Страшные воспоминания девочки, выжившей в блокаду в ленинграде. Правдивая история блокады Ленинграда — дань уважения её жертвам
Блокада Ленинграда длилась ровно 871 день. Это самая продолжительная и страшная осада города за всю историю человечества. Почти 900 дней боли и страдания, мужества и самоотверженности. Через много лет после прорыва блокады Ленинграда многие историки, да и простые обыватели, задавались вопросом - можно ли было избежать этого кошмара? Избежать - видимо, нет. Для Гитлера Ленинград был "лакомым куском"- ведь здесь находится Балтийский флот и дорога на Мурманск и Архангельск, откуда во время войны приходила помощь от союзников, и в том случае, если бы город сдался, то был бы разрушен и стёрт с лица земли. Можно ли было смягчить ситуацию и подготовиться к ней заранее? Вопрос спорный и достоин отдельного исследования.
Первые дни блокады Ленинграда
8 сентября 1941 года, в продолжение наступления фашистской армии, был захвачен город Шлиссельбург, таким образом кольцо блокады замкнулось. В первые дни мало кто верил в серьёзность ситуации, но многие жители города начали основательно готовиться к осаде: буквально за несколько часов из сберкасс были изъяты все сбережения, магазины опустели, было скуплено всё, что только возможно. Эвакуироваться удалось далеко не всем, когда начались систематические обстрелы, а начались они сразу же, в сентябре, пути для эвакуации были уже отрезаны. Существует мнение, что именно пожар, произошедший в первый день блокады Ленинграда на бадаевских складах - в хранилище стратегических запасов города - спровоцировал страшный голод блокадных дней. Однако, не так давно рассекреченные документы дают несколько иную информацию: оказывается, как такового "стратегического запаса" не существовало, так как в условиях начавшейся войны создать большой запас для такого огромного города, каким был Ленинград (а проживало в нём на тот момент около 3 миллионов человек) не представлялось возможным, поэтому город питался привозными продуктами, а существующих запасов хватило бы лишь на неделю. Буквально с первых дней блокады были введены продовольственные карточки, закрыты школы, ввелась военная цензура: были запрещены любые вложения в письма, а послания, содержащие упаднические настроения, изымались.
Блокада Ленинграда - боль и смерть
Воспоминания о блокаде Ленинграда людей , переживших её, их письма и дневники открывают нам страшную картину. На город обрушился страшный голод. Обесценились деньги и драгоценности. Эвакуация началась еще осенью 1941 года, но лишь в январе 1942 года появилась возможность вывести большое количество людей, в основном женщин и детей, через Дорогу Жизни. В булочные, где выдавался ежедневный паёк, были огромные очереди. Помимо голода блокадный Ленинград атаковали и другие бедствия: очень морозные зимы, порой столбик термометра опускался до - 40 градусов. Закончилось топливо и замёрзли водопроводные трубы - город остался без света, и питьевой воды. Ещё одной бедой для осаждённого города первой блокадной зимой стали крысы. Они не только уничтожали запасы еды, но и разносили всевозможные инфекции. Люди умирали, и их не успевали хоронить, трупы лежали прямо на улицах. Появились случаи каннибализма и разбоев.
Жизнь блокадного Ленинграда
Одновременно с этим ленинградцы всеми силами старались выжить и не дать умереть родному городу. Мало того: Ленинград помогал армии, выпуская военную продукцию - заводы продолжали работать и в таких условиях. Восстанавливали свою деятельность театры и музеи. Это было необходимо - доказать врагу, а, главное самим себе: блокада Ленинграда не убьёт город, он продолжает жить! Один из ярких примеров поразительной самоотверженности и любви к Родине, жизни, родному городу является история создания одного музыкального произведения. Во время блокады была написана известнейшая симфония Д.Шостаковича, названная позже "Ленинградской". Вернее, композитор начал её писать в Ленинграде, а закончил уже в эвакуации. Когда партитура была готова, её доставили в осаждённый город. К тому времени в Ленинграде уже возобновил свою деятельность симфонический оркестр. В день концерта, чтобы вражеские налёты не могли его сорвать, наша артиллерия не подпустила к городу ни одного фашистского самолета! Все блокадные дни работало ленинградское радио, которое было для всех ленинградцев не только живительным родником информации, но и просто символом продолжающейся жизни.
Дорога Жизни - пульс осаждённого города
С первых дней блокады своё опасное и героическое дело начала Дорога Жизни - пульс блокадного Ленинград
а
. Летом - водный, а зимой - ледовый путь, соединяющий Ленинград с "большой землёй" по Ладожскому озеру. 12 сентября 1941 года в город по этому пути пришли первые баржи с продовольствием, и до поздней осени, пока штормы не сделали судоходство невозможным, по Дороге Жизни шли баржи. Каждый их рейс был подвигом - вражеская авиация беспрестанно совершала свои бандитские налёты, погодные условия часто тоже были не на руку морякам - баржи продолжали свои рейсы даже поздней осенью, до самого появления льда, когда навигация уже в принципе невозможна. 20 ноября на лёд Ладожского озера спустился первый конно-санный обоз. Чуть позже по ледовой Дороге Жизни пошли грузовики. Лёд был очень тонким, несмотря на то, что грузовик вёз только 2-3 мешка с продовольствием, лёд проламывался, и нередки были случаи, когда грузовики тонули. С риском для жизни водители продолжали свои смертельно опасные рейсы до самой весны. Военно-автомобильная дорога № 101, как назвали эту трассу, позволила увеличить хлебный паёк и эвакуировать большое количество людей. Оборвать эту нить, связывающую блокадный город со страной, немцы стремились постоянно, но благодаря мужеству и силе духа ленинградцев, Дорога Жизни жила сама и дарила жизнь великому городу.
Значение Ладожской трассы огромно, она спасла тысячи жизней. Теперь на берегу Ладожского озера находится музей "Дорога жизни".
