И вот в тот самый егорьев день. Егорьев день. Несчастный случай с Сергеем Ивановичем

ЕГОРЬЕВ ДЕНЬ.

Редко это бывает, что прилетают на Пасху ласточки. А в этом году Пасха случилась поздняя, захватила Егорьев День, и, накануне его, во вторник, к нам прилетели ласточки. К нам–то во двор не прилетели, негде им прилепиться, нет у нас высоты, а только слыхал Антипушка на зорьке верезг. Говорят, не обманет ласточка, знает Егорьев День. И правда: пришел от обедни Горкин и говорит: у Казанской на колокольне водятся, по–шла работа. А скворцы вот не прилетели почему–то, пустые торчат скворешни. А кругом по дворам шумят и шумят скворцы. Горкину неприятно, обидели нас скворцы, - с чего бы это? Всегда он с опаской дожидался, как прилетать скворцам, загодя говорил ребятам чистить скворешницы: будут у нас скворцы - все будет хорошо. «А как не прилетят?..» - спросишь его, бывало, а он молчит. Антипушка воздыхает - скворцов–то нет: говорит все - «вот и пустота». Отец, за делами, о пустяках не думает, и то удивился - справился: что–то нонче скворцов не слышно? Да вот, не прилетели. И запустели скворешницы. Не помнил Горкин: давно так не пустовали, на три скворешни все хоть в одной да торчат, а тут - как вымело. Я ему говорю: «а ты купи скворцов и посади в домики, они и будут». - «Нет, говорит, насильно не годится, сами должны водиться, а так делу не поможешь». Какому делу? Да вот, скворцам. После уж я узнал, почему к нам скворцы не прилетели: чуяли пустоту. Поверье это. А, может, и правду чуяли. Собаки чуют. Наш Бушуй еще с Пасхи стал подвывать, только ему развыться не давали: то–лько начнет, а его из ведра водой, - «да замолчи ты!..». А скоро и ведра перестал бояться, все ночи подвывал.

Под Егорьев День к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих портах, в кафтане внакидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой–то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите ли коровку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра пообещала молочной яишницей накормить, только за коровкой бы приглядел. Повела показать корову. Чего–то пошепталась, а потом, я видел, как она понесла корове какое–то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего–то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще спекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтобы с телком была.

Накануне Егорьева Дня Горкин наказывал мне не проспать, как на травку коров погонят, - «покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.

И вот, в самый Егорьев День, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую пеперед домом и заиграл. У него четверо пастухов–подручных, они и коров гоняют, а он только играет для почину, в Егорьев День. И все по улице выходят смотреть–послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так и объявил. Это уж после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так - впоследок. «Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уж после, как случилась история…

И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богат стал, и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.

В то памятное утро смотрел и я в открытое окно залы, прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.

Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота Пастухова двора, и старый, седой пастух–хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи–шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушкн свою шляпу, покрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками длинный рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселое… и мне стало раздольно–весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял–играл. Он играл в небо за вашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня, и пастух переводил дыханье, слышались голоса на улице:

Вот это ма–стер!.. вот доказал–то себя Пахомыч!.. ма–стер… И откуда в нем духу столько!..

Мне казалось, что пастух тоже это слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут–то и случилась история.

С Пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что–то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что–то усмешливое–лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.

А теперь, хозяин, дай поиграю я… - сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки, поприучаются.

Ну, поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твоей песни.

Проходили коровы, все гуще, гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своим делом, а парень подумал что–то над своей дудочкой, тряхнул головой - и начал…

Рожок его был негромкий, мягкий. Играл он жалобно, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакаться сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой, пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое… - этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошка Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, а упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…

Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:

И откуда у тебя, подлеца, такая душа–сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!

И разбил свой рожок об мостовую.

Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир - угощать певуна водочкой и чайком.

Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.

После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:

…Пастух выйдет на лужок.
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет -
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зелену луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята,
Гонят стары старики,
Мироеды–мужики
Гонят старые старушки,
Мироедовы женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у них и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..

Ну, все–то, все–то гонят… - я Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и от Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от стартины еще повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев День, и теперь еще… - будет в до кончины века. Горкин мне сказывал:

Москва этот день особь празднует: Святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.

Как на Москве писан?..

А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла–то? Москва писана, на гербу: сам Святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы во всю Росею пошел, вот откуда Егорьев День. Ему по всем селам–деревням празднуют. Только вот господа обижаться стали… на коровок.

Почему обижаться, на коровок?..

Таки капризные. Бумагу подавали самому генерал–губернатору князю Долгорукову… воспретить гонять по Москве коров. В «Ведомостях» читали, скорняк читал. Как это, говорят, можно… Москва - и такое безобразие! чего про нас англичаны скажут! Коровы у них, скажут, по Кузнецкому Мосту разгуливают и плюхают. И забодать, вишь, могут. Ну, чтобы воспретил. А наш князь Долгоруков самый русский, любит старину а написал на их бумаге: «по Кузнецкому у меня и не такая скотина шляется», - и не воспретил. И все хвалили, что за коровок вступился.

Скоро опять зашел к нам во двор тот молодой пастух - насчет коровки поговорить. Горкин чаем его поил в мастерской, мы и поговорили по душам. Оказалось, - сирота он, тверской, с мальчишек все в пастухах. Горкин не знал его песенку, он нам слова и насказал. Играть не играл, не ко времени было, он только утром играл коровкам, а голосом напел, и еще приходил попеть. Ему наша Маша нравилась, потом узналось. Он и захаживал. И она прибегала слушать. С Денисом у ней наладилось, а свадьбу отложили, когда с отцом случилось, в самую Радуницу. И Горкин не знал, чего это Ваня все заходит к нам посидеть, - думал, что для духовной беседы он. А он тихий такой, как дите, только высокий и силач, - совсем как Федя–бараночник, душевный, кроткий совсем, и ему Горкин от Писания говорил, про святых мучеников. Вот он и напел нам песенку, я ее и запомнил. Откуда она? - я и в книжках потом не видел. Маленькая она совсем, а на рожке играть - длинная:

Эх, и гнулое ты деревцо–круши–нушка–а–а…
Куды клонишься - так и сло–мишься–а–а…
Эх, и жись моя ты - горькая кручи–нушка–а–а…
Где поклонишься - там и сло–мишься–а–а…

И мало слов, а так–то жалостливо поется.

С того дня каждое утро слышу я тоскливую и веселую песенку рожка. Впросонках слышу, и радостно мае во сне. И реполов мой распелся, которого я купил на «Вербе»; правильный оказался, не самочка–обманка. Не с этих ли песен на рожке стал я заучивать песенки–стишкн из маленьких книжечек Ступина, и другие, какие любил насвистывать–напевать отец? Помню, очень мне нравились стишки- - «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет», и еще - «Румяной зарею покрылся восток». И вот, этой весной навязалась мне на язык короткая песенка, - все, бывало, отец насвистывал:

Ходит петух с курочкой,

А с гусыней гусь,
Свинка с поросятками,
А я все томлюсь.

Навязалась и навязалась, не может отвязаться. Я с ней и засьпал, и вставал, и во сне она слышалась, впросонках, будто этой мой реполов. Горкин даже смеялся: «ну, потомись маленько… все уж весной томятся». И это правда. И томятся, и бесятся. Стали у нас лошади беситься, позвали коновала, он им уши надрезал, крови дурной повыпустил. И Кривой даже выпустил, хоть и старенькая она: надо, говорит. Стали жуки к вечеру носиться, «майские» - называются. Гришка одного картузом подшиб, самого первого жука, поглядел, плюнул и раздавил сапогом, - «ишь, говорит, сволота какая, а тоже занимается». Ну глупый. Навозные мухи так тучами и ходят, все от них стенки синие. И, может быть, тоже от весны, отец стал такой веселый, все бегает, по лестницам через три ступеньки. Никогда не бывал такой веселый, так и машет чесучовый его пиджак. Подхватит меня, потискает, подкинет под потолок, обольет флердоранжем, нащиплет щечки и даст гривенничек на гостинцы, так, ни с чего. И все–то песенки, песенки, все свистит. А постом грустный все был и тяжелые сны видал.

А тут повалили нам подряды, никогда столько не было. В самый Егорьев День, на Пасхе, пришло письмо - мост большой строить заказали под Коломной. И еще, - очень отец был рад, - главный какой–то комитет поручил ему парадные «места» ставить на Страстной площади, где памятник Пушкина будут открывать. И в «Ведомостях» напечатали, что будет большое торжество на Троицу, 8 числа июня, будут открывать Пушкина, памятник там поставлен. Все мы очень обрадовались - такая честь! Отец комитету написал, что для такого великого дела барыша не возьмет, а еще и своих приложит, - такая честь! И нам почетную ложу обещали - Пушкина открывать. А у нас уже знали Пушкина, сестрицы романцы его пели - про «черную шаль» и еще про что–то. И я его знал немножко, вычитывал «Птичку Божию». Пропел Горкину, и он похвалил, - «ничего, говорит, отчетливо».

Пасха поздняя, пора бы и стройку начинать, летний народ придет наниматься, как уж обыкли, на Фоминой, после Радуницы. Кой–чего с зимниками начали работать. С зари до зари отец по работам ездит. Бывало, на Кавказке, верхом, туда–сюда, ветром прямо носится, а на шарабане не поскачешь. А тут, как на грех, Кавказка набила спину, три недели не подживет. А Стальную седлать - и душа–то к ней не лежит, злая она, «Кыргыз», да и пуглива, заносится, в городе с ней опасно. Все–таки отец думает на ней пока поездить, велел кузнеца позвать, перековал помягче: попробует на днях за город, дачу снимать поедет для нас под Воронцовым.

