Салтыков-щедрин, михаил евграфович. Михаил салтыков-щедрин

Родился в состоятельной семье Евграфа Васильевича Салтыкова, потомственного дворянина и коллежского советника, и Ольги Михайловны Забелиной. Получил домашнее образование – его первым наставником был крепостной художник Павел Соколов. Позднее образованием юного Михаила занимались гувернантка, священник, студент семинарии и его старшая сестра. В 10 лет Михаил Салтыков-Щедрин поступил в Московский дворянский институт, где продемонстрировал большие успехи в учебе.

В 1838 году Михаил Салтыков-Щедрин поступил в Царскосельский лицей. Там он за успехи в учебе был переведен на обучение за государственный счет. В лицее он начал писать «вольные» стихи, высмеивающие окружающие недостатки. Стихи были слабые, скоро будущий писатель перестал заниматься поэзией и не любил, когда ему напоминали о поэтических опытах юности.

В 1841 году было напечатано первое стихотворение «Лира».

В 1844 году, окончив лицей, Михаил Салтыков поступает на службу в канцелярию военного министерства, где он пишет вольнодумные произведения.

В 1847 году была напечатана первая повесть «Противоречия».

28 апреля 1848 году за повесть «Запутанное дело» Михаил Салтыков-Щедрин отправляется в служебный перевод в Вятку – подальше от столицы в ссылку. Там он имел безупречную рабочую репутацию, не брал взяток и, пользуясь большим успехом, был вхож во все дома.

В 1855 году, получив разрешение оставить Вятку, Михаил Салтыков-Щедрин уехал в Санкт-Петербург, где через год становится чиновником особых поручений при министре внутренних дел.

В 1858 году Михаил Салтыков-Щедрин назначается вице-губернатором в Рязань.

В 1860 году его перевели в Тверь в должности вице-губернатора. В этот же период он активно сотрудничает с журналами «Московский вестник», «Русский вестник», «Библиотека для чтения», «Современник».

В 1862 году Михаил Салтыков-Щедрин вышел в отставку и попробовал основать журнал в Москве. Но издательский проект не удался и он переехал в Санкт-Петербург.

В 1863 году он стал сотрудником журнала «Современник», но из-за микроскопических гонораров вынужден был снова вернуться на службу.

В 1864 году Михаил Салтыков-Щедрин был назначен председателем Пензенской казенной палаты, позднее был переведен в Тулу в той же должности.

В 1867 году в должности главы Казенной палаты переведен в Рязань.

В 1868 году он снова вышел в отставку в чине действительно статского советника и написал свои главные произведения «История одного города», «Пошехонская старина», «Дневник провинциала в Петербурге» «История одного города».

В 1877 году Михаил Салтыков-Щедрин становится главным редактором «Отечественных записок». Он путешествует по Европе и знакомится с Золя и Флобером.

В 1880 году напечатан роман «Господа Головлевы».

В 1884 году журнал «Отечественные записки» закрывается правительством и состояние здоровья Михаила Салтыков-Щедрина резко ухудшается. Он продолжительно болеет.

В 1889 году вышел роман «Пошехонская старина».

В мае 1889 года Михаил Салтыков-Щедрин заболел простудой и скончался 10 мая. Он был похоронен на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге.

Щедрин, подлинная фамилия – Салтыков, был рожден в 1826г., в селе Спас-Угол Тверской губернии, сейчас Московская область, в фамильном имении.

Строжайшая экономия, родительские скандалы и ругань, жестокое обращение с крепостными – таков мир его детства, запечатленный в романе «Пошехонская старина».

Получив начальное образование в семье, учился писатель в Царскосельском Лицее, где готовили высших государственных чиновников. Там и проявились его литературные и поэтические способности.

По окончании учебы – служба, продолжавшаяся с небольшим перерывом до 1868г.

В 1848г. молодого чиновника, уже принимающего участие в литературно – общественной жизни столицы, едва не постигла участь Достоевского: Салтыков арестован за повести «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848). Он продолжает службу в Вятке, откуда возвращается после смерти Николая I, в 1855г.

В 1856 - 1857 годах сатирик, положив в основу впечатления от провинции и впервые используя излюбленную форму – цикл тесно связанных между собой рассказов и сцен, воплощает свой замысел – «Губернские очерки».

1858г. Салтыков – вице - губернатор Рязани, позже – Твери, а в 1865 - 1868 годах несет службу на серьезных постах в Пензе, Туле, той же Рязани. По свидетельствам современников, должностным лицом он был добропорядочным, неподкупным, ревностным. Но непримиримость, жесткость и негибкость, некоторый цинизм и колкость нрава, нежелание приспосабливаться к руководителям и сложившейся ситуации, стали причиной ухода с госслужбы.

Щедрин посвящает всего себя литературному ремеслу. Подлинный опыт жизни в глубинке и осведомленность об устройстве государственного аппарата изнутри, сделали писателя знатоком национальных устоев того времени. Появляются «Невинные рассказы», «Сатиры в прозе», «Помпадуры и помпадурши», гениальная «История одного города», по жанру ставшая сатирической пародией на исторический труд.

В 1863 - 1864 годах, временно отойдя от службы, Салтыков сотрудничает с Некрасовым в журнале «Современник». В 1868г. – становится соредактором «Отечественных записок», связав с этим журналом свою дальнейшую литературно – социальную деятельность. В 1880г. закончен социопсихологический роман «Господа Головлевы».

В 1884г. по решению правительства, популярные и демократические «Отечественные записки» закрывают. Писатель воспринимает это как личную жизненную катастрофу. Душевная рана, нанесенная запрещением издания, в которое было вложено столько сил и сердца, не зажила до его смерти в 1889г.