Детский вклад в освобождение Ленинграда от блокады. Ансамбль А.Е.Обранта
Во все времена нет большего горя, чем страдающий ребёнок. Блокадные дети - особая тема. Рано повзрослевшие, не по-детски серьёзные и мудрые они изо всех своих сил наравне со взрослыми приближали победу. Дети-герои, каждая судьба которых - горький отзвук тех страшных дней. Детский танцевальный ансамбль А.Е. Обранта - особая пронзительная нота блокадного города. В первую зиму блокады Ленинграда много детей было эвакуировано, но несмотря на это по разным причинам в городе оставалось ещё много детей. Дворец пионеров, расположенный в знаменитом Аничковом дворце, с началом войны перешёл на военное положение. Надо сказать, что за 3 года до начала войны на базе Дворца пионеров был создан Ансамбль песни и танца. В конце первой блокадной зимы оставшиеся педагоги пытались найти в осаждённом городе своих воспитанников, и из оставшихся в городе ребят балетмейстер А.Е.Обрант создал танцевальный коллектив. Страшно даже представить себе и сопоставить страшные блокадные дни и довоенные танцы! Но тем не менее ансамбль родился. Сначала ребят пришлось восстанавливать от истощения, только потом они смогли приступить к репетициям. Однако уже в марте 1942 года состоялось первое выступление коллектива. Бойцы, успевшие повидать многое, не могли сдержать слёз, глядя на этих мужественных детей. Помните, сколько длилась блокада Ленинграда? Так вот за это немалое время ансамбль дал около 3000 концертов. Где только не пришлось выступать ребятам: часто концерты приходилось заканчивать в бомбоубежище, так как по несколько раз за вечер выступления прерывались воздушными тревогами, бывало, юные танцоры выступали в нескольких километрах от передовой, а чтобы не привлекать врага лишним шумом, танцевали без музыки, а полы застилали сеном. Сильные духом, они поддерживали и вдохновляли наших солдат, вклад этого коллектива в освобождение города трудно переоценить. Позже ребята были награждены медалями "За оборону Ленинграда".
Прорыв блокады Ленинграда
В 1943 году в войне произошёл перелом, и в конце года советские войска готовились к освобождению города. 14 января 1944 года в ходе общего наступления советских войск началась заключительная операция по снятию блокады Ленинграда . Задачей было нанести сокрушительный удар по противнику южнее Ладожского озера и восстановить сухопутные пути, связывающие город со страной. Ленинградский и Волховский фронты к 27 января 1944 года с помощью кронштадской артиллерии осуществили прорыв блокады Ленинграда . Гитлеровцы начали отступление. Вскоре были освобождены города Пушкин, Гатчина и Чудово. Блокада была полностью снята.
Трагичная и великая страница российской истории, унесшая более 2 миллионов человеческих жизней. Пока память об этих страшных днях живёт в сердцах людей, находит отклик в талантливых произведениях искусства, передаётся из рук в руки потомкам - такого не повторится! Блокаду Ленинграда кратко , но ёмко описала Вера Инберг, её строчки - гимн великому городу и одновременно реквием ушедшим.
В течение нескольких лет Ленинград находился в кольце блокады фашистских захватчиков. Люди остались в городе без еды, тепла, электричества и водопровода. Дни блокады - самое трудное испытание, которое жители нашего города выдержали с мужеством и достоинством..
Блокада длилась 872 дня
8 сентября 1941 года Ленинград был взят в блокадное кольцо. Оно было прорвано 18 января 1943 года. К началу блокады в Ленинграде не было достаточного количества запасов еды и топлива. Единственным путем сообщения с городом было Ладожское озеро. Именно через Ладогу пролегла Дорога жизни - магистраль, по которой в блокадный Ленинград доставлялись грузы с продовольствием. По озеру было сложно провезти количество еды, необходимое для всего населения города. В первую блокадную зиму в голе начался голод, появились проблемы с отоплением и транспортом. Зимой 1941 года умерли сотни тысяч ленинградцев. 27 января 1944 года, через 872 дня после начала блокады, Ленинград был полностью освобожден от фашистов.
27 января Петербург поздравит Ленинград с 70-летием освобождения города от фашистской блокады. Фото: www.russianlook.com
630 тысяч ленинградцев погибли
За время блокады от голода и лишений погибло свыше 630 тысяч ленинградцев. Эта цифра была озвучена на Нюрнбергском процессе. По другой статистике, цифра может достигать 1,5 миллиона человек. Только 3% смертей приходятся на фашистские артобстрелы и бомбежки, остальные 97% погибли от голода. Мертвые тела, лежащие на улицах города, воспринимались прохожими как обыденное явление. Большинство погибших в блокаду похоронены на Пискаревском мемориальном кладбище.
За годы блокады в Ленинграде погибли сотни тысяч людей. Фото 1942 года. Архивное фото
Минимальный паек - 125 граммов хлеба
Главной проблемой осажденного Ленинграда был голод. Служащие, иждивенцы и дети получали в период с 20 ноября по 25 декабря только 125 граммов хлеба в день. Рабочим полагалось 250 граммов хлеба, а личному составу пожарных команд, военизированной охраны и ремесленных училищ - 300 граммов. В блокаду хлеб готовили из смеси ржаной и овсяной муки, жмыха и нефильтрованного солода. Хлеб получался практически черным по цвету и горьким на вкус.
Дети блокадного Ленинграда умирали от голода. Фото 1942 года. Архивное фото
1,5 миллиона эвакуированных
За время трех волн эвакуации Ленинграда из города были вывезены в общей сложности 1,5 миллиона человек - почти половина всего населения города. Эвакуация началась уже через неделю после начала войны. Среди населения велась разъяснительная работа: многие не хотели покидать свои дома. К октябрю 1942 года эвакуация была завершена. В первую волну в районы Ленобласти были вывезены около 400 тысяч детей. 175 тысяч вскоре были возвращены обратно в Ленинград. Начиная со второй волны, эвакуацию совершали по Дороге жизни через Ладожское озеро.