На Фоминой много наймут народу, отказа никому не будет. Василь–Василич с радости закрутил, но к Фоминой оправится. И Горкин ничего, милостиво к нему: «пусть свое отгуляет, летом будет ему жара».

Вечером Егорьева Дня мы сидим в мастерской, и скорняк сказывает вам про Егория–Победоносца, Скорняк большой книгочий, все у него святые книги, в каких–то «Проломных Воротах» покупает, по знакомству. Сегодня принес Горкину в подарок лист–картинку, старинную, дали ему в придачу за работу староверы. Цены, говорит, нет картинке, ежели на любителя. Из особого уважения подарил,

За приятные часы досуга у старинного друга». Горкин сперва обрадовался, поцеловался даже с скорником. А потом стал что–то приглядываться к картинке…

Стали мы все разглядывать и видим: написан иа листе, на белом конь, как по строгому канону пишется, Егорий - колет Змия копием в брюхо чешуйное. Горкин потыкал пальцем в Егорьеву главку и говорит строго–раздумчиво:

А почему же сияния святости округ главки нет? Не святая картинка это, а со–блаз!.. Староверы так не пишут, со–блаз это. Го–споди, что творят!..

И поглядел строго на скорняка. Скорняк бородку подергал - покаялся:

Прости, Михайла Панкратыч, наклепал я на староверов, хотел приятней тебе по сердцу… знаю, уважаешь, - по старой вере кто… Это мне книжник подсунул, - редкость, говорит. А что сияния–святости нету - невдомек, мне, очень мне понравилось, - тебе, думаю, отнесу на Егорьев День!..

Стали мы читать под картинкой старые слова, церковною печатью; Горкин и очки надел, и строгой стал. Я ему внятно прочитал, вытягивал слова вразумительно, а он не верит, бородкой трясет. И скорняк прочитал, а он опять не верит: «не может, говорит, быть такого… не разрешат законно, потому это надругательство над Святым!» - и заплевался. А я шепотком себе еще разок прочитал:

Млад Егорий во бою,
На серу сидя коню,
Колет Змия в …пию.

Понял, - нехорошо написано про Святого. Горкин стал скорняка бранить, никогда с ним такого не было.

Это, говорит, стракулисты тебе подсунули! они над Богом смеются и бонбы кидают… Пушкина вон взорвать грозятся, сказывал Василь–Василич, смуту чтобы в народе делать! А ты - легковер… а еще книгочий!.. Он это те подсунул, на соблаз. Святого Воина Егория празднуете… - так вот тебе!

Взял да и разорвал картинку. И стало нам тут страшно. Посидели–помолчали, и будто нам что грозится, внутри так чуется. Сожгли картинку на тагане. Горкин руки помыл, дал мне святой водицы и сам отпил. А скорняк повоздыхал сокрушенно и стал из книжки про Егория нам читать.

…Завелся в пещерах под Злато–Градом страшенный Змий, всех прохожих–проезжих живьем пожирал, и не было на него управы. И послал к ихнему царю послов, мурины видом… дабы отдал сейчас за него. Змия, дочь–царевну, а то, пишет, всех попалю пламем–огием пронзительным, пожалю жалом язвительным. И стал Злато–Град в великом страхе вопить и молебны о заступлении петь–служить. И вот, вострубили литавры–трубы, и подъезжает к тому Злато–Граду светел вьюнош в златых доспехах, на белом коне, и серебряно копие в деснице. И возвещает светлый вьюнош царю, что грядет избавление скорби и печали, и…

И вдруг, слышим… - тонкий щемящий вой. Скорняк перестал читать про Егория, - «что это?..» - спросил шепотком. Слушаем - опять воет. Горкин и говорит, тоже шепотком: «никак опять наш Бушуй?…» Послушали. Бушуй, оттуда, от конуры, от каретника. Будто уж это не первый раз: вчера, как стемнело, повизгивал, а нонче уж подвывает. Никогда не было, чтобы выл. Бывает, собаки на месяц воют, а Бушуй и на месяц не завывал. А нонче Пасха, месяца не бывает. Стал я спрашивать, почему это Бушуй воет, к чему бы это?.. - а они ни слова. Так вечер и расстроился. Хотели расходиться, а тут отец приехал, и слышим - приказывает Гришке - «дай Бушуйке воды, пить, что ль, просит?,.» А Гришка отвечает: «да полна шайка, это он заскучал с чегой–то».

И так это нас расстроило: и картинка эта, подсунута невесть кем, и этот щемящий вой. Скорняк простился, пошел… и говорит шепотком: «опять, никак?..» Прислушались мы: «нехорошо как воет… нехорошо».

Страшно было идти темными сенями. Горкин уж проводил меня.

Редко это бывает, что прилетают на Пасху ласточки. А в этом году Пасха случилась поздняя, захватила Егорьев День, и, накануне его, во вторник, к нам прилетели ласточки. К нам-то во двор не прилетели, негде им прилепиться, нет у нас высоты, а только слыхал Антипушка на зорьке верезг. Говорят, не обманет ласточка, знает Егорьев День. И правда: пришел от обедни Горкин и говорит: у Казанской на колокольне водятся, по-шла работа. А скворцы вот не прилетели почему-то, пустые торчат скворешни. А кругом по дворам шумят и шумят скворцы. Горкину неприятно, обидели нас скворцы, – с чего бы это? Всегда он с опаской дожидался, как прилетать скворцам, загодя говорил ребятам чистить скворешницы: будут у нас скворцы – все будет хорошо. “А как не прилетят?..” – спросишь его, бывало, а он молчит. Антипушка воздыхает – скворцов-то нет: говорит все – “вот и пустота”. Отец, за делами, о пустяках не думает, и то удивился – справился: что-то нонче скворцов не слышно? Да вот, не прилетели. И запустели скворешницы. Не помнил Горкин: давно так не пустовали, на три скворешни все хоть в одной да торчат, а тут – как вымело. Я ему говорю: “а ты купи скворцов и посади в домики, они и будут”. – “Нет, говорит, насильно не годится, сами должны водиться, а так делу не поможешь”. Какому делу? Да вот, скворцам. После уж я узнал, почему к нам скворцы не прилетели: чуяли пустоту. Поверье это. А, может, и правду чуяли. Собаки чуют. Наш Бушуй еще с Пасхи стал подвывать, только ему развыться не давали: то-лько начнет, а его из ведра водой, – “да замолчи ты!..”. А скоро и ведра перестал бояться, все ночи подвывал.

Под Егорьев День к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих портах, в кафтане внакидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, – пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то “зубцовский”, дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, – завтра, мол, коров погонят, пустите ли коровку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра пообещала молочной яишницей накормить, только за коровкой бы приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом, я видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего-то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке “креста” давала, в благословение, в Крещенье еще спекла, – печеного “креста”, – так уж от старины ведется, чтобы с телком была.

Накануне Егорьева Дня Горкин наказывал мне не проспать, как на травку коров погонят, – “покажет себя пастух наш”. Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.

И вот, в самый Егорьев День, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, – не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, – вышел на мостовую пеперед домом и заиграл. У него четверо пастухов-подручных, они и коров гоняют, а он только играет для почину, в Егорьев День. И все по улице выходят смотреть-послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он “в последний раз”, – сам так и объявил. Это уж после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так – впоследок. “Да так... – говорит, – будя, наигрался...” Невесело так сказал. Сказал уж после, как случилась история...

И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: “вот какой приверженный человек... любит свое дело, хоть и богат стал, и гордый... а делу уступает”. Тогда я всего не понял.

В то памятное утро смотрел и я в открытое окно залы, прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.

Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота Пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушкн свою шляпу, покрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками длинный рожок к губам, надул толстые розовые щеки, – и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей... – и вдруг заиграл веселое... и мне стало раздольно-весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял-играл. Он играл в небо за вашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня, и пастух переводил дыханье, слышались голоса на улице:

– Вот это ма-стер!.. вот доказал-то себя Пахомыч!.. ма-стер... И откуда в нем духу столько!..

Мне казалось, что пастух тоже это слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут-то и случилась история.

С Пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, – что-то усмешливое-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.

– А теперь, хозяин, дай поиграю я... – сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, – послушают твои коровки, поприучаются.

– Ну, поиграй, Ваня... – сказал старик, – послушаю твоей песни.

Проходили коровы, все гуще, гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своим делом, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал...

Рожок его был негромкий, мягкий. Играл он жалобно, разливное, – не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, – так бы вот и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакаться сил не стало, – вдруг перешел на такую лихую плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой, пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое... – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошка Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, – все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, а упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история...

Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:

– И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!

И разбил свой рожок об мостовую.

Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.

Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, – послушать, как играет чудесный “зубцовец” на свирели.

После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:

Ну, все-то, все-то гонят... – Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и от Серпуховки, и с Якиманки, – со всей замоскворецкой округи нашей. Так от стартины еще повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев День, и теперь еще... – будет в до кончины века. Горкин мне сказывал:

– Москва этот день особь празднует: Святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу... потому на Москве и писан.

– Как на Москве писан?..