Несмотря на мучительную болезнь и угнетенное душевное состояние Салтыков продолжает сочинять. К этому времени относятся: «Пошехонская старина», «Мелочи жизни». Яркие, выразительные, острые по своей тематике сказки, образы которых стали нарицательными. Автор начинает «Забытые слова», в жанре стихотворной прозы, но смерть обрывает его работу.

Все труды классика объединены не жанровой принадлежностью, не тематикой и даже не особенным, саркастическим методом описания происходящего, а тем, что они являются своеобразными частями и фрагментами одного большого произведения, отобразившего русскую жизнь конца XIX века.

М. Е. Салтыков, благодаря силе и глубине разительного таланта – редкое, удивительное явление. Он по праву занимает особую нишу в литературе.

Очень краткая биография Салтыкова-Щедрина

М. Е. Салтыков-Щедрин был рожден в Тверской губернии в 1826 году. В возрасте 10 лет он начал обучение в Московском дворянском институте. Показав себя как отличного ученика, вскоре получил перевод в Царскосельский лицей.

В 19 лет Михаил поступил на военную службу, в канцелярию. В это время впервые начали публиковаться его произведения.

Был выслан на Вятку в 1848 году, поскольку его образ мыслей был многими не принят. Там он работал в должности старшего чиновника при губернаторе, а затем стал советником правления губернатора.

Только в 1856 году его ограничение на проживание было отменено. В это время Михаил возвратился в Петербург. Там он начал снова заниматься писательской деятельностью. Кроме этого, писатель работал в Министерстве внутренних дел и принимал участие в реформировании. В 1858 году Салтыков-Щедрин стал вице-губернатором в Рязани, а после – в Твери. В 36 лет он ушел в отставку, снова вернулся в Петербург и стал работать редактором журнала «Современник».

В течении нескольких лет он пытался вернуться на государственную службу, но попытки были неудачными.

Почти до самой смерти Михаил работал в журнале «Отечественные записки», сначала один из редакторов, а потом ответственным редактором журнала. В это время он создает свое известное произведение – «История одного города».

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович - (наст. фам. Салтыков; псевд. Н.Щедрин; (1826-1889), русский писатель-сатирик, публицист.

Родился 15 (27) января в с.Спас-Угол, Калязинского уезда Тверской губ. в старой дворянской семье, с ранних лет наблюдал дикость крепостнических нравов. Десяти лет от роду поступил в московский дворянский институт, затем был, как один из лучших воспитанников, переведен в Царскосельский лицей и принят на казенный счет. В 1844 окончил курс. В лицее под влиянием еще свежих преданий пушкинской поры каждый курс имел своего поэта - эту роль и играл Салтыков. Несколько его стихотворений, исполненных юношеской грусти и меланхолии (у тогдашних знакомых он слыл «мрачным лицеистом»), было помещено в «Библиотеке для Чтения» за 1841 и 1842 и в «Современнике» в 1844 и 1845. Однако он вскоре осознал, что у него нет призвания к поэзии, и перестал писать стихи.

Всякому безобразию свое приличие.

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

В августе 1844 зачислен на службу в канцелярию военного министра, но литература занимала его гораздо больше. Он много читал и проникался новейшими идеями французских социалистов (Фурье, Сен-Симона) и сторонников всякого рода «эмансипации» (Жорж Санд и др.) - картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвертой главе сборника За рубежом. Подобными интересами был во многом обязан сближению с кружком радикалов-вольнодумцев под руководством М.В.Петрашевского. Начинает писать - сначала небольшие книжные рецензии в «Отечественные Записки», потом повести - Противоречия (1847) и Запутанное дело (1848). Уже в рецензиях проглядывает образ мыслей зрелого автора - отвращение к рутине, к прописной морали, негодование по поводу реалий крепостного права; попадаются блестки искрометного юмора.

В первой повести улавливается тема ранних романов Ж.Санд: признание прав «вольной жизни» и «страсти». Запутанное дело - более зрелое сочинение, написанное под сильным влиянием гоголевской Шинели и, вероятно, Бедных людей Достоевского. «Россия, - размышляет герой повести, - государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве». «Жизнь - лотерея, - подсказывает ему привычный взгляд, завещанный отцом; - оно так.., но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью?» Эти строки, на которые прежде, наверное, никто не обратил бы особого внимания, были опубликованы сразу после французской революции 1848, отозвавшейся в России учреждением негласного комитета, облеченного особыми полномочиями для обуздания печати. В результате 28 апреля 1848 Салтыкова выслали в Вятку. Царскосельского выпускника, молодого дворянина наказали не столь строго: он был определен канцелярским чиновником при вятском губернском правлении, занимая затем ряд должностей, был и советником губернского правления.

Служебные обязанности принимал близко к сердцу. Провинциальную жизнь, в самых темных ее сторонах, хорошо узнал благодаря многочисленным командировочным поездкам по вятскому краю - богатый запас сделанных наблюдений нашел место в Губернских Очерках (1856-1857). Скуку умственного одиночества разгонял внеслужебными занятиями: сохранились отрывки его переводов французских научных трудов. Для сестер Болтиных, одна из которых в 1856 стала его женой, составил Краткую историю России. В ноябре 1855 ему разрешено было окончательно оставить Вятку. В феврале 1856 был причислен к министерству внутренних дел, потом назначен министерским чиновником особых поручений и командирован в Тверскую и Владимирскую губернии для обозрения делопроизводства местных комитетов ополчения.