Из Ленинграда была эвакуирована почти половина населения. Фото 1941 года. Архивное фото
1500 громкоговорителей
Доля оповещения ленинградцев о вражеских атаках на улицах города было установлено 1500 громкоговорителей. Кроме того, сообщения транслировались через городскую радиосеть. Сигналом тревоги стал звук метронома: его быстрый ритм означал начало воздушной атаки, медленный - отбой. Радиовещание в блокадном Ленинграде было круглосуточным. В городе действовало распоряжение, запрещающее отключать радиоприемники в домах. Дикторы радио рассказывали о ситуации в городе. Когда прекратилось вещание радиопередач, стук метронома все рано продолжал транслироваться в эфире. Его стук называли живым биением сердца Ленинграда.
На улицах города появилось более 1,5 тысяч громкоговорителей. Фото 1941 года. Архивное фото
- 32,1 °C
Первая зима в осажденном Ленинграде была суровой. Столбик термометра падал до отметки - 32,1 °C. Средняя температура месяца была - 18,7 °C. В городе даже не зафиксировали привычных зимних оттепелей. В апреле 1942 года снежный покров в городе достигал 52 см. Отрицательная температура воздуха стояла в Ленинграде более полугода, продержавшись до мая включительно. Отопление не поступало в дома, были отключены канализация и водопровод. Прекратилась работа на заводах и фабриках. Главным источником тепла в домах стала печка-«буржуйка». В ней сжигали все, что горело, в том числе книги и мебель.
Зима в блокадном Ленинграде была очень суровой. Архивное фото
6 месяцев осады
Даже после снятия блокады немецкие и финские войска в течение полугода осаждали Ленинград. Выборгская и Свирско-Петрозаводская наступательные операции советских войск при поддержке Балтийского флота позволили освободить Выборг и Петрозаводск, окончательно отбросив противника от Ленинграда. В результате операций советские войска продвинулось в западном и юго-западном направлении на 110-250 км, и Ленинградская область была освобождена от вражеской оккупации.
Осада продолжалась еще полгода после прорыва блокады, но в центр города немецкие войска не пробились. Фото: www.russianlook.com
150 тысяч снарядов
Во время блокады Ленинград постоянно подвергался артобстрелам, которых было особенно много в сентябре и октябре 1941 года. Авиация совершала по несколько налетов в день - в начале и в конце рабочего дня. Всего за время блокады на Ленинград было выпущено 150 тысяч снарядов и сброшено больше 107 тысяч зажигательных и фугасных бомб. Снарядами было разрушено 3 тысячи зданий, а повреждено больше 7 тысяч. Около тысячи предприятий были выведены из строя. Для защиты от артобстрелов ленинградцы возводили оборонительные сооружения. Жители города построили больше 4 тысяч дотов и дзотов, оборудовали в зданиях 22 тысяч огневых точек, возвели на улицах 35 километров баррикад и противотанковых препятствий.
Эшелоны, перевозившие людей, постоянно атаковались немецкой авиацией. Фото 1942 года. Архивное фото
4 вагона кошек
Домашних животных в январе 1943 года привезли в Ленинград из Ярославля для борьбы с полчищами грызунов, грозивших уничтожить запасы продовольствия. В только что освобожденный город прибыло четыре вагона дымчатых кошек - именно дымчатые кошки считались лучшими крысоловами. За привезенными кошками сразу же выстроилась длинная очередь. Город был спасен: крысы исчезли. Уже в современном Петербурге в знак благодарности животным-избавителям на карнизе домов на Малой Садовой улице появились памятники коту Елисею и кошке Василисе.
На Малой Садовой есть памятники кошкам, спасшим город от крыс. Фото: АиФ / Яна Хватова
300 рассекреченных документов
Архивный комитет Санкт-Петербурга готовит электронный проект «Ленинград в осаде». Он предполагает размещение на портале «Архивы Санкт-Петербурга» виртуальной выставки архивных документов по истории Ленинграда в годы блокады. 31 января 2014 года будут опубликованы 300 отсканированных в высоком качестве исторических бумаг о блокаде. Документы будут объединены в десять разделов, показывающих разные стороны жизни блокадного Ленинграда. Каждый раздел будут сопровождаться комментариями специалистов.
Образцы продовольственных карточек. 1942 г. ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 20. Д. 53. Подлинник Фото: ЦГАИПД СПб
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
© АиФ / Ирина Сергеенкова
©
В книге «Неизвестная блокада» Никиты ЛОМАГИНА Элеонора ХАТКЕВИЧ нашла фото брата
«Приходилось есть даже землю»
Маршруты ее жизни удивительны: по линии матери прослеживаются немецкие корни, в шесть лет выжила в блокадном Ленинграде, работала в Карелии и Казахстане, а ее мужем стал бывший узник концлагеря в Озаричах…Когда я родилась, акушерка сказала, как в воду глядела: непростая судьба уготована девочке. Так и вышло, - начинает рассказ Элеонора Хаткевич. Живет моя собеседница одна, дочь с зятем - в Вилейке, помогает ей соцработник. Из дома практически не выходит - сказывается возраст, проблемы с ногами. О происходившем более 70 лет тому назад помнит в деталях.
Ее дед по материнской линии, Филипп, был родом из поволжских немцев. Когда в 1930-е там начался голод, он эмигрировал в Германию, а бабушка Наталья Петровна с сыновьями и дочерью Генриеттой, матерью Элеоноры, перебралась в Ленинград. Прожила недолго - попала под трамвай.
Отец Элеоноры, Василий Казанский, был главным инженером завода. Мать работала в отделе кадров института. В канун войны ее 11-летнего брата Рудольфа отправили в пионерский лагерь в Великих Луках, однако тот вернулся до начала блокады. В воскресенье, 22 июня, семья собиралась ехать за город. Со страшным известием пришел отец (он спускался в магазин купить батон: «Жинка, никуда не едем, война началась». И хотя у Василия Васильевича была бронь, сразу направился в военкомат.
Мне запомнилось: перед тем как уйти в ополчение, отец принес нам мешочек чечевицы килограмма на два, - рассказывает Элеонора Васильевна. - Так и стоит в глазах эта чечевица, похожая на таблетки валерьянки… Тогда мы жили скромно, никакого изобилия продуктов, как в наши дни.