– А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам Святой Егорий... наш, стало быть, московский. С Москвы во всю Росею пошел, вот откуда Егорьев День. Ему по всем селам-деревням празднуют. Только вот господа обижаться стали... на коровок.

– Почему обижаться, на коровок?..

– Таки капризные. Бумагу подавали самому генерал-губернатору князю Долгорукову... воспретить гонять по Москве коров. В “Ведомостях” читали, скорняк читал. Как это, говорят, можно... Москва – и такое безобразие! чего про нас англичаны скажут! Коровы у них, скажут, по Кузнецкому Мосту разгуливают и плюхают. И забодать, вишь, могут. Ну, чтобы воспретил. А наш князь Долгоруков самый русский, любит старину а написал на их бумаге: “по Кузнецкому у меня и не такая скотина шляется”, – и не воспретил. И все хвалили, что за коровок вступился.

Скоро опять зашел к нам во двор тот молодой пастух – насчет коровки поговорить. Горкин чаем его поил в мастерской, мы и поговорили по душам. Оказалось, – сирота он, тверской, с мальчишек все в пастухах. Горкин не знал его песенку, он нам слова и насказал. Играть не играл, не ко времени было, он только утром играл коровкам, а голосом напел, и еще приходил попеть. Ему наша Маша нравилась, потом узналось. Он и захаживал. И она прибегала слушать. С Денисом у ней наладилось, а свадьбу отложили, когда с отцом случилось, в самую Радуницу. И Горкин не знал, чего это Ваня все заходит к нам посидеть, – думал, что для духовной беседы он. А он тихий такой, как дите, только высокий и силач, – совсем как Федя-бараночник, душевный, кроткий совсем, и ему Горкин от Писания говорил, про святых мучеников. Вот он и напел нам песенку, я ее и запомнил. Откуда она? – я и в книжках потом не видел. Маленькая она совсем, а на рожке играть – длинная:

И мало слов, а так-то жалостливо поется.

С того дня каждое утро слышу я тоскливую и веселую песенку рожка. Впросонках слышу, и радостно мае во сне. И реполов мой распелся, которого я купил на “Вербе”; правильный оказался, не самочка-обманка. Не с этих ли песен на рожке стал я заучивать песенки-стишкн из маленьких книжечек Ступина, и другие, какие любил насвистывать-напевать отец? Помню, очень мне нравились стишки– – “Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет”, и еще – “Румяной зарею покрылся восток”. И вот, этой весной навязалась мне на язык короткая песенка, – все, бывало, отец насвистывал:

Навязалась и навязалась, не может отвязаться. Я с ней и засьпал, и вставал, и во сне она слышалась, впросонках, будто этой мой реполов. Горкин даже смеялся: “ну, потомись маленько... все уж весной томятся”. И это правда. И томятся, и бесятся. Стали у нас лошади беситься, позвали коновала, он им уши надрезал, крови дурной повыпустил. И Кривой даже выпустил, хоть и старенькая она: надо, говорит. Стали жуки к вечеру носиться, “майские” – называются. Гришка одного картузом подшиб, самого первого жука, поглядел, плюнул и раздавил сапогом, – “ишь, говорит, сволота какая, а тоже занимается”. Ну глупый. Навозные мухи так тучами и ходят, все от них стенки синие. И, может быть, тоже от весны, отец стал такой веселый, все бегает, по лестницам через три ступеньки. Никогда не бывал такой веселый, так и машет чесучовый его пиджак. Подхватит меня, потискает, подкинет под потолок, обольет флердоранжем, нащиплет щечки и даст гривенничек на гостинцы, так, ни с чего. И все-то песенки, песенки, все свистит. А постом грустный все был и тяжелые сны видал.

А тут повалили нам подряды, никогда столько не было. В самый Егорьев День, на Пасхе, пришло письмо – мост большой строить заказали под Коломной. И еще, – очень отец был рад, – главный какой-то комитет поручил ему парадные “места” ставить на Страстной площади, где памятник Пушкина будут открывать. И в “Ведомостях” напечатали, что будет большое торжество на Троицу, 8 числа июня, будут открывать Пушкина, памятник там поставлен. Все мы очень обрадовались – такая честь! Отец комитету написал, что для такого великого дела барыша не возьмет, а еще и своих приложит, – такая честь! И нам почетную ложу обещали – Пушкина открывать. А у нас уже знали Пушкина, сестрицы романцы его пели – про “черную шаль” и еще про что-то. И я его знал немножко, вычитывал “Птичку Божию”. Пропел Горкину, и он похвалил, – “ничего, говорит, отчетливо”.

Пасха поздняя, пора бы и стройку начинать, летний народ придет наниматься, как уж обыкли, на Фоминой, после Радуницы. Кой-чего с зимниками начали работать. С зари до зари отец по работам ездит. Бывало, на Кавказке, верхом, туда-сюда, ветром прямо носится, а на шарабане не поскачешь. А тут, как на грех, Кавказка набила спину, три недели не подживет. А Стальную седлать – и душа-то к ней не лежит, злая она, “Кыргыз”, да и пуглива, заносится, в городе с ней опасно. Все-таки отец думает на ней пока поездить, велел кузнеца позвать, перековал помягче: попробует на днях за город, дачу снимать поедет для нас под Воронцовым.

На Фоминой много наймут народу, отказа никому не будет. Василь-Василич с радости закрутил, но к Фоминой оправится. И Горкин ничего, милостиво к нему: “пусть свое отгуляет, летом будет ему жара”.

Вечером Егорьева Дня мы сидим в мастерской, и скорняк сказывает вам про Егория-Победоносца, Скорняк большой книгочий, все у него святые книги, в каких-то “Проломных Воротах” покупает, по знакомству. Сегодня принес Горкину в подарок лист-картинку, старинную, дали ему в придачу за работу староверы. Цены, говорит, нет картинке, ежели на любителя. Из особого уважения подарил, – за приятные часы досуга у старинного друга”. Горкин сперва обрадовался, поцеловался даже с скорником. А потом стал что-то приглядываться к картинке...

Стали мы все разглядывать и видим: написан иа листе, на белом конь, как по строгому канону пишется, Егорий – колет Змия копием в брюхо чешуйное. Горкин потыкал пальцем в Егорьеву главку и говорит строго-раздумчиво:

– А почему же сияния святости округ главки нет? Не святая картинка это, а со-блаз!.. Староверы так не пишут, со-блаз это. Го-споди, что творят!..

И поглядел строго на скорняка. Скорняк бородку подергал – покаялся:

– Прости, Михайла Панкратыч, наклепал я на староверов, хотел приятней тебе по сердцу... знаю, уважаешь, – по старой вере кто... Это мне книжник подсунул, – редкость, говорит. А что сияния-святости нету – невдомек, мне, очень мне понравилось, – тебе, думаю, отнесу на Егорьев День!..

Стали мы читать под картинкой старые слова, церковною печатью; Горкин и очки надел, и строгой стал. Я ему внятно прочитал, вытягивал слова вразумительно, а он не верит, бородкой трясет. И скорняк прочитал, а он опять не верит: “не может, говорит, быть такого... не разрешат законно, потому это надругательство над Святым!” – и заплевался. А я шепотком себе еще разок прочитал:

Понял, – нехорошо написано про Святого. Горкин стал скорняка бранить, никогда с ним такого не было.

– Это, говорит, стракулисты тебе подсунули! они над Богом смеются и бонбы кидают... Пушкина вон взорвать грозятся, сказывал Василь-Василич, смуту чтобы в народе делать! А ты – легковер... а еще книгочий!.. Он это те подсунул, на соблаз. Святого Воина Егория празднуете... – так вот тебе!

Взял да и разорвал картинку. И стало нам тут страшно. Посидели-помолчали, и будто нам что грозится, внутри так чуется. Сожгли картинку на тагане. Горкин руки помыл, дал мне святой водицы и сам отпил. А скорняк повоздыхал сокрушенно и стал из книжки про Егория нам читать.

Завелся в пещерах под Злато-Градом страшенный Змий, всех прохожих-проезжих живьем пожирал, и не было на него управы. И послал к ихнему царю послов, мурины видом... дабы отдал сейчас за него. Змия, дочь-царевну, а то, пишет, всех попалю пламем-огием пронзительным, пожалю жалом язвительным. И стал Злато-Град в великом страхе вопить и молебны о заступлении петь-служить. И вот, вострубили литавры-трубы, и подъезжает к тому Злато-Граду светел вьюнош в златых доспехах, на белом коне, и серебряно копие в деснице. И возвещает светлый вьюнош царю, что грядет избавление скорби и печали, и...

И вдруг, слышим... – тонкий щемящий вой. Скорняк перестал читать про Егория, – “что это?..” – спросил шепотком. Слушаем – опять воет. Горкин и говорит, тоже шепотком: “никак опять наш Бушуй?...” Послушали. Бушуй, оттуда, от конуры, от каретника. Будто уж это не первый раз: вчера, как стемнело, повизгивал, а нонче уж подвывает. Никогда не было, чтобы выл. Бывает, собаки на месяц воют, а Бушуй и на месяц не завывал. А нонче Пасха, месяца не бывает. Стал я спрашивать, почему это Бушуй воет, к чему бы это?.. – а они ни слова. Так вечер и расстроился. Хотели расходиться, а тут отец приехал, и слышим – приказывает Гришке – “дай Бушуйке воды, пить, что ль, просит?,.” А Гришка отвечает: “да полна шайка, это он заскучал с чегой-то”.