Вслед за возвращением из ссылки возобновилась его литературная деятельность. Имя надворного советника Щедрина, которым были подписаны появлявшиеся в «Русском Вестнике» Губернские Очерки, сделалось популярным. Собранные в одну книгу, они открыли литературную страницу в исторической летописи эпохи либеральных реформ Александра II, положив начало так называемой обличительной словесности, хотя сами принадлежали к ней лишь отчасти. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, злоупотреблений наполняет всецело лишь никоторые из них; на первый план здесь выдвигается психология чиновничьего быта. Сатирический пафос еще не получает исключительных прав, в духе гоголевской традиции юмор на ее страницах периодически сменяется откровенным лиризмом. Русское общество, только что пробудившееся к новой жизни и с радостным удивлением следившее за первыми проблесками свободы слова, восприняло очерки едва ли не как литературное откровение.

Обстоятельствами тогдашнего «оттепельного» времени объясняется и тот факт, что автор Губернских Очерков мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности. В марте 1858 был назначен рязанским вице-губернатором, в апреле 1860 переведен на ту же должность в Тверь. Параллельно очень много пишет, - печатаясь сначала в разных журналах (помимо «Русского Вестника» в «Атенее», «Библиотеке для чтения», «Московском вестнике»), а с 1860 - почти исключительно в «Современнике». Из созданного на заре реформ - между 1858 и 1862 - составились два сборника - Невинные рассказы и Сатиры в прозе. В них появляется собирательный образ города Глупова, символ современной России, «историю» которого Салтыков создал несколькими годами позже. Среди прочего описывается и процесс либеральных нововведений, в котором острый глаз сатирика улавливает скрытую ущербность - попытки сохранить в новых формах старое содержание. В настоящем и будущем Глупова усматривается один «конфуз»: «Идти вперед - трудно, идти назад - невозможно».

В феврале 1862 впервые вышел в отставку. Хотел поселиться в Москве и основать там новый журнал; но когда ему это не удалось, переехал в Петербург и с начала 1863 стал фактически одним из редакторов «Современника». В продолжении двух лет помещал в издании беллетристические произведения, общественные и театральные хроники, письма, рецензии на книги, полемические заметки, публицистические статьи. Стеснения, которые радикальный «Современник» на каждом шагу испытывал со стороны цензуры, побудили опять поступить на службу. В это время наименее активно занимается литературной деятельностью. Как только главным редактором «Отечественных Записок» с 1 января 1868 стал Некрасов, сделался одним из самых усердных их сотрудников.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826 год - 1889 год) - известный писатель - сатирик.

Известный писатель-сатирик Михаил Евграфович Салтыков (псевд. Н. Щедрин) родился 15 (27) января 1826 г. в с. Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии. Выходец из старинного дворянского, по матери - купеческого рода.

Под влиянием социалистических идей пришел к полному отрицанию помещичьего уклада, буржуазных отношений и самодержавия. Первая крупная публикация писателя - "Губернские очерки" (1856-1857), изданные от имени "надворного советника Н. Щедрина".

После решительного сближения с социал-демократами в начале 1860-х гг. вынужден был в 1868 г. на время отойти от масштабной деятельности в редакции журнала "Современник" в связи с кризисом демократического лагеря; с ноября 1864 г. по июнь 1868 года занимался провинциальной административной деятельностью последовательно в Пензе, Туле и Рязани.

В Туле служил с 29 декабря 1866 г. по 13 октября 1867 г. в качестве управляющего Тульской казенной палатой.

Своеобразные особенности характера Салтыкова, проявленные им во время руководства важным правительственным учреждением в Туле, наиболее выразительные черты его личности были запечатлены служившим под его началом тульским чиновником И. М. Михайловым в статье, опубликованной в "Историческом вестнике" в 1902 г. На административном посту в Туле Салтыков энергично и на свой манер боролся с бюрократизмом, взяточничеством, казнокрадством, стоял за интересы низших тульских общественных слоев: крестьян, кустарей-ремесленников, мелких чиновников.

В Туле Салтыков написал памфлет на губернатора Шидловского "Губернатор с фаршированной головой".

Деятельность Салтыкова в Туле завершилась его удалением из города по причине остроконфликтных отношений с губернским начальством.

В 1868 году этот "беспокойный человек" был по повелению императора Александра II окончательно уволен в отставку как "чиновник, проникнутый идеями, не согласными с видами государственной пользы".

Продолжая писательскую деятельность, Салтыков открыл 1870-е годы произведением "История одного города", где по предположениям тульских краеведов, в портретной характеристике градоначальника Прыща присутствуют живые черты губернатора Шидловского.

Тула и Алексин упоминаются Салтыковым в его произведениях "Дневник провинциала в Петербурге" и "Как один мужик двух генералов прокормил". На тульский практический опыт Салтыков, видимо, опирался в одном из своих "Писем из провинции". Однако краеведы сходятся во мнении, что трудно учесть с документальной точностью, в каких еще щедринских произведениях отразились тульские впечатления.

Пребывание Салтыкова-Щедрина в Туле отмечено мемориальной доской на здании бывшей казенной палаты (пр.Ленина,43). Документы о служебной деятельности писателя хранятся в Государственном архиве Тульской области. Тульским художником Ю. Ворогушиным в память о сатирике созданы восемь офортов-иллюстраций к "Истории одного города".

Ныне Талдомского района Московской области . Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776-1851). Мать писателя, Забелина Ольга Михайловна (1801 - 1874), была дочерью московского дворянина Забелина Михаила Петровича (1765 - 1849) и Марфы Ивановны (1770 - 1814). Хотя в примечании к «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Салтыкова-Щедрина позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер.