Генриетта-Александра и Василий КАЗАНСКИЕ, родители блокадницы
У блокадницы привычка: мука, крупа, растительное масло - всего должно быть дома с запасом. Когда был жив муж, подвалы всегда были заставлены и вареньями, и соленьями. А когда умер, раздала все это бездомным. Сегодня, если не съедает хлеб, подкармливает соседских собак. Вспоминает:
В голодные блокадные дни приходилось есть даже землю - ее приносил брат со сгоревших Бадаевских складов.
Она бережно хранит похоронку на отца - его убили в 1942 году…
В центре - Рудольф КАЗАНСКИЙ
Но это было позже, а потери в семью война принесла уже в августе 1941 года. Шестого числа был сильный обстрел Ленинграда, мамин брат Александр в тот день лежал больной дома. Был как раз день его рождения, и Эля с мамой пришли его поздравить. На их глазах взрывной волной больного отбросило к стене, он умер. Жертв тогда было много. Девочке запомнилось, что именно в тот день при обстреле убило слона в зоопарке. Ее брата спасло то ли чудо, то ли счастливая случайность. Вышло так, что накануне Рудик принес найденную где-то каску. Мать ругала его, мол, зачем всякое барахло в дом тянешь. Но он ее спрятал. И вовремя надел, когда над городом появились «юнкерсы» со смертельным грузом… Примерно в то же время попыталась спастись семья еще одного брата матери, Филиппа. У них был дом под Санкт-Петербургом и трое детей: Валентина окончила третий курс судостроительного института, Володя только собирался поступать в институт, Сережа был восьмиклассником. Когда началась война, семья попыталась эвакуироваться с другими ленинградцами на барже. Однако суденышко потопили, и все они погибли. Остался на память единственный снимок брата с женой.
«Крошки - только Элечке»
Когда их собственный дом полностью разбомбили, семья Элеоноры оказалась в бывшем студенческом общежитии. Генриетта Филипповна, которую в семье называли Александрой, сумела найти после бомбежки на месте своей квартиры только несколько старых фотографий. В первое время после начала блокады она ходила убирать трупы с улиц - их складывали в штабеля. Большую часть своего скудного пайка мать отдавала детям, поэтому слегла первой. Выходил за водой и хлебом только ее сын. Элеоноре Васильевне запомнилось, что в те дни он был особенно ласковым:Мамуленька, я только понюхал кусочки два раза, а крошки все собрал и вам принес…
Элеонора Васильевна собрала много блокадных книг, в одной из них она наткнулась на фотографию брата, набирающего воду в полузамерзшем ручье.
По Дороге жизни
В апреле 1942 года Казанских закутали в чужие тряпки и вывезли по Дороге жизни. На льду была вода, ехавший за ними грузовик провалился, а детям взрослые прикрыли глаза, чтобы не увидели этого ужаса. На берегу их уже ждали в больших палатках, дали пшенной каши, вспоминает блокадница. На вокзале выдали по две буханки хлеба. 
Эля КАЗАНСКАЯ на довоенном фото
- Детям сделали рентген, и врач сказала маме: «Наверное, ваша девочка много чаю пила, желудочек большой, - плачет собеседница. - Мать ответила: «Невской воды, только ею спасались, когда хотелось есть».
Многие прибывшие вместе с ними ленинградцы умирали с куском хлеба во рту: после голода нельзя было есть много. А брат, никогда не просивший поесть в Ленинграде, в тот день умолял: «Мамочка, хлебца!» Она отламывала по маленькому кусочку, чтобы ему не стало плохо. Позже в мирное время Александра Филипповна говорила дочери: «В жизни нет ничего страшнее, чем когда твой ребенок просит есть, и не лакомства, а хлеба, но его нет…»
Выбравшись из блокадного города, семья попала в госпиталь, заново учились ходить «по стеночкам». Позже эвакуированные попали в Кировскую область. У Акулины Ивановны, хозяйки дома, где они жили, муж и дочка были на фронте:
Бывало, испечет круглый хлеб, режет его ножом-полусерпом, наливает козье молоко, а сама на нас смотрит и плачет, такие мы худые.
Был случай, когда только чудом Рудольф не погиб - его затянуло в механизм сельхозмашины. За давностью лет ее точное название Элеонора Васильевна не помнит. Зато в памяти осталась кличка коня, за которым она помогала ухаживать, когда семья перебралась в Карелию на лесозаготовки, - Трактор. В 12-13 лет она уже помогала матери, трудившейся в колхозе. А в 17 лет вышла замуж и родила дочку. Но замужество оказалось большой бедой, что заранее чувствовала и ее мать. Помучавшись несколько лет, Элеонора развелась. В Молодечно ее позвала подруга, уехали вместе с маленькой дочкой Светой. Ее будущий муж, Анатолий Петрович Хаткевич, работал тогда начальником гаража, познакомились на работе.
В одиннадцать лет с матерью и сестрой он оказался в концлагере под Озаричами, - продолжает Элеонора Васильевна. - Лагерь представлял собой огороженное проволокой голое пространство. Муж рассказывал: «Лежит дохлый конь, рядом вода в луже, и из нее пьют…» В день освобождения с одной стороны отходили немцы, с другой - шли наши. Одна мать узнала сына среди подходивших советских солдат, крикнула: «Сынок!..» И на его глазах ее подкосила пуля.
Сошлись Анатолий и Элеонора не сразу - на некоторое время бывшая ленинградка уехала к брату на целину. Но вернулась, и на Новый год пара расписалась. Впереди ждало непростое испытание - любимая дочка Леночка в 16 лет умерла от рака мозга.
Прощаясь, Элеонора Васильевна обняла меня как родную - мы ровесницы с ее внучкой:
На второй день после похорон мужа к нам на балкон прилетели два голубя. Соседка говорит: «Толя и Леночка». Я покрошила им хлеба. С тех пор каждый день прилетают по 40 штук. И я кормлю. Перловку, овсянку покупаю. Приходится каждый день балкон мыть. Однажды попробовала прекратить, пью чай, они в окно стучат. Не выдержала. Я голод испытала - как я могу их оставить?..