И так это нас расстроило: и картинка эта, подсунута невесть кем, и этот щемящий вой. Скорняк простился, пошел... и говорит шепотком: “опять, никак?..” Прислушались мы: “нехорошо как воет... нехорошо”.

Страшно было идти темными сенями. Горкин уж проводил меня.

СТРУКТУРА УРОКА

1. Постановка целей и задач урока.

2. Вступление. Слово о писателе И. С.Шмелеве.

3. Беседа по содержанию рассказа "Егорьев день с использованием самостоятельно подготовленного учащимися материала.

4. Погружение в языковую картину рассказа путем анализа лексики (работа сопровождается просмотром презентации).

5. Выявление роли народных песен в главе "Егорьев день".

6. Подведение итогов.

7. Выполнение заданий по русскому языку и литературе по типу ЕГЭ.

8. Проверка работы.

9. Выставление оценок.

10. Запись домашнего задания.

Урок позволит получить информацию о разговорной лексике русского купеческого сословия 19 века, проследить взаимосвязь между русским языком и литературой, закрепить навыки работы с художественным текстом.

Ключевые слова:

Поэтика (от греч. poietike techne - творческое искусство) - 1) система художественных средств и приемов, специфических для литературы как вида искусства; 2) раздел теории литературы, изучающий структуру художественного произведения и средства его создания.

Просторечие - простая, ненормированная, разговорная речь.

Устаревшая лексика - слова, вышедшие из активного употребления.

Комплексный анализ - разбор художественного текста как литературного произведения и как единицы системы языка.

Цель урока: комплексный анализ главы "Егорьев день".

Развитие навыков комплексного анализа текста,

Углубление знаний по теме "Лексика русского языка",

Воспитание интереса к русской лексике.

Оформление урока:

Портрет И. С.Шмелева,

Презентация по рассказу "Егорьев день",

Запись народной обрядовой песни.

К данному уроку учащиеся выполняют домашнее задание по группам:

1 группа - дать развернутый ответ на вопрос, какая информация заключена в названии рассказа;

4 группа - выписать устаревшую лексику, объяснить лексическое значение слов.

Ход урока

1. Беседа с использованием самостоятельно подготовленного учащимися материала.

Что мы знаем о русском писателе Иване Сергеевич е Шмелеве и его романе "Лето Господне"?

И. С. Шмелев (1873 - 1950 год) родился в Замоскворечье в семье купца-подрядчика Сергея Ивановича Шмелева. Детство и юность писателя прошли в родительском доме на Большой Калужской улице. Предки Шмелева принадлежали к московским старообрядческим кругам. Учился Шмелев в частном пансионе и гимназии, где пристрастился к чтению. Он успешно закончил юридический факультет Московского университета. Был женат на Ольге Александровне Охтерлони.

По окончании университета Шмелев работал в адвокатуре, а с 1905 года начинает регулярно публиковаться в журналах. Жизнь семьи, жизнь купеческого и рабочего Замоскворечья, общая атмосфера в стране - все это влияло на формирование художественного мира писателя.

Началась Первая мировая война, в 1915 году сын Шмелева Сергей был призван в армию и отправлен на фронт. Во время гражданской войны сын Шмелева воюет в Добровольческой армии Деникина. Позднее, в 1921 году, Сергей был расстрелян большевиками.

В 1922 году Иван Сергеевич Шмелев выезжает с женой в Берлин, а в 1923 году они переезжают в Париж. Живое участие в устройстве их жизни и литературных связей принимает И. А.Бунин.

В Париже и в Булони Шмелев работает над книгой "Лето Господне".

Мы знаем, что писатель с детства был влюблен в Москву, образ Москвы он воссоздал в своем романе "Лето Господне". Этот роман пронизан любовью к отцу, к людям, окружавшим писателя в детстве. Художественное повествование идет от лица семилетнего мальчика. По жанру "Лето Господне" - это повествование в рассказах, хотя чаще его называют романом. Рассказы о праздниках через восприятие ребенка необычно красочны и зримы. Рядом с мальчиком его наставник Горкин, его родные, простые люди - жители Замоскворечья. Роман состоит из 3 частей: "Праздники", "Праздники - Радости" , "Скорби". Глава "Егорьев день" входит во вторую часть "Праздники - Радости".

Глава также входит в различные сборники рассказов Шмелева как отдельное произведение.

О каком празднике повествуется в этой главе и что вы узнали об этом празднике? (домашнее задание 1 группы)

В главе "Егорьев день" рассказывается о весеннем Егории, который праздновали 6 мая. В "Русском земледельческом календаре" о нем говорится, что на Егория скотину выгоняли в поле вербой, срезанной в вербное воскресенье. В поле выносили стол, на стол ставили икону, затем служили молебен. Выгоняя скотину в поле вербой, приговаривали: "Христос с тобой! Егорий храбрый, прими мою животину на все полное лето и спаси ее!". В некоторых губерниях этот праздник называли Юрьев день (Георгий, Егорий, Юрий - варианты имени). Это праздник пастухов. Их одаривали, кормили в поле мирской яичницей. В день выгона скота пекли обрядовое печенье в виде "коровок", "лошадок", "барашков" и прочих животных. Крестьяне верили, что Егорий сам, неведомо от людей, выезжает в поле на белом коне и пасет скот, охраняет его. Георгий Победоносец считался покровителем домашнего скота, и к нему обращались с просьбами защитить и уберечь коров, лошадей, овец: "Спасителю Победоносцу и Чудотворцу! Отче наш, Георгий, спаси и сохрани нашу скотинку Рудонюшку и Пестронюшку в темных лесах, в жидких местах от диких зверей, от пловучих змей и от злых людей. Аминь".

Существует множество поговорок об этом празднике: "Юрий на порог весну приволок", "Пришел Егорий и весне не уйти", " Егорий из-под спуда зелену травку выгоняет", "Святой Георгий красную весну на красную горку пригнал".

Шмелев в рассказе создает простую и неподражаемо поэтическую картину русского быта, по - своему описывает, как встречали Егорьев день в Замоскворечье.

Молодой пастух - главный герой в этом рассказе. Он "в белой вышитой рубахе, в синих портах, в кафтане внакидку и в поярковой шляпе с петушьим крылышком". Он пришел сказать, что завтра "погонят коровку в стадо".

Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала яичницей накормить. В Замоскворечье пекли накануне праздника кресты и кормили печеным крестом коровку - "так уж от старины ведется, чтобы с телком была". В главе повествуется о том, как старый пастух (хозяин) уступает свое первенство молодому пастуху Ване. На зорьке в Егорьев день играл сначала на рожке старый пастух, хозяин. Играл он в последний раз, так как уже решил отойти от дел. После него заиграл Ваня.

" Рожок его был негромкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное так, что щемило сердце:вдруг перешел на лихую-плясовую:Гришка, стоявший на мостовой с метелкой, пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать: Смотревшая из окошка Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило:".

В рассказе, как и в других главах "Лета Господня", множество просторечной и диалектной лексики, которая помогает автору воссоздать атмосферу праздника и передать сущность русского характера, русской души.

Просторечная лексика и ее роль: (домашнее задание 2 группы)

Будя, будет - полно, довольно, достаточно.

Для почину, почин - начало чего-либо.

Приверженный (человек) - преданный чему-либо, какому-то делу, верный.

Дикие (ворота) - необработанные, грубые, из неотесанных досок.

Жальчей - жалобнее, печальнее.

Раздольно-весело - привольно, широко.

Доказал-то себя - проявил себя, показал свои возможности.

Закрутил с радости - запил, загулял.

Разливное (играл) - широкая с переливами мелодия.

Щемило (сердце) - сжималось сердце.

Дробить - мелко топать.

Ерзать и перехватывать - изменять темп и ритм игры.

Певун - певец.

Пустился выделывать ногами - начал приплясывать.

Раззадорило ее - ей стало интересно.

Пошли гурьбой - пошли толпой.

Бойчей - быстрее.

Шабаш - хватит, достаточно.

Луговинка - небольшой луг.

Воспретить - запретить.

Шляется - бродит, ходит.

Захаживать - иногда приходить.

Гнулое (деревце)- погнутое, изломанное.

Нонче - ныне, сегодня.

Кручинушка, кручина - тягота, тоска.

Обыкли - привыкли.

Кроме собственно разговорной лексики, в рассказе "Егорьев день" встречаются слова с яркой разговорной стилистической окраской: с нарушением произносительной нормы литературного языка. Например, в диалоге скорняка и Горкина: пондравилось (понравилось), строгой стал (строгий), стракулисты (нигилисты), бонбы (бомбы), к ихнему царю (к их царю), вьюнош (юноша), малыи робяты, с чегой-то и другие.

Какова роль просторечной лексики в рассказе?

Как мы видим, просторечная лексика выполняет в основном характеризующую и оценочную функции. Через просторечные слова выражены чувства и переживания жителей Замоскворечья, слушающих игру старого и молодого пастухов. Например, просторечные слова и выражения характеризуют Горкина, дядьку героя-рассказчика, как доброго, честного и совестливого человека.

Устаревшая лексика и ее роль: (домашнее задание 3 группы)

Устаревшая лексика используется в главе "Егорьев день" для создания портретов персонажей и для характеристики их быта.

Лапти - плетеная обувь из лыка или мочалы.

Порты - штаны из грубого холста, крестьянская одежда.

Кафтан - верхнее мужское пальто обычно из сукна.

Поярковая шляпа - сделанная из шерсти овцы.

Подручный - пособник, помощник.