Первым учителем Салтыкова-Щедрина был крепостной человек его родителей, живописец Павел Соколов; потом с ним занимались старшая его сестра, священник соседнего села, гувернантка и студент Московской духовной академии . Десяти лет от роду он поступил в , а два года спустя был переведён, как один из лучших учеников, казённокоштным воспитанником в Царскосельский лицей . Именно там он и начал свою деятельность писателя.

Начало литературной деятельности

Уже в библиографических заметках, несмотря на маловажность книг, по поводу которых они написаны, проглядывает образ мыслей автора - его отвращение к рутине, к прописной морали, к крепостному праву ; местами попадаются и блёстки насмешливого юмора.

В первой повести Салтыкова-Щедрина, которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти. Герой повести, Нагибин - человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». Страх перед этими мелочами и тогда, и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому, и самому Салтыкову-Щедрину - но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Другое действующее лицо романа - «женщина-кулак», Крошина - напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Салтыкова-Щедрина.

Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели », может быть, и «Бедных людей », но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например, изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). «Россия, - так размышляет герой повести, - государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве». «Жизнь - лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом; «оно так, - отвечает какой-то недоброжелательный голос, - но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью?» Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными - но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением так называемого Бутурлинского комитета (по имени его председателя Д. П. Бутурлина), облечённого особыми полномочиями для обуздания печати.

Вятка

Здоровье Салтыкова-Щедрина, расшатанное ещё с половины 1870-х годов, было глубоко подорвано запретом «Отечественных записок». Впечатление, произведенное на него этим событием, изображено им самим с большой силой в одной из сказок («Приключение с Крамольниковым», который «однажды утром, проснувшись, совершенно явственно ощутил, что его нет») и в первом «Пёстром письме», начинающемся словами: «несколько месяцев тому назад я совершению неожиданно лишился употребления языка»…

Редакционной работой Салтыков-Щедрин занимался неутомимо и страстно, живо принимая к сердцу всё касающееся журнала. Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков-Щедрин чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»).

Незаменимой утратой был для него поэтому разрыв непосредственной связи между ним и публикой. Салтыков-Щедрин знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует - но этот читатель «заробел, затерялся в толпе, и дознаться, где именно он находится, довольно трудно». Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. «Болен я, - восклицает он в первой главе „Мелочей жизни“ . Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить». Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо, и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям. Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, - сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, - ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё… А теперь потрудитесь-ка их поискать!.. Надо же напомнить!»..). Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 и погребён 2 мая (14 мая), согласно его желанию, на Волковском кладбище , рядом с И. С. Тургеневым .

Основные мотивы творчества

В интерпретации текстов Салтыкова-Щедрина имеются две исследовательские линии. Одна, традиционная, восходящая к литературной критике XIX в., видит в его творчестве выражение обличительного пафоса и едва ли не хронологию важнейших событий истории российского общества. Вторая, сформировавшаяся не без влияния герменевтики и структурализма выявляет в текстах объективно данные семантические конструкты разных уровней, позволяющие говорить о сильном мировоззренческом напряжении прозы Щедрина, ставящем её в один ряд с Ф. М. Достоевским и А. П. Чеховым. Представителей традиционного подхода упрекают в социологизаторстве и эпифеноменализме, стремлении увидеть в тексте то, что из-за внешней ангажированности хочется увидеть, а не то, что в нём самом дано.

Традиционный критический подход акцентирует внимание на отношении Салтыкова-Щедрина к реформам (не замечая разницы между личной позицией и художественным текстом). Двадцать лет кряду все крупные явления русской общественной жизни встречали отголосок в сатире Салтыкова-Щедрина, иногда предугадывавшей их ещё в зародыше. Это - своего рода исторический документ, доходящий местами до полного сочетания реальной и художественной правды. Занимает свой пост Салтыков-Щедрин в то время, когда завершился главный цикл «великих реформ» и, говоря словами Некрасова, «рановременные меры» (рановременные, конечно, только с точки зрения их противников) «теряли должные размеры и с треском пятились назад».

Осуществление реформ, за одним лишь исключением, попало в руки людей, им враждебных. В обществе всё резче заявляли себя обычные результаты реакции и застоя: мельчали учреждения, мельчали люди, усиливался дух хищения и наживы, всплывало наверх всё легковесное и пустое. При таких условиях для писателя с дарованием Салтыкова-Щедрина трудно было воздержаться от сатиры.

Орудием борьбы становится в его руках даже экскурсия в прошедшее: составляя «Историю одного города», он имеет в виду - как видно из письма его к А. Н. Пыпину , опубликованного в , - исключительно настоящее. «Историческая форма рассказа, - говорит он, - была для меня удобна потому, что позволяла мне свободнее обращаться к известным явлениям жизни… Критик должен сам угадать и другим внушить, что Парамоша - совсем не Магницкий только, но вместе с тем и NN. И даже не NN., а все вообще люди известной партии, и ныне не утратившие своей силы».

И действительно, Бородавкин («История одного города»), пишущий втихомолку «устав о нестеснении градоначальников законами», и помещик Поскудников («Дневник провинциала в Петербурге»), «признающий небесполезным подвергнуть расстрелянию всех несогласно мыслящих» - это одного поля ягоды; бичующая их сатира преследует одну и ту же цель, всё равно, идёт ли речь о прошедшем или о настоящем. Всё написанное Салтыковым-Щедриным в первой половине семидесятых годов XIX века даёт отпор, главным образом, отчаянным усилиям побеждённых - побеждённых реформами предыдущего десятилетия - опять завоевать потерянные позиции или вознаградить себя, так или иначе, за понесённые утраты.