Интересное исследование неизвестной стороны жизнь в блокадном Ленинграде. Об этом не говорили, это не афишировали - но выжившие знали и помнили....
В осажденном Ленинграде существовали рынки, хотя подвоз продуктов на них практически прекратился. Стихийная, вольная торговля в городе не только не исчезла, но неудержимо увеличивалась в масштабах, реагируя на колоссальную нехватку продуктов фантастическим ростом цен. Однако блокадный рынок стал единственным дополнением к скудному рациону питания, а нередко источником выживания. Почти две трети населения города искали спасения на рынке, на толкучке, а также у знакомых и незнакомых «коммерсантов». Что из себя представлял рынок в осажденном городе? Сам рынок закрыт. Торговля идет вдоль Кузнечного переулка от Марата до Владимирской площади и дальше по Большой Московской. Взад и вперед ходят людские скелеты, замотанные ни весть во что, в свисающих с них разномастных одеждах. Они вынесли сюда все, что могли, с одним желанием – обменять на еду. Собственно рынок был закрыт, а люди ходили взад-вперед по Кузнечному переулку перед зданием рынка и заглядывали друг другу через плечо. (На фото – Кузнечный рынок).
Большинство участников блокадной рыночной торговли составляли обычные горожане, стремившиеся приобрести какую-либо пищу за деньги или выменять ее на свои вещи. Это были ленинградцы, получавшие иждивенческие карточки, нормы выдачи продуктов по которым не давали шанса на жизнь. Впрочем, были здесь не только иждивенцы, но и рабочие, военные, с большими нормами питания, но, тем не менее остро нуждавшиеся в дополнительной пище или стремившиеся произвести обмен в самых разных, порой немыслимых сочетаниях.
Желавших купить или обменять свои вещи на еду на рынке было значительно больше обладателей вожделенных продуктов. Поэтому важными персонажами рыночной торговли были спекулянты. Они ощущали себя хозяевами положения на рынке и не только. Ленинградцы были потрясены. «Обыкновенные люди вдруг обнаружили, что у них мало общего с торговцами, возникшими вдруг на Сенном рынке. Какие-то персонажи прямо со страниц произведений Достоевского или Куприна. Грабители, воры, убийцы, члены бандитских шаек бродили по ленинградским улицам и, казалось, приобретали большую власть, когда наступала ночь. Людоеды и их пособники. Толстые, скользкие, с неумолимо стальным взглядом, расчетливые. Самые жуткие личности этих дней, мужчины и женщины».
В поведении, организации своего «бизнеса» эти люди проявляли большую осторожность. «На рынке обычно продавался хлеб, иногда целыми буханками. Но продавцы вынимали его с оглядкой, буханку держали крепко и прятали под пальто. Они боялись не милиции, они отчаянно боялись воров и голодных бандитов, способных в любой момент вынуть финский нож или просто ударить по голове, отобрать хлеб и убежать» .
В дневниках и мемуарах блокадники нередко пишут о шокировавших их социальных контрастах на улицах блокадного Ленинграда. «Вчера Татьяне принесли полкило пшена за 250 р. Даже я поразилась наглости спекулянтов, но все же взяла, т. к. положение остается критическим, – свидетельствует 20 марта 1942 г. сотрудница Публичной библиотеки М. В. Машкова. – …Жизнь удивительная, можно подумать, что все это дурной сон» .
Еще один тип продавца-покупателя – военнослужащий, который был весьма желанен как торговый партнер для большинства блокадников, особенно для женщин, составлявших преобладающую часть очередей в магазинах и большую часть посетителей ленинградских рынков. «На улицах, – записывает в дневнике в ноябре 1941 г. военный корреспондент П. Н. Лукницкий, – все чаще плеча моего касаются женщины: “Товарищ военный, вино вам не нужно?” И на короткое: “Нет!” – робкое оправдание: “Я думала на хлеб променять, грамм бы хоть двести, триста…”».
Среди участников блокадного торга были особые, страшные персонажи. Речь идет о продавцах человеческого мяса. «На Сенном рынке люди шли сквозь толпу, как во сне. Бледные, как призраки, худые, как тени... Лишь иногда появлялись вдруг мужчина или женщина с лицом полным, румяным, каким-то рыхлым и одновременно жестким. Толпа вздрагивала с отвращением. Говорили, что это людоеды».
О том, что на рынках города предлагали купить человечину, блокадники вспоминают нередко, в частности, о продававшемся на толкучке на Светлановской площади студне. «На Сенной площади (там был рынок) продавали котлеты, – вспоминает инвалид войны Э. К. Худоба. – Продавцы говорили, что это конина. Но я уже много времени не видел в городе не только лошадей, но и кошек. Давно не летали над городом птицы».
Блокадница И. А. Фисенко вспоминает о том, как она осталась голодной, когда ее отец вылил кастрюлю имевшего специфический запах и сладковатый вкус бульона, сваренного из человечьего мяса полученного матерью в обмен на обручальное кольцо».
Правда, за все время блокады только 8 арестованных граждан заявили, что они убивали людей в целях продажи человеческого мяса. Обвиняемый С. рассказывал, как они с отцом неоднократно убивали спящих у них людей, затем разделывали трупы, засаливали мясо, варили его и под видом конины обменивали на вещи, водку, табак.
В блокадном городе «… можно быстро разбогатеть, будучи шкуродером, – свидетельствует рабочий А. Ф. Евдокимов. – А шкуродеров развелось последнее время очень много, и торговля с рук процветает не только на рынках, но у каждого магазина».21 «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе».
«Уезжают многие, – записывает 20 февраля 1942 г. в дневнике С. К. Островская. – Эвакуация – тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине – 3000 р. с головы, на самолете – 6000 р. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе, как трупными мухами. Какая мерзость!»
«Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие – ожиревшие от воровства из чужих желудков, – записывает 20 июня 1942 г. в дневнике фронтовик, секретарь комитета ВЛКСМ завода им. Сталина Б. А. Белов. – У одних остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война – кому нажива. Эта поговорка в моде нынче. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами – думают долго прожить. … кто смел тот и съел. Одни обтрепались, износились, обветшали, как платьем, так и телом, другие лоснятся жиром и щеголяют шелковыми тряпками».