Поддевка - безрукавый кафтанчик

Сермяга - кафтан из некрашеного грубого сукна.

Мироеды-мужики - богатые мужики, нанимающие работников-батраков.

Книгочий - читатель, начитанный человек.

Шарабан - открытая повозка с поперечными скамьями.

Староверы (церковное) - раскольники, приверженцы старой веры.

По поводу праздника Егорьева дня молодой пастух Ваня принарядился: надел белую вышитую рубаху, синие порты, шляпу с петушьим перышком.

Отец мальчика-рассказчика по весне рад, что "повалили подряды", что мост большой строить заказали. Ваня говорит Горкину: "Никогда не бывал такой веселый, так и машет чесучевый его пиджак. Подхватит меня, потискает, подкинет под потолок, обольет флердоранжем, так, ни с чего:".

Какова роль народных песен в главе "Егорьев день"?

Мотив русской песни - сквозной мотив в романе "Лето Господне". В песнях народ выражал отношение к миру, свои чувства и переживания.

Одну из песен пересказал мальчику Горкин. Вот она:

Пастух выйдет на лужок,

Заиграет во рожок.

Хорошо пастух играет -

Выговаривает:

Выгоняйте вы скотинку

На зелену луговинку!

Гонят девки, гонят бабы,

Гонят малыи робяты,

Гонят стары старики,

Мироеды-мужики,

Гонят старые старушки,

Мироедовы женушки,

Гонит Филя, гонит Пим,

Гонит дяденька Яфим,

Гонит бабка, гонит дед,

А у них и кошки нет,

Ни копыта, ни рога,

На двоих одна нога!..

Это веселая обрядовая песенка. В ней отразились следующие особенности народной песни:

Нарушение произносительных норм,

Наличие множества лексических повторов,

Анафоры,

Языковая шутка,

Наличие имен существительных с уменьшительно-ласкательными суффиксами,

Множество аллитераций, создающих звуковой образ праздника.

Следующую песню поет пастух Ваня. В ней отразилась печальная судьба молодого пастуха. Из рассказа читатель узнает, что Ваня родом из Твери, сирота, "с мальчишек все в пастухах". Сам он тихий, душевный, кроткого нрава, только "высокий и силач". По словам Горкина, Ваня как дите. Можно сказать, что этот персонаж Шмелева из категории "русских литературных праведников". Песенка, которую поет Ваня "маленькая совсем, а на рожке играть - длинная":

Эх, и гнулое ты деревце крушинушка,

Куды клонишься - там и сломишься.

Эх, и жись моя ты - горькая кручинушка:

Где поклонишься - там и сломишься:

Песня, которую поет Ваня, рассказывает о тяжелой доле подростка-сироты, заставляет слушателей сопереживать герою песни, жалеть его. В любой народной песне заключено какое-либо поучение. Так и здесь: если будешь кланяться тому, кто сильнее тебя, то сломишься, пропадешь.

Мальчик, слушая пастуха, "много про него понимает".

В чем по-вашему смысл главы "Егорьев день"?

В этой главе, как и во всем романе "Лето Господне", достоверно, с большой теплотой Иван Сергеевич Шмелев запечатлел народный быт и национальный характер. Герои рассказа - простые русские люди, чьи поступки и отношение к жизни говорят о духовности и глубине их чувств. Персонажи рассказа - люди поэтичные, одаренные, мудрые. Для них чрезвычайно важны родственные отношения. Их отличает чувство любви к родному дому, к Москве.

Сейчас перед русской нацией со всей остротой стала проблема сохранения культурного и духовного наследия предков. Историческая память - одно из условий выживания нации. Образцы русского разговорного языка, понимание жизни русским народом, отношение его к вере, к дому, к родной земле - все эти составляющие запечатлены в романе И. С. Шмелева.

Невозможно не согласиться с оценкой, которую дал Шмелеву известный философ И. А.Ильин: "Замечательный художник, художник страдающего и поющего сердца сказал здесь некую великую правду о России:"

2. Выполнение заданий по русскому языку (глава "Егорьев день").

А1. Укажите грамматически правильное продолжение предложения.

Определяя значение непонятных слов,

1) мной овладели сомнения.

2) обращайтесь к словарю.

3) учитывается контекст.

4) некоторые из них оказались устаревшими.

А2. Укажите предложение с нарушением синтаксической нормы.

1) В главе "Егорьев день" говорится о празднике, который открывал начало пастбищного сезона.

2) Роман "Лето Господне" был издан в Париже, в России отдельные главы печатались в журнале "Новом мире".

Прочитайте текст и выполните задания А3 - А7.

(1) Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, - "покажет себя пастух наш". (2) Как покажет? (3) А вот, говорит, узнаешь. (4) Да чего узнаю? (5) Так и не сказал.

(6) И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. (7) Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. (8) У него четверо пастухов-подручных(1) они и коров гоняют(2) а он только играет для почину(3) в Егорьев день(4) когда первый раз коровки на луговинку выходят. (9) И все по улице выходят смотреть-послушать, как старик хорошо играет. (10) В это утро играл он "в последний раз", - сам так и объявил. (11) Это уже после он объявил, как поиграл. (12) Спрашивали его, почему так, - впоследок. (13) "Да так: - говорит, будя, наигрался:" (14) Невесело так сказал. (15) Сказал уж после, как случилась история.

(16) И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: "вот какой приверженный человек:а делу уступает".

А3. Какое слово или сочетание слов является основой в одном из предложений текста или в одной из частей сложного предложения?

1) Горкин наказывает мне (предл.1)

2) коров погонят (предл.1)

3) который живет (предл. 7)

4) спрашивали его (предл. 12)

А4. Укажите верную характеристику первого (1) предложения текста.

1) сложноподчиненное

2) простое осложненное

3) сложное с подчинительной и бессоюзной связью

4) бессоюзное сложное

А5. Укажите значение слова ПРИВЕРЖЕННЫЙ в предложении 16.

1) старательный

2) верный своему делу

4) добросовестный

А6. В предложении (7) замените придаточную часть обособленным определением, запишите обособленное определение, выраженное причастным оборотом.

А7. В предл.(8) знаки препинания не расставлены. Укажите правильный вариант расстановки знаков препинания.

Прочитайте текст еще раз и выполните задания В1 - В6

В1. Из предложения (6) выпишите все местоимения.

В2. Укажите номера предложений с вводными словами и конструкциями.

В3. Укажите номер предложения с обособленным уточняющим обстоятельством.

В4. Из предложения (6) выпишите слово, образованное приставочно-суффиксальным способом.

В5. Из предложения (7) выпишите подчинительное словосочетание со связью УПРАВЛЕНИЕ.

В6. Среди предложений 1 - 7 найдите сложное предложение, которое включает неопределенно-личное. Напишите номер.

Выполнение заданий по литературе (глава "Егорьев день").

1. Назовите литературное направление, которое характеризуется достоверным изображением действительности и традиции которого отразились в романе Шмелева.

2. Укажите имя героя, от лица которого ведется повествование.

3. Как называется форма общения между персонажами, обменивающимися репликами?

4. В речи персонажей встречаются выражения: "не такая еще скотина шляется", "загодя говорил ребятам чистить скворешни". Как называется речь, выходящая за рамки литературной нормы?

5. В главе "Егорьев день" раскрыты чувства и переживания мальчика, который слушает игру пастуха. Как называется способ раскрытия особенностей внутренней жизни героев?

Проверка выполненной работы.

Подведение итогов.

Какие выводы можно сделать, проанализировав текст главы "Егорьев день"?

В чем, по-вашему, заключается своеобразие художественного мира И. С. Шмелева?

Шмелев видит и изображает своих персонажей из глубины народной жизни. Автор видит то, чем живет народ, что определяет его выживаемость в исторических условиях - верность православию, умение радоваться живой жизни. Мастер слова и образа, Шмелев создает незабываемые картины русского быта, русских праздников. Даже животные разделяют радость людей. Мягкий юмор - тоже неотъемлемая часть шмелевского повествования. Озаренная этим юмором, светлеет и отступает печаль и пошлость быта. Простой с виду текст Шмелева очень богат, насыщен всеми перлами живой русской речи. В романе создан особый мир жизни московской окраины 19 века, наблюдаемый глазами ребенка.

Домашнее задание.

1) Прочитайте следующую главу романа "Лето Господне", главу "Радуница", ответьте на вопросы:

Что вы узнали, прочитав главу, о празднике Радуница?

Почему глава начинается изображением утра и "райского света"?

Как в семье Вани отмечали Радуницу?

Каким показан отец Вани? Какие качества отца явились причиной несчастья?

Как можно прокомментировать слова Горкина: "У-у, злая сила!"

Какими цветовыми образами выражен в этой главе мотив жизни и смерти?

2) Напишите сочинение - рассуждение "Проблема сохранения культурного и духовного наследия". (Надо ли помнить о том, каким был язык наших предков, их вера и образ их жизни?) Объем сочинения - не менее 150 слов.

Список литературы.

1. Даль В. И. .Толковый словарь. Государственное издательство иностранных и национальных словарей. М., 1955.

2. Ильин И. А. Одинокий художник: Статьи. Речи. Лекции. М., 1992.

3. Карпов И. П. Шмелев в школе. М., Дрофа, 2007.43. Смирнова М. И. Шмелев: Время и судьба // Согласие. 1991, №1.

4. Черников А. П. Проза И. С.Шмелева: Концепция мира и человека. Калуга, 1995.

5. Шмелев И. С. Избранное. М., Правда, 1989.

