своем поколении не было. Было формальное задание, столь же формально выполненное. «Зачтено», как скажут на семинаре по литмастерству. Но почему-то и зачитано. От «безрыбья»? Тут на ум приходит случай Дугласа Коупленда, которому так же формально поручили написать социологическую статью о современной ему молодежной субкультуре. Канадец подошел к заданию творчески — родился не просто теперь уже культовый роман «Поколение Икс», само поколение обрело и имя, и голос«.

В «Кедах» ни того, ни другого. Зато в попытке автора объяснить уже задним числом, в программке, смысл своего творения появляется третье — метафора о руках, которыми придется здесь и сейчас создавать новые ценности: «И очевидно, что одними из этих рук станут руки таких, как Гриша, Миша и Саша». Метафора превратилась в режиссерский прием: суетящаяся, мелко-мелко перебирающая руками, мать Гриши разбирает воображаемые сумки, сам Григорий при этом слушает музыку, расслабленно имитируя диджейские скретчи, его друг Миша (Данила Ариков) так же имитирует занятость на рабочем месте — барабанит по воздуху, будто по клавиатуре. А друг их Саша (Виталий Щанников) вообще ничего не делает — у него, судя по обрывкам фраз, влиятельная мама, потому он и ходит, преимущественно руки держа в карманах. Он, кстати, готовится стать отцом, но даже и здесь, что называется, палец о палец не ударил — ребенок у невесты от Гриши. С противоположным полом тут вообще отношения сложные — и с бывшей подругой, теперь Сашиной невестой, и с так и не ставшей даже приятельницей дочкой экс-начальника Гриша общается через систему установленных по краям сцены зеркал, что даже не понятно — себя ли рассматривает герой, или отражение так же любующегося напротив собеседника. Прическу ли поправляет, или пусть хотя бы так пытается прикоснуться к ближнему своему. Но прямого, физического контакта нет ни у кого ни с кем. Даже армрестлинг с бывшим уже боссом (Константин Гацалов) идет через разделяющий сцену экран. И по морде от него Гриша получает так же. И травку символически курят, сгибая и разгибая, как при заборе крови, руки.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра «Практика».

Руки как главный инструмент драматического актера — вообще отдельная тема в современной отечественной культуре. От кого пошел так называемый тренд, сейчас сказать трудно. Но вот в 2005 году Сергей Лобан снял драму «Пыль», где глухонемой герой «поет» цоевские «Перемены». Позже эту тему он всесторонне развил в «Шапито-шоу», а прием переняли студенты Школы-студии МХАТ в еще одной премьере этого сезона «Практики» — «Это тоже я», хором пропев все те же «Перемены». Руки как новое средство выразительности, и как не намек уже, призыв — ну делайте же, наконец, хоть что-нибудь!

И тут уже, возвращаясь к нашим «Кедам», напрашивается банальная сентенция про то, что Грише нужно всего лишь взять жизнь в свои руки. Но руки здесь предпочитают не марать. Вот друг его, к примеру, Миша: мечта у него не кеды, а гитара. И он ее купил — проявляется проекция шести струн, но играть не спешит. Даже трогать не позволяет. Да и зачем, когда весь смысл покупки — в покупке. Но более жесткую, в лоб, сатиру на общество потребления Маликов дает в сцене семейного обеда: собравшись за виртуальным столом, Гриша с матерью и ее сожитель поглаживают себе животы. Кто вяло и нехотя, кто энергично и жадно. Наблюдая, как «набивает свою утробу» Константин Гацалов (роли у него две, а вот в программке почему-то не заявлен) — он восседает во главе стола с обнаженным и мало, мягко говоря, привлекательным торсом, вспоминаешь про рукоблудствовавшего на площади Диогена Синопского: «Вот если б так живот погладить и насытиться», — говорил он.

Вот так и с «Кедами» — посмотреть-то можно, а смысл…

В театре «Практика» сыграли премьерный спектакль «Кеды» по пьесе молодого питерского драматурга Любы Стрижак в постановке Руслана Маликова. Это история нынешних двадцатилетних прожигателей жизни, проводящих время между ночными клубами и вечеринками с травкой, легкомысленных хипстеров, придающих внешнему виду больше значения, чем внутреннему содержанию.

Вот и главный герой пьесы Гриша (его очень органично играет молодой актер Данила Шевченко) все хочет купить себе кеды - это его единственное осмысленное желание, которое, впрочем, так и не осуществится. Все остальное его мало волнует: Гриша уходит с работы, потому что «надоело и неинтересно», вяло ссорится с матерью и отчимом, который привозит ему из командировки айфон последней модели, расстается с девушкой, ждущей от него ребенка, и даже не пытается приударить за дочкой начальника, явно к нему неравнодушной.

Он в принципе неплохой человек: вот и в детский дом ездит волонтерить, но тоже как-то механически, за компанию. В отличие от героев Сигарева или Клавдиева, жизнь не бьет его мордой об пол, внешне он вполне благополучен. Может, поэтому и не разделяет идеалов старшего поколения, которое занято исключительно благоустройством внешней стороны жизни и заколачиванием бабок. «Я в твоем возрасте имел уже три работы», - бросает Грише раздраженный начальник и легко укладывает его на обе лопатки. Гриша в свои 23 года совершенно инфантилен. Полное отсутствие мотивации к жизни и собственной воли делает его похожим на щепку, которую носит по волнам среди другого бытового мусора.

Герой пьесы «Кеды» - из поколения отказников, не только от армии, но и от жизни вообще. «Лучше быть голодным, чем есть всякую гадость, и лучше быть одному, чем с кем попало», - говорит он матери, которая потчует своего хамоватого сожителя салатом из крабовых палочек. Логически продолжая эту стратегию отказа, драматург приводит своего героя к нелепой смерти на баррикадах. Случайно оказавшись на митинге, он врезается на велосипеде в автозак, чтобы вызволить товарища, снимавшего разгон демонстрации на телефон. И, судя по всему, погибает.

Руслан Маликов в своей постановке отказывается от вещественной конкретики. Вместо декораций он использует полупрозрачный экран с ненавязчивым видео. Актеры тоже существуют на сцене в условной манере, их движения лишь стилизованы под бытовые действия - над этим поработал хореограф Сергей Землянский. Мать героя суетливо мельтешит руками, хлопоча по хозяйству. Его друг механически стучит по воображаемой клавиатуре, а он сам задумчиво вертит пальцами несуществующую пластинку на диджейском пульте, хотя вряд ли даже музыка захватывает его глубоко.

Встреча друзей и подруг тоже напоминает своеобразный балет: дуэли-дуэты сменяют пронзительные соло. В этих внутренних монологах некоторые из героев открыто признаются в своем одиночестве и неспособности любить, другие бравируют успехом, интересной работой, насыщенной жизнью, но их выдает слеза, бегущая по лицу на крупном плане видео. В итоге все они - феминистки и карьеристки, пофигисты и правильные мальчики - оказываются одинаково неприкаянными и несчастными.

В чем причина их внутренней опустошенности, толкающей порой на глупые подвиги, драматург не отвечает. Но хотя бы делает попытку зафиксировать ситуацию и понять поколение, которому «нечего больше желать» и некуда жить.

Свою пьесу Любовь Стрижак писала для сборника «Ищу героя». И с ужасом приходится признать, что такие вот отмороженные мальчики и неспособные к чувствам девочки не сегодня-завтра станут главными героями своего времени. Если, конечно, дух перемен, не заставит их свой внутренний неосознанный протест превратить в позицию и что-то изменить в этой жизни, в конце концов.