«Сегодня шла “Марица”. Театр был битком набит, – записывает в дневнике в марте 1942 г. учитель А. И. Винокуров. – Среди посетителей преобладают военные, официантки из столовых, продавщицы продовольственных магазинов и т. п. – люд, обеспеченный в эти ужасные дни не только куском хлеба, а и весьма многим».
«Был на “Сильве” в Александринке. Странно смотреть, как артисты поют и пляшут. Глядя на золото и бархат ярусов, на пестрые декорации, можно забыть о войне и хорошо посмеяться. Но у хористок под гримом – следы дистрофии. В зале много военных в скрипящих портупеях и завитых девушек нарпитовского типа» (23 июля 1942 г.).
Такие же эмоции вызывает значительная часть театральной публики у М. В. Машковой: «Чтобы вырваться из плена голода и забыться от смрада смерти, поплелись сегодня с Верой Петровной в Александринку где ставит спектакли Музыкальная комедия. … Народ, посещающий театр, какой-то неприятный, подозрительный. Бойкие розовые девчонки, щелкоперы, выкормленные военные, чем то напоминает НЭП. На фоне землистых истощенных ленинградских лиц эта публика производит отталкивающее впечатление».
Резко негативное отношение вызывали у ленинградцев те, кто не просто не голодал, но наживался на этой трагической ситуации. Прежде всего, речь идет о тех, кого блокадники видели чаще всего – о продавцах магазинов, работниках столовых и т. д. «Как омерзительны эти сытые, пышно-белые “талонщицы”, вырезающие в столовых и магазинах карточные талоны у голодающих людей и ворующие у них хлеб и продукты, – записывает 20 сентября 1942 г. в дневнике блокадница А. Г. Берман. – Это делается просто: “по ошибке” вырезают больше положенного, а голодный человек обнаруживает это только дома, когда никому уже ничего доказать нельзя».
«С кем ни беседуешь, от всех слышишь, что последний кусок хлеба, и тот полностью не получить, – записывает 6 июня 1942 г. в дневнике Б. А. Белов. – Воруют у детей, у калек, у больных, у рабочих, у жителей. Те, кто работает в столовой, в магазинах, или на хлебозаводе – сегодня являются своеобразным буржуа. Какая-нибудь судомойка живет лучше инженера. Мало того, что она сама сыта, она еще скупает одежду и вещи. Сейчас поварской колпак имеет такое же магическое действие, как корона во время царизма» .
Об открытом недовольстве ленинградцев работой и работниками магазинов, столовых, крайне негативном отношении горожан к спекуляции и спекулянтам свидетельствуют документы правоохранительных органов, следивших за настроениями населения осажденного города. Согласно сообщению Управления НКВД по Ленинградской области и Ленинграду от 5 сентября 1942 г., среди населения города увеличилось количество высказываний, выражающие недовольство работой столовых и магазинов. Горожане говорили, что работники торговли и снабжения расхищают продукты питания, спекулируют ими, обменивают на ценные вещи. В письмах из Ленинграда горожане писали: «Паек нам полагается хороший, но дело в том, что в столовой крадут много»; «Есть люди, которые голода не ощущали и сейчас с жиру бесятся. Посмотреть на продавщицу любого магазина, на руке у нее часы золотые. На другой браслет, золотые кольца. Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото»; «Хорошо живут те, кто в столовых, в магазинах, на хлебозаводах работают, а нам приходится много времени тратить, чтобы получить мизерное количество пищи. А когда видишь наглость сытого персонала столовой – становится очень тяжело». За последние десять дней, констатируется в сообщении Управления НКВД, подобных сообщений зарегистрировано 10 820, что составляет 1 сообщение на 70 человек населения Ленинграда.
Спекулянты, с которыми блокадники сталкивались на городских рынках и толкучках, бывали и в домах ленинградцев, вызывая еще больше омерзения и ненависти.
«Однажды в нашей квартире появился некий спекулянт – розовощекий, с великолепными широко поставленными голубыми глазами, – вспоминает литературовед Д. Молдавский. – Он взял какие-то материнские вещи и дал четыре стакана муки, полкило сухого киселя и еще что-то. Я встретил его уже спускающегося с лестницы. Я почему-то запомнил его лицо. Хорошо помню его холеные щеки и светлые глаза. Это, вероятно, был единственный человек, которого мне хотелось убить. И жалею, что я был слишком слаб, чтобы сделать это…»
Попытки пресечь воровство, как правило, не имели успеха, а правдолюбцы изгонялись из системы. Художник Н. В. Лазарева, работавшая в детской больнице, вспоминает: «В детской больнице появилось молоко – очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра полу- чает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но его каждый раз недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказала: “Поговори еще и вылетишь!” И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему – трудармейцы».
Приехавший с фронта в блокадный город ленинградец вспоминает: «…я встретил на Малой Садовой… свою соседку по парте Ирину Ш. веселую, оживленную, даже элегантную, причем как-то не по возрасту – в котиковой манто. Я так несказанно обрадовался ей, так надеялся узнать у нее хоть что-нибудь о наших ребятах, что сперва не обратил внимания на то, как резко выделялась Ирина на фоне окружавшего города. Я, приезжий с “большой земли”, вписывался в блокадную обстановку и то лучше.
– Ты сама чего делаешь? – улучив момент прервал я ее болтовню.
– Да… в булочной работаю… – небрежно уронила моя собеседница… ... странный ответ.