Нужно скачать поурочный план по теме » Урок русского языка по главе “Егорьев день” из романа И. С. Шмелева “Лето Господне” ?

Егорьев день

Редко это бывает, что прилетают на Пасху ласточки. А в этом году Пасха случилась поздняя, захватила Егорьев День, и, накануне его, во вторник, к нам прилетели ласточки. К нам-то во двор не прилетели, негде им прилепиться, нет у нас высоты, а только слыхал Антипушка на зорьке верезг. Говорят, не обманет ласточка, знает Егорьев День. И правда: пришел от обедни Горкин и говорит: у Казанской на колокольне водятся, по-шла работа. А скворцы вот не прилетели почему-то, пустые торчат скворешни. А кругом по дворам шумят и шумят скворцы. Горкину неприятно, обидели нас скворцы, - с чего бы это? Всегда он с опаской дожидался, как прилетать скворцам, загодя говорил ребятам чистить скворешницы: будут у нас скворцы - все будет хорошо. «А как не прилетят?..» - спросишь его, бывало, а он молчит. Антипушка воздыхает - скворцов-то нет: говорит все - «вот и пустота». Отец, за делами, о пустяках не думает, и то удивился - справился: что-то нонче скворцов не слышно? Да вот, не прилетели. И запустели скворешницы. Не помнил Горкин: давно так не пустовали, на три скворешни все хоть в одной да торчат, а тут - как вымело. Я ему говорю: «а ты купи скворцов и посади в домики, они и будут». - «Нет, говорит, насильно не годится, сами должны водиться, а так делу не поможешь». Какому делу? Да вот, скворцам. После уж я узнал, почему к нам скворцы не прилетели: чуяли пустоту. Поверье это. А, может, и правду чуяли. Собаки чуют. Наш Бушуй еще с Пасхи стал подвывать, только ему развыться не давали: то-лько начнет, а его из ведра водой, - «да замолчи ты!..». А скоро и ведра перестал бояться, все ночи подвывал.

Под Егорьев День к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих портах, в кафтане внакидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите ли коровку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра пообещала молочной яишницей накормить, только за коровкой бы приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом, я видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего-то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще спекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтобы с телком была.

Накануне Егорьева Дня Горкин наказывал мне не проспать, как на травку коров погонят, - «покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.

И вот, в самый Егорьев День, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую пеперед домом и заиграл. У него четверо пастухов-подручных, они и коров гоняют, а он только играет для почину, в Егорьев День. И все по улице выходят смотреть-послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так и объявил. Это уж после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так - впоследок. «Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уж после, как случилась история…

И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богат стал, и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.

В то памятное утро смотрел и я в открытое окно залы, прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.

Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота Пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушкн свою шляпу, покрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками длинный рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселое… и мне стало раздольно-весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял-играл. Он играл в небо за вашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня, и пастух переводил дыханье, слышались голоса на улице:

Вот это ма-стер!.. вот доказал-то себя Пахомыч!.. ма-стер… И откуда в нем духу столько!..

Мне казалось, что пастух тоже это слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут-то и случилась история.

С Пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливое-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.

А теперь, хозяин, дай поиграю я… - сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки, поприучаются.

Ну, поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твоей песни.

Проходили коровы, все гуще, гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своим делом, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой - и начал…

Рожок его был негромкий, мягкий. Играл он жалобно, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакаться сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой, пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое… - этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошка Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, а упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…

Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:

И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!

И разбил свой рожок об мостовую.

Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир - угощать певуна водочкой и чайком.

Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.

После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:

…Пастух выйдет на лужок.
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет -
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зелену луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята,
Гонят стары старики,
Мироеды-мужики
Гонят старые старушки,
Мироедовы женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у них и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..

Ну, все-то, все-то гонят… - я Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и от Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от стартины еще повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев День, и теперь еще… - будет в до кончины века. Горкин мне сказывал:

Москва этот день особь празднует: Святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.

Как на Москве писан?..

А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам Святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы во всю Росею пошел, вот откуда Егорьев День. Ему по всем селам-деревням празднуют. Только вот господа обижаться стали… на коровок.

Почему обижаться, на коровок?..

Таки капризные. Бумагу подавали самому генерал-губернатору князю Долгорукову… воспретить гонять по Москве коров. В «Ведомостях» читали, скорняк читал. Как это, говорят, можно… Москва - и такое безобразие! чего про нас англичаны скажут! Коровы у них, скажут, по Кузнецкому Мосту разгуливают и плюхают. И забодать, вишь, могут. Ну, чтобы воспретил. А наш князь Долгоруков самый русский, любит старину а написал на их бумаге: «по Кузнецкому у меня и не такая скотина шляется», - и не воспретил. И все хвалили, что за коровок вступился.

Скоро опять зашел к нам во двор тот молодой пастух - насчет коровки поговорить. Горкин чаем его поил в мастерской, мы и поговорили по душам. Оказалось, - сирота он, тверской, с мальчишек все в пастухах. Горкин не знал его песенку, он нам слова и насказал. Играть не играл, не ко времени было, он только утром играл коровкам, а голосом напел, и еще приходил попеть. Ему наша Маша нравилась, потом узналось. Он и захаживал. И она прибегала слушать. С Денисом у ней наладилось, а свадьбу отложили, когда с отцом случилось, в самую Радуницу. И Горкин не знал, чего это Ваня все заходит к нам посидеть, - думал, что для духовной беседы он. А он тихий такой, как дите, только высокий и силач, - совсем как Федя-бараночник, душевный, кроткий совсем, и ему Горкин от Писания говорил, про святых мучеников. Вот он и напел нам песенку, я ее и запомнил. Откуда она? - я и в книжках потом не видел. Маленькая она совсем, а на рожке играть - длинная:

Эх, и гнулое ты деревцо-круши-нушка-а-а…
Куды клонишься - так и сло-мишься-а-а…
Эх, и жись моя ты - горькая кручи-нушка-а-а…
Где поклонишься - там и сло-мишься-а-а…

И мало слов, а так-то жалостливо поется.

С того дня каждое утро слышу я тоскливую и веселую песенку рожка. Впросонках слышу, и радостно мае во сне. И реполов мой распелся, которого я купил на «Вербе»; правильный оказался, не самочка-обманка. Не с этих ли песен на рожке стал я заучивать песенки-стишкн из маленьких книжечек Ступина, и другие, какие любил насвистывать-напевать отец? Помню, очень мне нравились стишки- «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет», и еще - «Румяной зарею покрылся восток». И вот, этой весной навязалась мне на язык короткая песенка, - все, бывало, отец насвистывал:

Ходит петух с курочкой,
А с гусыней гусь,
Свинка с поросятками,
А я все томлюсь.

Навязалась и навязалась, не может отвязаться. Я с ней и засьпал, и вставал, и во сне она слышалась, впросонках, будто этой мой реполов. Горкин даже смеялся: «ну, потомись маленько… все уж весной томятся». И это правда. И томятся, и бесятся. Стали у нас лошади беситься, позвали коновала, он им уши надрезал, крови дурной повыпустил. И Кривой даже выпустил, хоть и старенькая она: надо, говорит. Стали жуки к вечеру носиться, «майские» - называются. Гришка одного картузом подшиб, самого первого жука, поглядел, плюнул и раздавил сапогом, - «ишь, говорит, сволота какая, а тоже занимается». Ну глупый. Навозные мухи так тучами и ходят, все от них стенки синие. И, может быть, тоже от весны, отец стал такой веселый, все бегает, по лестницам через три ступеньки. Никогда не бывал такой веселый, так и машет чесучовый его пиджак. Подхватит меня, потискает, подкинет под потолок, обольет флердоранжем, нащиплет щечки и даст гривенничек на гостинцы, так, ни с чего. И все-то песенки, песенки, все свистит. А постом грустный все был и тяжелые сны видал.

А тут повалили нам подряды, никогда столько не было. В самый Егорьев День, на Пасхе, пришло письмо - мост большой строить заказали под Коломной. И еще, - очень отец был рад, - главный какой-то комитет поручил ему парадные «места» ставить на Страстной площади, где памятник Пушкина будут открывать. И в «Ведомостях» напечатали, что будет большое торжество на Троицу, 8 числа июня, будут открывать Пушкина, памятник там поставлен. Все мы очень обрадовались - такая честь! Отец комитету написал, что для такого великого дела барыша не возьмет, а еще и своих приложит, - такая честь! И нам почетную ложу обещали - Пушкина открывать. А у нас уже знали Пушкина, сестрицы романцы его пели - про «черную шаль» и еще про что-то. И я его знал немножко, вычитывал «Птичку Божию». Пропел Горкину, и он похвалил, - «ничего, говорит, отчетливо».

Пасха поздняя, пора бы и стройку начинать, летний народ придет наниматься, как уж обыкли, на Фоминой, после Радуницы. Кой-чего с зимниками начали работать. С зари до зари отец по работам ездит. Бывало, на Кавказке, верхом, туда-сюда, ветром прямо носится, а на шарабане не поскачешь. А тут, как на грех, Кавказка набила спину, три недели не подживет. А Стальную седлать - и душа-то к ней не лежит, злая она, «Кыргыз», да и пуглива, заносится, в городе с ней опасно. Все-таки отец думает на ней пока поездить, велел кузнеца позвать, перековал помягче: попробует на днях за город, дачу снимать поедет для нас под Воронцовым.