В «Письмах о провинции» историографы - то есть те, что издавна делали русскую историю - ведут борьбу с новыми сочинителями; в «Дневнике провинциала» сыплются, как из рога изобилия, прожекты, выдвигающие на первый план «благонадежных и знающих обстоятельства местных землевладельцев»; в «Помпадурах и Помпадуршах» крепкоголовые «экзаменуют» мировых посредников, признаваемых отщепенцами дворянского лагеря.

В «Господах ташкентцах» мы знакомимся с «просветителями, свободными от наук» и узнаем, что «Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем». «Помпадуры» - это руководители, прошедшие курс административных наук у Бореля или у Донона; «Ташкентцы» - это исполнители помпадурских приказаний. Не щадит Салтыков-Щедрин и новые учреждения - земство , суд , адвокатуру , - не щадит их именно потому, что требует от них многого и возмущается каждой уступкой, сделанной ими «мелочам жизни».

Отсюда и строгость его к некоторым органам печати, занимавшимся, по его выражению, «пенкоснимательством». В пылу борьбы Салтыков-Щедрин мог быть несправедливым к отдельным лицам, корпорациям и учреждениям, но только потому, что перед ним всегда носилось высокое представление о задачах эпохи.

«Литература, например, может быть названа солью русской жизни: что будет, - думал Салтыков-Щедрин, - если соль перестанет быть солёною, если к ограничениям, не зависящим от литературы, она прибавит ещё добровольное самоограничение?..» С усложнением русской жизни, с появлением новых общественных сил и видоизменением старых, с умножением опасностей, грозящих мирному развитию народа, расширяются и рамки творчества Салтыкова.

Ко второй половине семидесятых годов относится создание им таких типов, как Дерунов и Стрелов, Разуваев и Колупаев. В их лице хищничество с небывалой до тех пор смелостью предъявляет свои права на роль «столпа», то есть опоры общества - и эти права признаются за ним с разных сторон как нечто должное (припомним станового пристава Грацианова и собирателя «материалов» в «Убежище Монрепо»). Мы видим победоносный поход «чумазого» на «дворянские усыпальницы», слышим допеваемые «дворянские мелодии», присутствуем при гонении против Анпетовых и Парначевых, заподозренных в «пущании революции промежду себя».

Ещё печальнее картины, представляемые разлагающейся семьей, непримиримым разладом между «отцами» и «детьми» - между кузиной Машенькой и «непочтительным Коронатом», между Молчалиным и его Павлом Алексеевичем, между Разумовым и его Стёпой. «Больное место» (напечатано в «Отечественных записках » , перепечатано в «Сборнике»), в котором этот разлад изображён с потрясающим драматизмом - один из кульминационных пунктов дарования Салтыков-Щедрин «Хандрящим людям», уставшим надеяться и изнывающим в своих углах, противопоставляются «люди торжествующей современности», консерваторы в образе либерала (Тебеньков) и консерваторы с национальным оттенком (Плешивцев), узкие государственники, стремящиеся, в сущности, к совершенно аналогичным результатам, хотя и отправляющиеся один - «с Офицерской в столичном городе Петербурге, другой - с Плющихи в столичном городе Москве».

С особенным негодованием обрушивается сатирик на «литературные клоповники», избравшие девизом: «мыслить не полагается», целью - порабощение народа, средством для достижении цели - оклеветание противников. «Торжествующая свинья», выведенная на сцену в одной из последних глав, «За рубежом», не только допрашивает «правду», но и издевается над ней, «сыскивает её своими средствами», гложет её с громким чавканьем, публично, нимало не стесняясь. В литературу, с другой стороны, вторгается улица, «с её бессвязным галденьем, низменной несложностью требований, дикостью идеалов» - улица, служащая главным очагом «шкурных инстинктов».

Несколько позже наступает пора «лганья» и тесно связанных с ним «извещений», «Властителем дум» является «негодяй, порождённый нравственною и умственною мутью, воспитанный и окрылённый шкурным малодушием».

Иногда (например в одном из «Писем к тётеньке») Салтыков-Щедрин надеется на будущее, выражая уверенность, что русское общество «не поддастся наплыву низкопробного озлобления на всё выходящее за пределы хлевной атмосферы»; иногда им овладевает уныние при мысли о тех «изолированных призывах стыда, которые прорывались среди масс бесстыжества - и канули в вечность» (конец «Современной идиллии»). Он вооружается против новой программы: «прочь фразы, пора за дело взяться», справедливо находя, что и она - только фраза и вдобавок «истлевшая под наслоениями пыли и плесени» («Пошехонские рассказы»). Удручаемый «мелочами жизни», он видит в увеличивающемся их господстве опасность тем более грозную, чем больше растут крупные вопросы: «забываемые, пренебрегаемые, заглушаемые шумом и треском будничной суеты, они напрасно стучатся в дверь, которая не может, однако, вечно оставаться для них закрытой». - Наблюдая с своей сторожевой башни изменчивые картины настоящего, Салтыков-Щедрин никогда не переставал вместе с тем глядеть в неясную даль будущего.

Сказочный элемент, своеобразный, мало похожий на то, что обыкновенно понимается под этим именем, никогда не был совершенно чужд произведениям Салтыкова-Щедрина: в изображения реальной жизни у него часто врывалось то, что он сам называл волшебством. Это - одна из тех форм, которые принимала сильно звучавшая в нём поэтическая жилка. В его сказках, наоборот, большую роль играет действительность, не мешая лучшим из них быть настоящими «стихотворениями в прозе». Таковы «Премудрый пескарь», «Бедный волк», «Карась-идеалист», «Баран непомнящий» и в особенности «Коняга». Идея и образ сливаются здесь в одно нераздельное целое: сильнейший эффект достигается самыми простыми средствами.