Спокойно, ничуть не смутившись, молодая женщина, за два года до начала войны кончившая школу, сообщила мне, что работает в булочной – и это тоже вопиюще противоречило тому, что мы с ней стояли в центре истерзанного, едва начавшегося оживать и оправляться от ран города. Впрочем, для Ирины ситуация явно была нормальной, а для меня? Могли ли это манто и эта булочная быть нормой для меня, давно позабывшего о мирной жизни и свое нынешнее пребывание в Питере воспринимавшего как сон наяву? В тридцатые годы молодые женщины со средним образованием продавщицами не работали. Не с тем потенциалом кончали мы тогда школу… не с тем зарядом…»
Е. Скрябина во время эвакуации со своими больными и голодными детьми помимо обычных в такой экстремальной ситуации неудобств ощутила «мучения другого порядка». Женщина и ее дети получили психологическую травму, когда после посадки в вагон жена начальника госпиталя и ее девочки «достали жареных кур, шоколад, сгущенное молоко. При виде этого изобилия давно невиданной еды Юрику сделалось дурно. Мое горло схватили спазмы, но не от голода. К обеденному времени эта семья проявила “деликатность”: свой угол она занавесила, и мы уже не видели, как люди ели кур, пирожки и масло. Трудно оставаться спокойной от возмущения, от обиды, но кому сказать? Надо молчать. Впрочем, к этому уже привыкли за многие годы».
Реалии блокадной повседневности, приходя в противоречие с традиционными представлениями о правде и справедливости, с политическими установками, побуждали ленинградца задаваться мучительными вопросами морального порядка: «Почему тыловой старшина щеголяет в коверкоте и лоснится от жира, а серый, как его собственная шинель, красноармеец, на передовой собирает поесть траву возле своего дзота? Почему конструктор, светлая голова, создатель чудесных машин стоит перед глупой девчонкой и униженно выпрашивает лепешку: “Раечка, Раечка”? А она сама, вырезавшая ему по ошибке лишние талоны, воротит нос и говорит: “Вот противный дистрофик!”»
Большинство блокадников крайне негативно относились к спекулянтам, наживавшимся на голоде, безвыходном положении сограждан. В то же время, отношение ленинградцев к полукриминальной и преступной блокадной коммерции было двойственным. Противоречие порождалось ролью, которую играли спекулянты в судьбе очень многих блокадников. Как и во время гражданской войны, когда благодаря преследуемым советской властью мешочникам многим петроградцам удалось пережить голод, так и в период блокады значительная часть жителей города не просто рассчитывала встретиться на рынке, но стремилась наладить отношения (если были вещи для обмена) с теми, у кого была еда.
Учитель К.В. Ползикова-Рубец оценивает как исключительное везение то, что в самое тяжелое время – в январе 1942 г., случайный человек продал ее семье два с половиной килограмма мороженой брюквы, а на другой день случилась новая удача – приобретение килограмма конины.
Очевидна и огромна радость начальника отделения Управления дорожного строительства Октябрьской железной дороги И. И. Жилинского, приобретшего хлеб с помощью посредницы: «Ура! М. И. принесла за крепдешиновое платье 3 кило хлеба» (10 февраля 1942 г.)
«Бизнес» блокадных спекулянтов был основан прежде всего на хищениях продуктов питания из государственных источников. «Коммерсанты» наживались на недоедании, голоде, болезнях и даже смерти сограждан. В этом не было ничего нового. Такое не раз случалось в истории России, особенно во время социальных катаклизмов. Не стал исключением и период ленинградской блокады. Наиболее ярко стремление выжить одних и желание нажиться других проявилось на стихийных торжищах осажденного города. Поэтому блокада для первых стала апокалипсисом, для вторых – временем обогащения.
Да, и в нынешнее время сограждане наживаются на бедах соотечественников. Вспомните «санкции». Ценник на многие товары подскочил в два и более раза не из-за вводимых ограничений западных стран, а в результате жадности современных российский барыг, которые использовали санкции для оправдания своей алчности, завышенных до невозможности цен…
Войны бывают разные - освободительные и локальные, холодные и точечные, как в Югославии. Но такую, какую пережила наша страна, можно назвать только - Великая Отечественная. На следующей неделе мы в очередной раз отметим страшную дату - 22 июня. В преддверии этого дня репортеры "МК" приоткрывают еще одну из самых черных страниц войны. Что такое блокада? 125 граммов тяжелого, липкого, как замазка, пахнущего керосином (защита от "трупной" эпидемии) хлеба в день? Здоровый аромат исчезающей жизни - бензина, табака, лошадей, собак, - сменившийся запахом снега, влажного камня и скипидара? - Блокада - это когда матери ели своих детей, - рассказывает Галина Яковлева, одна из 5500 москвичей, переживших в свое время 900 дней и ночей в осажденном городе. - Первый раз я столкнулась с людоедством в самом начале блокады. Дружила в школе с одним мальчиком, он исчез. Думала, попал под обстрел. Прихожу к нему домой, на всю комнату - "аромат" мяса. Родители его съели... Мясные пирожки с Сенной В начале 1942 года в Ленинграде появился новый вид преступления - убийство с целью добычи еды. На улице появились бродячие банды убийц. Они грабили стоявших в очередях людей, выхватывали у них карточки или продукты, организовывали набеги на хлебные магазины, врывались в квартиры, забирали ценности. В это же время ходили слухи о кружках и братствах людоедов. В Галиной памяти навечно остался рассказ очевидца, случайно заглянувшего в квартиру, где собирались такие банды. "Странный, теплый, тяжелый запах шел из комнаты, - говорил он. - В полумраке виднелись огромные куски мяса, подвешенные на крюках к потолку. И один кусок был с человеческой рукой с длинными пальцами и голубыми жилками..." Однажды Галя тихонько плелась к булочной. Тогда нормально не передвигался никто, ноги не поднимались. Проходя мимо арки одного дома, она увидела бешеные глаза и трясущиеся руки. Непонятное существо в сером прохрипело: "Девочка, подойди поближе". Здесь Галя не просто вспомнила судачества соседок о дядьках, которые ели детей, а ощутила их всем своим существом. За людоедов блокадники принимали людей со здоровым румянцем на лице. Их делили на два вида: те, кто предпочитал