На Фоминой много наймут народу, отказа никому не будет. Василь-Василич с радости закрутил, но к Фоминой оправится. И Горкин ничего, милостиво к нему: «пусть свое отгуляет, летом будет ему жара».

Вечером Егорьева Дня мы сидим в мастерской, и скорняк сказывает вам про Егория-Победоносца, Скорняк большой книгочий, все у него святые книги, в каких-то «Проломных Воротах» покупает, по знакомству. Сегодня принес Горкину в подарок лист-картинку, старинную, дали ему в придачу за работу староверы. Цены, говорит, нет картинке, ежели на любителя. Из особого уважения подарил, - за приятные часы досуга у старинного друга. Горкин сперва обрадовался, поцеловался даже с скорником. А потом стал что-то приглядываться к картинке…

Стали мы все разглядывать и видим: написан иа листе, на белом конь, как по строгому канону пишется, Егорий - колет Змия копием в брюхо чешуйное. Горкин потыкал пальцем в Егорьеву главку и говорит строго-раздумчиво:

А почему же сияния святости округ главки нет? Не святая картинка это, а со-блаз!.. Староверы так не пишут, со-блаз это. Го-споди, что творят!..

И поглядел строго на скорняка. Скорняк бородку подергал - покаялся:

Прости, Михайла Панкратыч, наклепал я на староверов, хотел приятней тебе по сердцу… знаю, уважаешь, - по старой вере кто… Это мне книжник подсунул, - редкость, говорит. А что сияния-святости нету - невдомек, мне, очень мне понравилось, - тебе, думаю, отнесу на Егорьев День!..

Стали мы читать под картинкой старые слова, церковною печатью; Горкин и очки надел, и строгой стал. Я ему внятно прочитал, вытягивал слова вразумительно, а он не верит, бородкой трясет. И скорняк прочитал, а он опять не верит: «не может, говорит, быть такого… не разрешат законно, потому это надругательство над Святым!» - и заплевался. А я шепотком себе еще разок прочитал:

Млад Егорий во бою,
На серу сидя коню,
Колет Змия в…пию.

Понял, - нехорошо написано про Святого. Горкин стал скорняка бранить, никогда с ним такого не было.

Это, говорит, стракулисты тебе подсунули! они над Богом смеются и бонбы кидают… Пушкина вон взорвать грозятся, сказывал Василь-Василич, смуту чтобы в народе делать! А ты - легковер… а еще книгочий!.. Он это те подсунул, на соблаз. Святого Воина Егория празднуете… - так вот тебе!

Взял да и разорвал картинку. И стало нам тут страшно. Посидели-помолчали, и будто нам что грозится, внутри так чуется. Сожгли картинку на тагане. Горкин руки помыл, дал мне святой водицы и сам отпил. А скорняк повоздыхал сокрушенно и стал из книжки про Егория нам читать.

…Завелся в пещерах под Злато-Градом страшенный Змий, всех прохожих-проезжих живьем пожирал, и не было на него управы. И послал к ихнему царю послов, мурины видом… дабы отдал сейчас за него. Змия, дочь-царевну, а то, пишет, всех попалю пламем-огием пронзительным, пожалю жалом язвительным. И стал Злато-Град в великом страхе вопить и молебны о заступлении петь-служить. И вот, вострубили литавры-трубы, и подъезжает к тому Злато-Граду светел вьюнош в златых доспехах, на белом коне, и серебряно копие в деснице. И возвещает светлый вьюнош царю, что грядет избавление скорби и печали, и…

И вдруг, слышим… - тонкий щемящий вой. Скорняк перестал читать про Егория, - «что это?..» - спросил шепотком. Слушаем - опять воет. Горкин и говорит, тоже шепотком: «никак опять наш Бушуй?…» Послушали. Бушуй, оттуда, от конуры, от каретника. Будто уж это не первый раз: вчера, как стемнело, повизгивал, а нонче уж подвывает. Никогда не было, чтобы выл. Бывает, собаки на месяц воют, а Бушуй и на месяц не завывал. А нонче Пасха, месяца не бывает. Стал я спрашивать, почему это Бушуй воет, к чему бы это?.. - а они ни слова. Так вечер и расстроился. Хотели расходиться, а тут отец приехал, и слышим - приказывает Гришке - «дай Бушуйке воды, пить, что ль, просит?» А Гришка отвечает: «да полна шайка, это он заскучал с чегой-то».

И так это нас расстроило: и картинка эта, подсунута невесть кем, и этот щемящий вой. Скорняк простился, пошел… и говорит шепотком: «опять, никак?..» Прислушались мы: «нехорошо как воет… нехорошо».

Страшно было идти темными сенями. Горкин уж проводил меня.

Леснова Юлия

Одним из писателей, связывающих прошлое и настоящее, является Иван Сергеевич Шмелев, прозаик, мастерски владеющий богатством народной речи, продолжающий традиции Н.С. Лескова.

Особое место в творчестве писателя занимает роман "Лето Господне" (1927-1948). Материалом данного исследования послужил рассказ "Егорьев день", который входит во вторую часть романа "Праздники- Радости". Это произведение не только по-новому освещает тему детства, но и открывает новые для этого жанра повествовательные формы.

Очень сложно определить жанр произведения. "Лето Господне" - это и роман, и повествование в рассказах, и сказ, и сборник необычных крвсочных рассказов о праздниках через восприятие мальчика Вани. Рядом с ним его наставник Горкин, его родные, простые люди - жители Замоскворечья. Чтение таких произведений помогает понять прошлое нашей страны, изучить историю.

На Руси Егорьев День считался вторым по значимости после главного христианского праздника - Пасхи. К сожалению, этот праздник сейчас широко не отмечают, разве что в некоторых селах. Поэтому целью данной работы стало исследование традиции празднования Егорьева Дня на материала одноименной главы романа И.С. Шмелева "Лето Господне", а также описание лексики рассказа "Егорьев день"..

Сейчас перед нашей страной стоит проблема сохранения культурного и духовного наследия предков. Историческая память - одно из условий выживания нации. Образцы русского разговорного языка, понимание жизни русским народом, отношение к вере, к дому, к родной земле - все эти составлющие запечатлены в романе И.С. Шмелева, в изучении которого поможет данная презентация.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com

Подписи к слайдам:

Шмелев теперь - последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка. Шмелев изо всех русских самый распрерусский, да еще и коренной, прирожденный москвич, с московским говором, с московской независимостью и свободой духа. А.И. Куприн Языковой вкус эпохи по рассказу И.С. Шмелева «Егорьев день».

И. С. Шмелёв-автор романа «Лето Господне». И.С. Шмелев (1873 - 1950) родился в Замоскворечье в семье купца-подрядчика Сергея Ивановича Шмелева. Жизнь семьи, жизнь купеческого и рабочего Замоскворечья, общая атмосфера в стране - все это влияло на формирование художественного мира писателя. Началась Первая мировая война, в 1915 году сын Шмелева Сергей был призван в армию и отправлен на фронт. Во время гражданской войны он воюет в Добровольческой армии Деникина. Позднее, в 1921 году, Сергей был расстрелян большевиками. Об этом Шмелев напишет очерк «Солнце мертвых». В 1922 году Иван Сергеевич Шмелев выезжает с женой в Берлин, а затем в Париж. Живое участие в устройстве их жизни и литературных связей принимает И.А. Бунин. Уже в эмиграции И.С. Шмелев воссоздал образ Москвы конца XIX- начала XX вв. В своем романе "Лето Господне".

Шмелев – москвич как по месту рождения, так и по духу. Философ, исследователь творчества И.С. Шмелева, И.А. Ильин объяснял «национальную почвенность» писателя его прочной духовной связью с родным городом. О том же говорит Б.К. Зайцев: «Писатель, подземно навсегда связанный с Россией, в частности, Москвой, а в Москве особенно – с Замоскворечьем. Он замоскворецким человеком остался в Париже...»

Жанровые особенности произведения Роман «Лето Господне» пронизан любовью к отцу, к людям, окружавшим писателя в детстве. Художественное повествование идет от лица семилетнего мальчика. По жанру "Лето Господне" - это повествование в рассказах, хотя чаще его называют романом. Рассказы о праздниках через восприятие ребенка необычно красочны и зримы. Рядом с мальчиком Ваней его наставник Горкин, родные, простые люди - жители Замоскворечья. Книге Шмелёва давали самые разные жанровые определения: роман-сказка, роман-миф, роман-легенда, с эпос и другие. Тем самым подчёркивалась сила преображения действительности в произведении, жанрового определения которого сам писатель не дал. Жанровые особенности романа.

В произведении есть и черты сказа как литературного жанра. Сказ - вид литературно - художественного повествования, подражающий фольклорным стилям специфической интонацией и стилизацией речи для воспроизведения речи сказителя устных народных жанров или живой простонародной речи. Характерная особенность сказа - наличие рассказчика, не совпадающего с автором, стилистика речи которого не совпадает с современной литературной нормой.

«Лето Господне» состоит из 3 частей: "Праздники", "Праздники - Радости" , "Скорби". Глава "Егорьев день" входит во вторую часть "Праздники - Радости". Эта глава также входит в различные сборники рассказов Шмелева как отдельное произведение рассказ. «Егорьев день» - это христианский праздник, который вместе с Пасхой и Вербным Воскресеньем приносит с собой весна. Глава начинается со следующих строк: « Редко это бывает, что прилетают на Пасху ласточки. А в этом году Пасха случилась поздняя, захватила Егорьев День, и, накануне его, во вторник, к нам прилетели ласточки. К нам-то во двор не прилетели, негде им прилепиться, нет у нас высоты, а только слыхал Антипушка на зорьке верезг. Говорят, не обманет ласточка, знает Егорьев День. И правда: пришел от обедни Горкин и говорит: у Казанской на колокольне водятся, по-шла работа».