Немного найдется в нашей литературе таких картин русской природы и русской жизни, какие раскинуты в «Коняге». После Некрасова ни у кого не слышалось таких стонов душевной муки, вырываемых зрелищем нескончаемого труда над нескончаемой задачей.

Великим художником является Салтыков-Щедрин и в «Господах Головлёвлых». Члены Головлёвской семьи, этого уродливого продукта крепостной эпохи - не сумасшедшие в полном смысле слова, но повреждённые совокупным действием физиологических и общественных условий. Внутренняя жизнь этих несчастных, исковерканных людей изображена с такой рельефностью, какой редко достигает и наша, и западноевропейская литература.

Это особенно заметно при сравнении картин, аналогичных по сюжету, - например, картин пьянства у Салтыкова-Щедрина (Степан Головлёв) и у Золя (Купо, в «Assommoir»). Последняя написана наблюдателем-протоколистом, первая - психологом-художником. У Салтыкова-Щедрина нет ни клинических терминов, ни стенографически записанного бреда, ни подробно воспроизведенных галлюцинаций; но с помощью нескольких лучей света, брошенных в глубокую тьму, перед нами восстает последняя, отчаянная вспышка бесплодно погибшей жизни. В пьянице, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаем человека.

Ещё ярче обрисована Арина Петровна Головлёва - и в этой чёрствой, скаредной старухе Салтыков-Щедрин также нашёл человеческие черты, внушающие сострадание. Он открывает их даже в самом «Иудушке » (Порфирии Головлёве) - этом «лицемере чисто русского пошиба, лишённом всякого нравственного мерила и не знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях». Никого не любя, ничего не уважая, заменяя отсутствующее содержание жизни массой мелочей, Иудушка мог быть спокоен и по-своему счастлив, пока вокруг него, не прерываясь ни на минуту, шла придуманная им самим суматоха. Внезапная её остановка должна была разбудить его от сна наяву, подобно тому, как просыпается мельник, когда перестают двигаться мельничные колеса. Однажды очнувшись, Порфирий Головлёв должен был почувствовать страшную пустоту, должен был услышать голоса, заглушавшиеся до тех пор шумом искусственного водоворота.

«Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом, и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». В «поруганном образе раба» Салтыков-Щедрин признал образ человека. Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Салтыкова-Щедрина, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных»; заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Негодуя против «улицы» и «толпы», Салтыков-Щедрин никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов». Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова-Щедрина, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу; «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений.

Немного, вообще, найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова. Эта ненависть пережила его самого; ею проникнуты были даже некрологи, посвящённые ему в некоторых органах печати. Союзником злобы являлось непонимание. Салтыкова называли «сказочником», его произведения - фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. Его низводили на степень фельетониста , забавника, карикатуриста , видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича».

Салтыков-Щедрин как-то назвал свою манеру писать «рабьей»; это слово было подхвачено его противниками - и они уверяли, что благодаря «рабьему языку» сатирик мог болтать сколько угодно и о чём угодно, возбуждая не негодование, а смех, потешая даже тех, против кого направлены его удары. Идеалов, положительных стремлений у Салтыкова-Щедрина, по мнению его противников, не было: он занимался только «оплеванием», «перетасовывая и пережевывая» небольшое количество всем наскучивших тем.

В основании подобных взглядов лежит в лучшем случае ряд явных недоразумений. Элемент фантастичности, часто встречающийся у Салтыкова-Щедрина, нисколько не уничтожает реальности его сатиры. Сквозь преувеличения ясно виднеется правда - да и самые преувеличения оказываются иногда не чем другим, как предугадываньем будущего. Многое из того, о чём мечтают, например, прожектеры в «Дневнике провинциала», несколько лет спустя перешло в действительность.

Между тысячами страниц, написанных Салтыковым-Щедриным, есть, конечно, и такие, к которым применимо название фельетона или карикатуры - но по небольшой и сравнительно неважной части нельзя судить о громадном целом. Встречаются у Салтыкова и резкие, грубые, даже бранные выражения, иногда, быть может, бьющие через край; но вежливости и сдержанности нельзя и требовать от сатиры.

Рабий язык, говоря собственными словами Салтыков-Щедрин, «нимало не затемняет его намерений»; они совершенно ясны для всякого, кто желает понять их. Его темы бесконечно разнообразны, расширяясь и обновляясь сообразно с требованиями времени.

Есть у него, конечно, и повторения, зависящие отчасти от того, что он писал для журналов; но они оправдываются, в основном, важностью вопросов, к которым он возвращался. Соединительным звеном всех его сочинений служит стремление к идеалу, который он сам (в «Мелочах жизни») резюмирует тремя словами: «свобода, развитие, справедливость».

Под концом жизни эта формула кажется ему недостаточною. «Что такое свобода, - говорит он, - без участия в благах жизни? Что такое развитие без ясно намеченной конечной цели? Что такое справедливость, лишённая огня самоотверженности и любви»?

На самом деле любовь никогда не была чужда Салтыков-Щедрин: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья». Беспощадно преследуя зло, он внушает снисходительность к людям, в которых оно находит выражение часто помимо их сознания и воли. Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо». «Кто видит слезы крестьянки? Кто слышит, как они льются капля по капле? Их видит и слышит только русский крестьянский малютка, но в нём они оживляют нравственное чувство и полагают в его серце первые семена добра».