свежее мясо, и пожиратели трупов. О существовании вторых догадались по вырезанным из трупов кускам бедер, ягодиц, рук. Как-то Галина мама купила мясной пирожок на Сенной площади. Потом пожалела. Есть не смогли. Этих пирожков на рынке было много. Так же много, как пропавших без вести людей. Тогда участились похищения детей, и родители перестали пускать их одних на улицу. - Одно время самые, как казалось до войны, добропорядочные семьи стали праздники отмечать, - с ужасом вспоминает Галина Ивановна. - Мы с мамой тоже попали на такой праздник. На столах стояли миски с белым мясом. Вкус у него был как у курицы. Все ели молча, никто почему-то не спрашивал, откуда такая роскошь. Перед нашим уходом хозяйка дома заплакала: "Это мой Васенька...". А одна наша соседка разрезала дочь на куски, перемолола и приготовила пирожки... Случаи людоедства, безусловно, существовали. Позже медики назвали такое явление "голодным психозом". Вполне возможно, что некоторым женщинам лишь казалось, что они ели своего ребенка. Те же, кто действительно питался человечиной, находились в самой конечной стадии безумия. После года беспрерывных бомбежек и голода 12-летняя Галя тоже чувствовала себя на грани сумасшествия. 17-летние старушки умирали под песни о Сталине В один из блокадных дней у Гали пропала любимая кошка. Девочка рыдала, догадавшись, что ее съели. Через месяц она плакала уже о другом: "Почему мы не съели ее сами?". После зимы 1942 года на улицах Ленинграда не осталось ни одной кошки, собаки, птицы, крысы... "Папа, почему мы до войны не ели такого вкусного студня из столярного клея?" - писала на фронт отцу Галя. В то время Галя отлично запомнила два основных правила выживания. Во-первых, долго не лежать, во-вторых, много не пить. Ведь многие погибали от опухания, наполняя желудок водой. Галя с мамой жили в полуподвале 8-этажного дома на Театральной площади, на углу канала Грибоедова. Однажды мама вышла на лестничную клетку. На ступеньках лежала старушка. Она уже не двигалась, только как-то странно закатывала глаза. Ее перетащили в квартиру и засунули в рот крошку хлеба. Через несколько часов она умерла. На следующий день выяснилось, что бабушке было 17 лет, а глаза она закатывала, потому что жила этажом выше. Дети блокадного Ленинграда походили на сморщенных старичков. Сядут, бывало, на скамеечку, нахмурят брови и вспоминают, как же называется смесь "картошки, свеклы и соленого огурца". На втором этаже соседка тетя Наташа каждый день под гул снарядов пела колыбельную своему грудному ребенку: "Сашка, бомбы летят, Сашка, бомбы летят". Но Галя больше всего боялась другой песни. Песни о Сталине. На протяжении трех лет ровно в 10 часов вечера по радио начиналась сводка Информбюро, после чего звучала песня: "О Сталине нашем родном и любимом прекрасную песню слагает народ...". Под эту мелодию немцы начинали бомбить Ленинград. Похоронные бригадиры...Они начали появляться в декабре - детские узенькие санки с полозьями, ярко окрашенные в красный или желтый цвет. Обычно их дарили на Рождество. Детские санки... Они вдруг появились повсюду. Они двигались к ледяной Неве, к больнице, к Пискаревскому кладбищу. Монотонный скрип полозьев пробивался через свистящие пули. Этот скрип оглушал. А на санках - больные, умирающие, мертвые... Страшнее всего было в прачечной, куда складывали трупы, и в больнице, куда могли лишь дойти. Зимой трупы были везде. Когда первый раз Галя увидела грузовик, доверху набитый трупами, она закричала: "Мама, что это? Вроде люди?! Они шевелятся!". Нет, они не шевелились. Это от сильных порывов ветра качались свесившиеся руки и ноги. Постепенно глаз привык к обледенелым мертвецам. Каждый день специальные похоронные бригады прочесывали подъезды, чердаки, подвалы домов, закоулки дворов и вывозили трупы на ближайшие кладбища. В первые два года блокады погибли почти все 14-15-летние подростки. Галя знала все подробности захоронения от друга отца - Штефана. По национальности он был немец, но всю жизнь прожил в Ленинграде. Во время блокады его приняли в похоронную бригаду. Как-то девочка увязалась за ним на работу... В районе Пискаревского кладбища рыли огромный глубокий ров, складывали туда штабелями трупы, сверху прокатывали катком, опять складывали и опять прокатывали, и так несколько слоев. Потом засыпали землей. Часто длинные рвы готовили саперы, складывали туда трупы и взрывали динамитом. Зимой 1942 года на Волковом кладбище, на Большой Охте, на Серафимовском, Богословском, Пискаревском, "Жертв 9 января" и Татарском было вырыто 662 братских могилы, их общая длина составила 20 километров. В самом начале блокады еще существовали какие-то подобия гробов, потом стали заворачивать трупы в простыни, коврики, портьеры, на шее завязывали веревку и тащили до кладбища. Как-то Галя около своего подъезда споткнулась о маленький трупик, упакованный в оберточную бумагу и обвязанный обыкновенной веревкой. Позже у людей уже не осталось сил даже выносить труп из квартиры. - В прошлом году я была на Пискаревском кладбище, - говорит блокадница. - И одна женщина ставила свечку прямо на дороге. Ведь настоящие захоронения находятся в том месте, где сейчас асфальт. Это после войны уже все переиграли, сделали якобы могилы... Пока тысячи людей пухли от голода, другая тысяча наживалась на этом. До сих пор ходят слухи об искусственности блокадного голода. Работники молочной фабрики за стакан молока выручали золото, серебро, бриллианты. А молоко было всегда. Более предприимчивые люди организовали продажу так называемой "бадаевской земли", вырытой в подвалах сгоревших Бадаевских складов. Это была грязь, куда вылились тонны расплавленного сахара. Первый метр земли продавали по 100 рублей за стакан, земля, взятая поглубже, - по 50 рублей. А на черном рынке можно было купить килограмм черного хлеба за 600 рублей. На первый блокадный Новый год по детским карточкам Галя получила 25 граммов семги. - Тогда я попробовала эту рыбу в первый и последний раз. Больше, к сожалению, случая не было, - вздыхает она. А недавно Галина обратилась к милосердию новых русских, опубликовав в одной из столичных газет бесплатное объявление: "45 лет рабочего стажа, ветеран труда и войны хотела бы один раз наесться по-настоящему и сходить в оперный театр".