Традиционным было то, что на Егория коров выгоняли в поле вербой, срезанной в вербное воскресенье. В поле выносили стол, на стол ставили икону, затем служили молебен. Выгоняя скотину в поле вербой, приговаривали: "Христос с тобой! Егорий храбрый, прими мою животину на все полное лето и спаси ее!". Это праздник пастухов. Их одаривали, кормили в поле мирской яичницей. В день выгона скота пекли обрядовое печенье в виде "коровок", "лошадок", "барашков" и прочих животных. Крестьяне верили, что Егорий сам, неведомо от людей, выезжает в поле на белом коне и пасет скот, охраняет его. Георгий Победоносец считался покровителем домашнего скота, и к нему обращались с просьбами защитить и уберечь коров, лошадей, овец.

И.С. Шмелев в главе «Егорьев день» создает простую и неподражаемо поэтическую картину русского быта, по-своему описывает, как встречали Егорьев день в Замоскворечье. Молодой пастух - главный герой в этом рассказе. Он "в белой вышитой рубахе, в синих портах, в кафтане внакидку и в поярковой шляпе с петушьим крылышком". Он пришел сказать, что завтра "погонят коровку в стадо". Марьюшка, работнца, дала ему пару яиц, а назавтра обещала яичницей накормить. В Замоскворечье пекли накануне праздника кресты и кормили печеным крестом коровку - "так уж от старины ведется, чтобы с телком была". В главе повествуется о том, как старый пастух уступает свое первенство молодому пастуху Ване. На зорьке в Егорьев день играл сначала на рожке старый пастух, хозяин.

Играл он в последний раз, так как уже решил отойти от дел. После него заиграл Ваня: "Рожок его был негромкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное так, что щемило сердце: вдруг перешел на лихую-плясовую: Гришка, стоявший на мостовой с метелкой, пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать: смотревшая из окошка Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило". С удивительной трогательностью Шмелёв изображает процесс засолки огурцов, квашения капусты, заготовки яблок на зиму и колки льда на лето, приготовления к праздникам. Радость в «Лете Господнем» невозможна без труда, человека оценивают зачастую по мастерству. Отец Вани - без остатка отдающийся работе; Горкин - прекрасный плотник, знаток Священного Писания, увлечённый голубятнями.

Труд как неотъемлемая часть жизни доставляет радость всем героям произведения и является как для них, так и для автора высшей ценностью. Существовали интересные приметы накануне Егорьева дня: « Под Егорьев День к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих портах, в кафтане внакидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то « зубцовский », дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите ли коровку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра пообещала молочной яишницей накормить, только за коровкой бы приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом, я видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего-то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще спекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтобы с телком была».

Именно лексика произведения помогает создать неповторимый мир московского Замоскворечья. Богатство речевых средств, передающих разнообразные чувственные ощущения, взаимодействует с богатством бытовых деталей, воссоздающих образ старой Москвы. Развернутые описания рынка, обедов и московских застолий с подробнейшим перечислением блюд показывают не только изобилие, но и красоту уклада русской жизни: «Глядим – и не можем наглядеться – такая-то красота румяная! ... И всякие колбасы, и сыры разные, и паюсная, и зернистая икра…» Восхищаясь изобразительным мастерством Шмелева, И.А. Ильин писал: «Великий мастер слова и образа, Шмелев создает здесь в величайшей простоте утонченную и незабвенную ткань русского быта; этим словам и образам не успеваешь дивиться, иногда в душе тихо вплеснешь руками, когда выброситься уж очень точное, очень насыщенное словечко: вот « таратанье » «веселой мартовской капели»: вот в солнечном луче «суетятся золотинки »; топоры « хряпкают »; арбузы «с подтреском »; «черная каша галок в небе». Особенности лексики

Главное слово в заглавии “ Лето”символизирует круг - идеал бесконечности духовной жизни человека. Круг - воплощение совершенной формы, он олицетворяет символ неба, солнечного ока, начала и конца человеческого существования, бесконечной смены поколений. В композиции «Лета Господня» отражён годовой цикл календарных праздников и обрядов. В произведении мы находим средства выразительности, которые помогают окунуться в эпоху конца XIX века: Разговорная лексика: «Отец, за делами, о пустяках не думает, и то удивился - справился: что-то нонче скворцов не слышно?» «Почему к нам скворцы не прилетели: чуяли пустоту. Поверье это. А, может, и правду чуяли. Собаки чуют». «Он только играет для почину, в Егорьев День». «почему так - впоследок. "Да так... - говорит, - будя, наигрался..."«стали подбираться помаленьку» «свяченой вербой».

Кроме разговорной лексики, в рассказе "Егорьев день" встречаются слова с яркой разговорной стилистической окраской (просторечная лексика) : с нарушением произносительной нормы литературного языка. Например, в диалоге скорняка и Горкина: пондравилось (понравилось), строгой стал (строгий), стракулисты (нигилисты), бонбы (бомбы), к ихнему царю (к их царю), вьюнош (юноша), малыи робяты, с чегой -то и другие. Просторечная лексика выполняет в основном характеризующую и оценочную функции. Через просторечные слова выражены чувства и переживания жителей Замоскворечья, слушающих игру старого и молодого пастухов. Кроме того, использование разговорной лексики играет важную роль в создании целой галереи образов работников, крестьян.

В произведении встречаются эпитеты: радостно - голубой, бледно-огнистый, розовато-пшеничный, пышно-тугой, прохладно-душистый; Метонимия: закуски сочно блестят, крупно желтеет ромашка, пахнет священно кипарисом, льдисто края сияют; Синонимы и антонимы: скрип-хруст, негаданность-нежданность, льется-шипит, режется-скрежещет, свежие-белые; Олицетворения: доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакаться сил не стало; Инверсия: колет Змия копием в брюхо чешуйное;

Также необычно представлен юмор в рассказе. Можно выделить целый анекдот как жанр: «…сам Святой Егорий... наш, стало быть, московский. С Москвы во всю Росею пошел, вот откуда Егорьев День. Ему по всем селам-деревням празднуют. Только вот господа обижаться стали... на коровок. - Почему обижаться, на коровок?.. - Таки капризные. Бумагу подавали самому генерал-губернатору князю Долгорукову... воспретить гонять по Москве коров. В "Ведомостях" читали, скорняк читал. Как это, говорят, можно... Москва - и такое безобразие! чего про нас англичаны скажут! Коровы у них, скажут, по Кузнецкому Мосту разгуливают и плюхают. И забодать, вишь, могут. Ну, чтобы воспретил. А наш князь Долгоруков самый русский, любит старину, а написал на их бумаге: "по Кузнецкому у меня и не такая скотина шляется", - и не воспретил. И все хвалили, что за коровок вступился».

Велика роль народных песен в главе "Егорьев день" Мотив русской песни - сквозной мотив в романе "Лето Господне". В песнях народ выражал отношение к миру, свои чувства и переживания. Одну из песен пересказал мальчику Горкин. Вот она: Пастух выйдет на лужок. Заиграет во рожок. Хорошо пастух играет - Выговаривает: Выгоняйте вы скотинку На зелену луговинку! Г о нят девки, г о нят бабы, Г о нят малые ребята,

Гонят ст а р ы ст а р ики, Ми р оеды-мужики Гонят старые ст а р ушки, Мироедовы женушки, Гонит Филя, гонит Пим, Гонит дяденька Яфим, Гонит бабка, гонит дед, А у них и кошки нет, Ни к о пыта, ни р о га, На дв о их о дна н о га!..

Это веселая обрядовая песенка. В ней отразились следующие лексические особенности народной песни: - нарушение произносительных норм, - наличие множества лексических повторов, - анафоры, - языковая шутка, - наличие имен существительных с уменьшительно-ласкательными суффиксами, множество аллитераций, создающих звуковой образ праздника, - ассонанс

Устаревшая лексика используется в главе "Егорьев день" для создания образов персонажей и для характеристики их быта, например: - Лапти - плетеная обувь из лыка или мочалы. - Порты - штаны из грубого холста, крестьянская одежда. - Кафтан - верхнее мужское пальто обычно из сукна. - Поярковая шляпа - сделанная из шерсти овцы. - Подручный - пособник, помощник.

В главе «Егорьев День», как и во всем романе "Лето Господне", достоверно, с большой теплотой Иван Сергеевич Шмелев запечатлел народный быт и национальный характер. Герои рассказа - простые русские люди, чьи поступки и отношение к жизни говорят о духовности и глубине их чувств. Персонажи рассказа - люди поэтичные, одаренные, мудрые. Для них чрезвычайно важны родственные отношения. Их отличает чувство любви к родному дому, к Москве. Все эти особенности создания образов отражены в лексике произведения, которая отражает неповторимый языковой вкус целой эпохи рубежа веков. Заключение

Шмелёв страстно мечтал вернуться в Россию, хотя бы посмертно. Это произошло 30 мая 2000 года, когда прах Ивана Сергеевича и Ольги Александровны Шмелёвых по инициативе русской общественности и при содействии Правительства России был перенесён из Франции в некрополь Донского монастыря в Москве.

Спасибо за внимание!