Эта мысль, очевидно, давно овладела Салтыковым-Щедриным. В одной из самых ранних и самых лучших его сказок («Пропала совесть») совесть, которою все тяготятся и от которой все стараются отделаться, говорит своему последнему владельцу: «отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нём: авось он меня, неповинный младенец, приютит и выхолит, авось он меня в меру возраста своего произведёт да и в люди потом со мной выйдет - не погнушается… По этому её слову так и сделалось.

Отыскал мещанинишка маленькое русское дитя, растворил его сердце чистое и схоронил в нём совесть. Растёт маленькое дитя, и вместе с ним растёт в нём и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нём большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама». Эти слова, полные не только любви, но и надежды, - завет, оставленный Салтыковым-Щедриным русскому народу.

В высокой степени своеобразны слог и язык Салтыкова-Щедрина. Каждое выводимое им лицо говорит именно так, как подобает его характеру и положению. Слова Дерунова, например, дышат самоуверенностью и важностью, сознанием силы, не привыкшей встречать ни противодействия, ни даже возражений. Его речь - смесь елейных фраз, почёрпнутых из церковного обихода, отголосков прежней почтительности перед господами и нестерпимо резких нот доморощенной политико-экономической доктрины.

Язык Разуваева относится к языку Дерунова, как первые каллиграфические упражнения школьника к прописям учителя. В словах Фединьки Неугодова можно различить и канцелярский формализм высшего полёта, и что-то салонное, и что-то Оффенбаховское.

Когда Салтыков-Щедрин говорит от собственного своего лица, оригинальность его манеры чувствуется в расстановке и сочетании слов, в неожиданных сближениях, в быстрых переходах из одного тона в другой. Замечательно умение Салтыкова подыскать подходящую кличку для типа, для общественной группы, для образа действий («Столп», «Кандидат в столпы», «внутренние Ташкентцы», «Ташкентцы приготовительного класса», «Убежище Монрепо», «Ожидание поступков» и т. п.).

Второй из упомянутых подходов, восходящий к идеям В. Б. Шкловского и формалистов, М. М. Бахтина указывает на то, что за узнаваемыми «реалистичными» сюжетными линиями и системой персонажей скрывается коллизия предельно абстрактных мировоззренческих концептов, в числе которых «жизнь» и «смерть». Их борьба в мире, исход которой писателю представлялся неочевидным и представлена с помощью разных средств в большей части текстов Щедрина. Следует отметить, что отдельное внимание писатель уделял мимикрии смерти, облекающейя во внешне жизненные формы. Отсюда мотив кукол и кукольности («Игрушечного дела людишки», Органчик и Прыщ в «Истории одного города»), зооморфные образы с разными видами переходов от человека к зверю (очеловеченные звери в «Сказках», звероподобные люди в «Господах Ташкентцах»). Экспансия смерти и формирует тотальную дегуманизацию жизненного пространства, которую отображает Щедрин. Неудивительна частота появления в текстах Щедрина мортальной темы. Эскалация мортальных образов, достигающая почти степени фантасмагории наблюдается в «Господах Голвлевых»: это не только многочисленные повторяющиеся физические смерти, но и угнетенное состояние природы, разрушение и тление вещей, разного рода видения и мечтания, расчёты Порфирия Владимирыча, когда «цифирь» не только теряет связь с реальностью, но переходит в своего рода фантастические видения, завершающиеся сдвигом временных пластов. Смерть и смертоносность в социальной реальности, где Щедрин болезненно остро видит отчуждение, ведущее к утрате человеком самого себя, оказывается только одним из случаев экспансии смертоносного, что заставляет отвлечь внимание только от «социального бытописательства». В таком случае реалистические внешние формы письма Салтыкова-Щедрина скрывают глубинную экзистенциальную направленность щедринского творчества, делают его сопоставимым с Э. Т. А. Гофманом, Ф. М. Достоевским и Ф. Кафкой.

Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у Салтыкова-Щедрина. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». Описаний у Салтыкова-Щедрина немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». Собрание сочинений Салтыкова-Щедрина с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 томах) в год его смерти () и выдержало с тех пор много изданий.

Сочинения Салтыкова-Щедрина существуют и в переводах на иностранные языки, хотя своеобразный стиль Салтыкова-Щедрина представляет для переводчика чрезвычайные трудности. На немецком языке переведены «Мелочи жизни» и «Господа Головлёвы» (в Универсальной библиотеке Реклама), а на французский - «Господа Головлёвы» и «Пошехонская старина» (в «Bibliothèque des auteurs étrangers», изд. «Nouvelle Parisienne»).

Память

• В честь Салтыкова-Щедрина названы улица Салтыкова-Щедрина в Волгограде, в Липецке , Ярославле , Твери, Орле , Тюмени , Рязани , улица и переулок в Калуге и др.
• До переименования улица Салтыкова-Щедрина была в Санкт-Петербурге.
• Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина (Санкт-Петербург)
• Мемориальные музеи Салтыкова-Щедрина существует в Кирове , Твери (см. Музей М.Е. Салтыкова-Щедрина в Твери), селе Спас-Угол Талдомского района Московской области .
• Бюст Салтыкова-Щедрина установлен в посёлке Лебяжье Ленинградской области
• Бюст Салтыкова-Щедрина установлен в в Рязани . Церемония открытия состоялась 11 апреля 2008 года, в связи со 150 летием с момента назначения Салтыкова-Щедрина на должность вице-губернатора в Рязань. Бюст установлен в скверике рядом с домом, который в настоящее время является филиалом Рязанской областной библиотеки, а раньше служил резиденцией рязанского вице-губернатора. Автор памятника - заслуженный художник России, профессор Московского государственного академического художественного института имени Сурикова Иван Черапкин
• Памятник Салтыкову-Щедрину М. Е. установлен в городе Твери на Тверской площади (открыт 26 января 1976 года в связи с празднованием 150-летия со дня его рождения). Изображен восседающим в резном кресле, опираясь руками на трость. Скульптор О. К. Комов, архитектор Н. А. Ковальчук. Салтыков-Щедрин был вице-губернатором Твери с 1860 по 1862 год. Тверские впечатления писателя отразились в «Сатирах в прозе» (1860-1862), «Истории одного города» (1870), «Господах Головлевых» (1880) и других произведениях.

В филателии

• В СССР были выпущены почтовые марки , посвященные Салтыкову-Щедрину.
• Также были выпущены почтовые конверты России и СССР , в том числе и со спецгашением.

Адреса в Санкт-Петербурге

• 05. - 12.1844 года - Офицерская улица, 19;
• начало 1845 года - доходный дом - Торговая улица, 21;
• 1845 - 21.04.1848 года - дом Жадимировского - набережная реки Мойки, 8;
• 01.1856 года - доходный дом - Торговая улица, 21;
• 04. - 05.1856 года - дом Утина - Галерная улица, 12;
• 11.1862 - 1863 - доходный дом И. Н. Шмидта - 5-я линия, 30;
• лето 1868 года - квартира А. М. Унковского в доходном доме - Итальянская улица, 24;
• 09.1868 - лето 1873 года - доходный дом Страхова - Фурштатская улица, 41
• 1874 год - доходный дом Курцевича - 2-я Рождественская улица, 5;
• вторая половина 08.1876 - 28.04.1889 года - дом М. С. Скребицкой - Литейный проспект, 60, кв. 4.

Произведения

Хроники и романы:

• Господа Головлёвы (1875-1880)
• История одного города (1869-1870)
• Пошехонская старина (1887-1889)
• Убежище Монрепо (1878-1879)

Сказки:

• Пропала совесть ()
• Верный Трезор ()
• Карась-идеалист ()
• Сказка о ретивом начальнике ()
• Медведь на воеводстве ()
• Орел-меценат ()
• Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил ()
• Самоотверженный заяц ()
• Бедный волк ()
• Здравомысленный заяц ()
• Либерал ()
• Коняга ()
• Приключение с Крамольниковым ()
• Христова ночь
• Рождественская сказка
• Вяленая вобла ()
• Добродетели и Пороки ()
• Обманщик-газетчик и легковерный читатель ()
• Недреманное око ()
• Дурак ()
• Баран-непомнящий ()
• Кисель ()
• Праздный разговор ()
• Богатырь ()
• Ворон-челобитчик ()
• Игрушечного дела людишки
• Соседи
• Деревенский пожар
• Путём-дорогою

Рассказы:

• Годовщина
• Добрая душа
• Испорченные дети
• Соседи
• Чижиково горе ()

Книги очерков:

• В больнице для умалишённых
• Господа ташкентцы (1873)
• Господа Молчалины
• Губернские очерки (1856-1857)
• Дневник провинциала в Петербурге (1872)
• За рубежом (1880-1881)
• Письма к тетеньке
• Невинные рассказы
• Помпадуры и помпадурши (1863-1874)
• Сатиры в прозе
• Современная идиллия (1877-1883)
• Благонамеренные речи (1872-)

Комедии:

• Смерть Пазухина ( , запрещена; поставлена )
• Тени ( - , незакончена, поставлена )

Литература

• «Литературная деятельность Салтыкова-Щедрина» («Русская мысль » 1889, № 7 - перечень сочинений Салтыкова-Щедрина).
• «Критические статьи», изд. M. H. Чернышевским (СПб., 1893)
• О. Миллер, «Русские писатели после Гоголя» (ч. II, СПб., 1890).
• Писарев, "Цветы невинного юмора (соч. т. IX); Добролюбова, соч. т. II.
• H. К. Михайловский, «Критические опыты. II. Щедрин» (М., 1890).
• его же, «Материалы для литературного портрета Салтыкова-Щедрина» («Русская мысль », 1890 г. 4).
• К. Арсеньев, «Критические этюды по русской литературе» (т. I, СПб., 1888).
• его же, «М. Е. Салтыков-Щедрин Литературный очерк» («Вестн. Европы», 1889 г. № 6).
• статья В. И. Семевского в «Сборнике правоведения», т. I.
• биография Салтыкова, Салтыков-Щедрин H. Кривенко, в «Биографической библиотеке» Павленкова.
• А. H. Пыпин, «М. Е. Салтыков» (СПб., 1899).
• Михайлов, «Щедрин, как чиновник» (в «Одесском листке»; выдержки в № 213 «Новостей» за 1889).
• Автограф письма Салтыкова-Щедрина к С. А. Венгерову с биографическими сведениями воспроизведен в сборнике «Путь-дорога», изданном в пользу нуждающихся переселенцев (СПб., 1893).
• Эльсберг Я. Е. Салтыков-Щедрин - 1934 год. - 208 с. (Жизнь замечательных людей)
• Тюнькин К. И. Салтыков-Щедрин. - М.: Мол. гвардия, 1989. - 620 с. - (Жизнь замечат. людей).
• С. Н. К. Воспоминания о М. Е. Салтыкове // Исторический вестник, 1890. - Т. 42. - № 12. - С. 603-631.

Исследователи творчества

• В. Я. Кирпотин
• С. А. Макашин
• Д. П. Николаев
• Е. И. Покусаев

Источники

• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : В 86 томах (82 т. и 4 доп.). - СПб. : 1890-1907.

Примечания

Ссылки